Вчера президент России встретился с президентом Ирана, выслушал его предложения о проведении конференции министров энергетики стран--участниц Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в Тегеране и выступил со своими — о начале переговоров по предложениям международной "шестерки" в связи с иранским ядерным досье. Во второй половине вчерашнего дня Владимир Путин признался, что господин Ахмади-Нежад не только согласился с этими предложениями, но и пообещал в ближайшее время назвать дату, когда, по его мнению, эти переговоры могут начаться. Специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ оторопел от этой победы российской дипломатии.
На переговорах лидеров стран--участниц ШОС в расширенном составе приняли участие все наблюдатели, приехавшие на саммит: и глава Монголии, и президент Афганистана, и президент Пакистана, и министр нефти и газа Индии, и, наконец, президент Ирана господин Ахмади-Нежад. Внимание к иранскому президенту было, без преувеличения, сверхъестественным. Он интересовал журналистов, пожалуй, больше, чем все лидеры стран ШОС, вместе взятые. От него ждали мировых новостей. От него ждали речи, после которой могло, например, стать ясно: быть войне.
Иранский президент, после того как выступили действительные члены ШОС, начал свою речь с короткой емкой молитвы во славу Аллаха милостивого, "и да ускорит он приход пророка Махди" (это заявление само по себе было многообещающим). После этой молитвы я ожидал чего угодно. Помолясь, президент Ирана мог с легким сердцем рассказать все, что думает — о себе, о присутствующих и об отсутствующих тоже (заметнее всех на этой встрече отсутствовал президент США Джордж Буш). Было бы даже странно, если бы он не сделал этого. Было просто грех не использовать такую полезную трибуну, где его, затаив дыхание, слушало такое количество людей.
И он не сделал этого. Иранский президент говорил о том, как велика территория, населяемая народами, чьи страны входят в ШОС (в том числе, очевидно, и в качестве наблюдателей), и какими общими надеждами они объединены. Я думал: ага, вот оно, сейчас мы услышим про надежду освободить мир от однополярности, от американской гегемонии, от монопольного права на истину...
Ничего подобного: оказывается, половина населения Земли, входящая в ШОС, живет надеждами на освоение природных ресурсов, сосредоточенных в недрах стран--участниц ШОС и стран, наблюдающих за ними.
А Иран выступает за "международный мир, международную безопасность, основанную на справедливости, уважении к людям и борьбе против несправедливости". Ну наконец-то, готовился я вздохнуть с облегчением, перешли к мировой несправедливости. Отсюда, кажется, рукой подать до США.
Вместо этого иранский президент начинал говорить о том, что "необходимо разработать и реализовать конкретные экономические проекты в области транспорта, создания зон совместных инвестиций...". Потом он перешел к инициативам в образовательной сфере. В какой-то момент у меня появилось ощущение, что он издевается над присутствующими.
Кроме того, мне казалось, его как будто укололи чем-то успокоительным: слишком уж другим, принципиально другим представлялся этот человек.
Он тем временем предложил "резко активизировать энергодиалог в регионе и предпринять конкретные совместные меры в энергетической сфере, в том числе в разведке, добыче и транспортировке природных ресурсов и их совместной эксплуатации".
— И для этого Иран готов организовать и провести в Иране,— по-моему, с торжеством в голосе произнес он,— конференцию министров экономики стран--участниц ШОС и наблюдателей.
Господин Ахмади-Нежад не спеша оглядел коллег. По-моему, он хотел насладиться произведенным эффектом. Он очень, если не ошибаюсь, нравился себе. Он понимал, конечно, что от него ждали только не этого. И вот таким — спокойным, рассудительным, доброжелательным — он и нравился себе уж точно не меньше, чем отчаянным бунтарем против одной позволившей себе немного лишнего страны.
— Я предлагаю скоординировать политику ШОС (Иран еще пока не стал даже членом этой организации, а этот мужественный человек уже предлагал для начала чуток скоординировать ее деятельность.— А. К.) для борьбы с терроризмом,— говорил Ахмади-Нежад.
Истинным, а не мнимым, имел он в виду, и это, похоже, была единственная двусмысленность, которую он себе позволил. Впрочем, и ее можно было истолковать по-разному.
— Иран с учетом своего геополитического положения в регионе готов развивать сотрудничество для установления мира, безопасности и надеется, что вместе со всеми станет свидетелем успеха ШОС в этом деле,— добавил иранский президент.
Было уже совершенно понятно, что для этого ШОС осталось только принять в свои ряды Иран (и тут уже даже не до Индии с Монголией).
На фоне иранского президента настоящим ястребом выглядел президент Узбекистана Ислам Каримов, который призывал коллег "защититься от внешних сил, которые пытаются перекроить сложившийся баланс сил в нашем регионе".
Разумеется, перед началом саммита его организаторы провели необходимую работу с господином Ахмади-Нежадом. Конечно, его просили быть осторожным в формулировках. Очевидно, эти просьбы мотивировались тем, что у стран--участниц ШОС есть, в конце концов, своя геополитическая стратегия, и посторонним (точнее, наблюдателям), которых пригласили на этот праздник многополюсного миропорядка как людей адекватных и вменяемых, не следует ломать хитроумную многоходовую игру со многими неизвестными непредсказуемым революционным энтузиазмом. И все-таки кротость иранского президента вызывала изумление. Пока как-то вдруг не стало очевидно, что он своим коротким тишайшим выступлением на саммите добился большего, о чем мог бы даже мечтать, если бы вел себя по-другому.
Предложение о конференции министров экономики в Иране и тем более предложение поучаствовать в разработке иранских недр и в транзите энергоресурсов через территорию Ирана было, безусловно, хорошо рассчитанным ходом и должно было обеспокоить американских коллег гораздо больше, чем любая революционная активность иранского президента,— просто потому, что эти предложения были сделаны не им. То есть это был вызов совсем другого качества, чем раньше.
Через час после того как саммит закончился, президент России на 32-м этаже своей гостиницы встретился с президентом Ирана. Махмуд Ахмади-Нежад вошел в переговорную комнату оживленный и бодрый. От этого человека маленького роста с феноменально цепким взглядом исходит, надо признать, сильнейшая энергия (почти атомная. И это не мирный атом). Ты просто чувствуешь, как тебя бьет ею на расстоянии трех метров от него. Он садится в кресло — и ты чувствуешь, что это он, а не ты, и не президент России, и не кто-нибудь другой здесь контролирует это пространство. Когда он молчит, это чувствуешь даже сильнее, чем когда он говорит. Это очень странные ощущения. С ним приходится мириться.
Трудно сказать, собирался ли мириться с этим господин Путин. Возможно, у него были по этому поводу свои соображения.
— Я помню,— сказал он,— какую позицию занял Иран, когда Россия изъявила желание стать наблюдателем в организации "Исламская конференция".
Президент России благодарно смотрел на коллегу. Было очевидно, что Иран в лице своего президента занял тогда конструктивную позицию.
— А теперь у нас есть еще одна площадка, которая дает возможность обсудить внутренние и внешние проблемы,— добавил президент России.
Господин Путин не отрицал, что есть и те и другие.
— Иран для нас давний и, безо всякого преувеличения, исторический партнер...— продолжал Владимир Путин.— Я думаю, нам удастся пройти по повестке двусторонних отношений и обсудить предложения, которые были высказаны шестью странами в связи с ядерным досье Ирана.
Господин Ахмади-Нежад как-то легкомысленно кивнул.
— Россия всегда была надежным партнером Ирана,— поспешил сказать Владимир Путин.— Надеюсь, нет в этом никаких сомнений.
Казалось, он говорит об этом с некоторой тревогой и даже с вопросительной интонацией. Иранский президент так же легкомысленно покрутил головой.
— У нас очень хорошая встреча была в Нью-Йорке,— произнес президент Ирана, когда Владимир Путин дал ему слово.
Действительно, президент России не упомянул, что в последний раз они встречались прошлой осенью в штаб-квартире ООН. Господин Ахмади-Нежад хотел, по-моему, кроме того, лишний раз дать понять, что еще совсем недавно он был желанным и законным гостем на Генеральной ассамблее ООН — и нет причин, по которым он не может им и оставаться.
— Наш взгляд на отношения с Россией,— продолжил иранский президент,— это взгляд на очень крепкие отношения... Что касается основных направлений иранской внешней политики — это взгляд на восток и на соседей.
Надо было, во-первых, иметь мужество в этом признаться и, во-вторых, иметь мужество услышать, что Россия не является ни соседом Ирана, ни страной, расположенной к востоку от него. Там, на востоке, только Китай.
Вообще-то было такое впечатление, что иранский президент разговаривает сейчас как раз с председателем КНР. Только в этом случае его слова были бы совершенно уместны. Но потом господин Ахмади-Нежад все-таки отдал должное и президенту России.
— Во многом,— сказал он,— мы не рассматриваем Россию как соперника. И даже соперничество во многом может пойти на пользу нашим странам.
То есть все-таки рассматривает (во многом) как соперника.
— Мы можем тесно сотрудничать в области газа,— продолжил президент Ирана, словно утешая собеседника.
Между тем он был все более конкретен.
— Особенно с точки зрения совместного определения цены на газ и направления его основных потоков...— Он сделал легкую паузу.— В целях стабильности во всем мире.
Кроме предложения установить монопольную мировую цену на газ господин Ахмади-Нежад выразил готовность вместе с Россией "тесно сотрудничать в Ираке, в Персидском заливе, в Средней Азии и на Кавказе".
Предложения его были так же заманчивы, как и в подавляющей степени бессмысленны. При этом понятно, что предложение об ирано-российском сотрудничестве на Кавказе не могло не заинтересовать президента России.
— Что касается ядерной области, я думаю, вы полностью в курсе,— добавил иранский президент.— Наши позиции ясны и близки. Поддержка друг друга является неотъемлемой политикой наших стран!
Он удовлетворенно откинулся в кресле. Он сказал все, что хотел. Он намерен был предложить президенту России разделить с ним полную ответственность за все, что делал или собирался сделать президент Ирана.
После ответного слова в таких переговорах прессу просят выйти из переговорной комнаты. Но господин Путин решил ответить президенту Ирана в присутствии журналистов.
— Мы, наверное, единственная страна, которая сотрудничает с Ираном в сфере мирного использования атомной энергии и выполняет свои обязательства,— сказал Владимир Путин.
Похоже, предложенная роль устраивала президента России.
— Все страны имеют право реализовать свои планы в области использования высоких технологий,— продолжил он.— Мы с вами обсудили инициативы России вплоть до создания СП (по обогащению урана для иранской АЭС на территории России.— А. К.). Я считаю, мы должны пойти дальше! (Правда, в этом деле они, например, не продвинулись пока ни на шаг.— А. К.). Мы практически сформулировали свои предложения по созданию сети международных ядерных центров. Доступ к технологиям должен быть свободным и не дискриминационным.
Напоследок господин Путин рассказал (прежде всего журналистам), что "российские и иранские компании ведут переговоры об объединении усилий в нефтегазовой сфере" (значит, и слова иранского президента о выработке цены на газ не были такими уж пустыми) и о создании совместных нефтегазовых предприятий.
Без журналистов господа Путин и Ахмади-Нежад разговаривали еще больше часа. На переговорах присутствовали министр иностранных дел Сергей Лавров и помощник президента России Сергей Приходько. Когда Ахмади-Нежад вышел из переговорной. Сергей Лавров вышел за ним и тут же, в коридоре, углубился у изучение каких-то документов. Я спросил, что он думает об энергетической конференции в Иране. Господин Лавров хорошо подумал, прежде чем ответить:
— Мы услышали об этом предложении впервые. Конференция возможна, но вряд ли в Иране. Скорее всего, такая конференция пройдет в какой-нибудь стране-участнице ШОС. Мы сами вообще-то давно выступаем с предложением о создании Энергетического клуба стран ШОС.
— Есть ли протокольные проблемы провести встречи министров экономики стран ШОС в стране-наблюдателе?
— Нет, никаких, — сказал Сергей Лавров. — Страна-наблюдатель имеет право выступать с такими инициативами и принимать такие конференции.
Значит, проблемы не протокольные.
Больше ничего прокомментировать Сергей Лавров не успел. Да и вряд ли он рассказал бы, о чем договорились господа Путин и Ахмади-Нежад. Эту честь президент России никому не перепоручил бы. А президент России сказал, что у него "очень позитивная оценка встречи с президентом Ирана". Господин Путин заявил, что отметил бы три момента:
— Во-первых, иранская сторона положительно отреагировала на предложения "шестерки" по выходу из кризиса; во-вторых, Иран готов приступить к переговорам; и в-третьих, в ближайшее время иранская сторона сформулирует свои предложения по дате начала переговоров.
Это была вполне сенсационная новость. Можно было сразу припомнить, что Владимир Путин однажды уже выходил к журналистам с такого рода информацией: так, в 2000 году по пути на Окинаву он заехал в КНДР и прилетел к коллегам по "восьмерке" с известием, что Ким Чен Ир готов к переговорам о сворачивании своей ядерной программы. А северокорейский лидер через несколько дней заявил, что его не так поняли и что он вообще, скорее всего, пошутил.
Но дело было не в этом. В конце концов, прошли шесть лет, и господин Путин, наверное, лучше понимает, с кем он имеет дело.
И на этот раз, скорее всего, все серьезнее. Только по той причине, что, учитывая, как складывался разговор президентов России и Ирана еще при журналистах, не Владимир Путин вел его. Господин Ахмади-Нежад сказал то, что хотел.
Он хочет этих переговоров. И значит, они состоятся.
Поздним вечером президент России встретился с российскими журналистами у себя в гостиничном номере. На мой вопрос о результатах встречи с Ахмади-Нежадом и о том, что это было: его дипломатическая победа или в самом деле иранский президент сказал только то, что хотел, президент России ответил, что он только передал иранскому президенту то, что услышал от своих партнеров по "шестерке" (то есть дал понять, что чужой славы ему не надо) и что это "реальное движение вперед "шестерки" и даже "семерки", включая Иран".
На вопрос одного из журналистов, не станет ли российско-иранское СП газовым ОПЕКом, президент заявил, что, конечно, не станет:
— Есть предложение создать СП, в которое предлагается объединить некоторые месторождения — и на территории Ирана, и России. Это изначально было предложение иранской стороны. Мы, поразмыслив, решили, что это хорошее предложение. Мы подумаем, что нам предложить Ирану.
— Может, завтра вообще война в Иране будет, — наудачу предположил я. — Какое уж тут СП.
— Может, и будет, — неожиданно согласился Владимир Путин. — Я же уже говорил про бабушку и про дедушку... Чего говорить в сослагательном наклонении. Бессмысленно.
И больше он ни в каком наклонении говорить на эту тему не стал.