Античный трагифарс

В рамках международного театрального фестиваля «Афины—Эпидавр» состоялась премьера «Ифигении в Авлиде» Еврипида в постановке Тимофея Кулябина. О новом прочтении великого афинского трагика рассказывает Андрей Плахов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Поначалу спектакль настраивает на грубовато-гротескную трактовку трагедии. Агамемнон (Никос Псаррас) — тщеславный самодур, рвущийся двинуть войска на Трою. Менелай (Николас Папаианнис) — интриган и прохиндей, манипулируюший своим братом. Самый смехотворный из плеяды греческих героев — Ахилл (Танос Токакис): он строит из себя гламурного супермена и бряцает оружием, но реальные подвиги этого ничтожества сводятся к истреблению атакующих его комаров.

С появлением женщин рисунок спектакля становится более тонким. Клитемнестра (Мария Нафплиоту) — типичная жена старой формации, лавирующая в мутных водах патриархата с помощью хитрости, лести и умения, когда надо, показать зубки. Ифигения (отличная Анти Эфстратиаду) кажется лицом и голосом нового поколения, способного на сопротивление и протест. Пока она, сломленная, словно зомбированная, не начинает произносить верноподданнические речи: «Отец мой, делай, как желаешь, я жертвую свое тело и все остальное Греции». И даже такой перл: «Один живой мужчина стоит десятков тысяч женщин».

Согласно первоисточнику (Еврипиду), персонажей ставит в ситуацию трагического выбора своенравная богиня Артемида: это она насылает встречный ветер, не дает греческим войскам отплыть на покорение Трои, требует, чтобы Агамемнон принес ей в жертву любимую дочь Ифигению. В сценической версии пьесы и в спектакле Артемида упоминается, но на правах кодового названия эллинской спецслужбы. И если мифологическая Артемида могла в последний момент пожалеть отданную на заклание девушку и спасти ее, перенеся по воздуху из Авлиды в Тавриду, такого гуманизма от одноименной спецслужбы ждать не приходится. Не полагаясь на слабовольного Агамемнона и на покорность Ифигении, она готовит теракт, который так легко приписать актуальным врагам, троянцам. Раз похищение Елены Парисом кажется кому-то недостаточным поводом для развязывания войны, теперь изобретена гораздо более весомая причина — убийство невинной дочери царя, девушки-патриотки, святого национального символа.

Секрет удачи в Эпидавре, на сцене одного из древнейших амфитеатров мира, вмещающего 15 тыс. зрителей, дается не каждому постановщику.

Не всякий авангардный спектакль впишется в аутентичный пейзаж, помнящий, как парой тысячелетий раньше на этой же сцене ставили того же Еврипида и Софокла.

Авторы новой версии «Ифигении» нашли способ соединить современную сценографию и технологию с этой уникальной площадкой, где клубится настоящая пыль и тени героев вырастают в исполинский рост в лучах прорезающих южную ночь прожекторов.

Миф и время несовместимы. Чувство непрерывности времени отсутствует в античной трагедии: действие движется другой, нереалистической драматургией. В то же время именно в ней мифологический ритуал (принесение жертвы) уступает место зачаткам индивидуальной рефлексии. Трагедия обретает классический вид: личность оказывается между двух огней — волей богов и свободным выбором, роком и судьбой, мифом и историей. Только дважды в летописи культуры трагедия заявляла о себе как полноценный высокий жанр — в античности и в европейское Новое время. ХХ век, рекордный по числу «жертвоприношений», трагедий практически не породил, а классический жанр мутировал в трагифарс.

Одно из редких исключений — «Гибель богов» Лукино Висконти; в сцене фейковой свадьбы Ифигении и Ахилла слышно эхо знаменитого финала висконтиевского фильма, а стало быть, вдохновивших его античных мифов и елизаветинских трагедий. Но в целом спектакль Кулябина обращен не к прошлым векам, а к нынешнему.

Принципиально меняются в массовых трагедиях новейшего времени роли героя и хора — героический ореол давно спал с облика правителей мира. Хор же (народ) представляет собой отряд, готовый поддержать лидеров воинственными жестами и выкриками. Мир снова в плену мифов, принявших форму теорий заговора. И если в античную эпоху верили оракулам-прорицателям, нынче властители дум поселились на телевидении, которое в финале восславляет подвиг Ифигении, превратившей жертвоприношение в самопожертвование.