Президент России Владимир Путин принял вчера участие в заседании Совета безопасности России, на которое пригласили почти весь кабинет. Специального корреспондента Ъ АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА не покидало ощущение, что вот-вот должно произойти нечто заметное в политической жизни нашей страны. Оно его обмануло. Пока речь идет о новой масштабной административной реформе и о ликвидации дисциплинарных батальонов (дисбатов) в российской армии.
Президент России, придя (о Боже!) почти в назначенное время, рассказал, что совещание будет посвящено неотложным мерам по реализации его послания Федеральному собранию. Господин Путин признался, что "российскую экономику трудно назвать лидером мирового технологического развития" (вряд ли это признание далось ему тяжело, а для остальных стало неприятным сюрпризом).
Реализация национальных проектов, по мнению Владимира Путина, идет с переменным успехом. Демографический проект, как ему кажется, "спасает пока миграция", потому что "на мигрантов проще воздействовать, чем на рождаемость".
С витиеватой осторожностью президент высказался о военной реформе:
— Отмечена тенденция к преодолению кризиса в армии.
Так не хвалят.
Тем более неожиданным был жизнеутверждающий вывод господина Путина, который он приберег напоследок:
— Начиная с 90-х годов и до сегодняшнего дня мы занимались латанием дыр и выживанием. Сейчас у нас есть возможность заглянуть в завтрашний день!
То есть наконец-то хватило смелости.
После господина Путина выступил председатель правительства Михаил Фрадков. Он посвятил свое выступление реализации национальных проектов. Учитывая, что кроме него перед журналистами должны были выступить вице-премьеры Дмитрий Медведев и Сергей Иванов, можно было с большой долей вероятности предположить, что в списке возможных преемников господина Путина появилась еще одна (явно недостающая) кандидатура. Это впечатление усиливалось тем очевидным соображением, что в список преемников можно смело зачислять, как это ясно уже и ребенку, всех, кто имеет хотя бы какое-нибудь отношение к реализации хоть какого-нибудь из национальных проектов. (Один мой знакомый получил, например, заказ на производство высокотехнологичной медицинской аппаратуры для российской глубинки. И что же? Я смотрю на него теперь другими глазами!)
Господин Фрадков, не заглядывая в текст речи (а зря), прямодушно заявил:
— У меня нет никаких сомнений в том, что мы просто обречены на то, чтобы поставленные задачи решить, потому что... в силу безальтернативности, причем время предельно ограничено. Время, как говорится, не ждет! Иначе можно все растерять!
Выговорившись, господин Фрадков заглянул наконец в текст своей речи и обнаружил там следующее. Например, в ближайшее время возможна перегруппировка и уточнение функций министерств и ведомств Российской Федерации (то есть грядет административная реформа). Речь идет об "усилении отраслевиков", о "более четкой организации работы Министерства экономического развития и торговли, о повышении роли и ответственности Министерства финансов".
— Над этими проблемами структурного характера предстоит думать и советоваться,— сказал Михаил Фрадков.
Человек, с которым ему предстоит советоваться, благосклонно наклонил голову.
После этого Михаил Фрадков повторил свой старый тезис о необходимости снизить до 13% НДС в целом, отменить его полностью для высокотехнологичного оборудования, не имеющего аналогов в России, разработать пакет налоговых стимулов для научных учреждений страны, в кратчайшие сроки реформировать-таки Академию наук... (После совещания воодушевленный последним замечанием председателя правительства министр науки и образования Фурсенко заявил, что в этом деле нужны гораздо более решительные шаги, чем те, которые предлагает Академия наук в деле реформирования самой себя.)
Господин Фрадков предложил сосредоточиться на нескольких направлениях прогресса. Он считает, надо решительным образом активизировать "добычу углеводородов на шельфах северных морей". Кроме того, пора, в конце концов, развивать водородную энергетику, создавать новые поколения ядерных реакторов и реализовывать проекты освоения космического пространства (которые при благоприятном расположении звезд тоже имеют, видимо, шанс стать национальными).
Впрочем, среди предложений господина Фрадкова были и такие, на которые и в самом деле следовало обратить внимание. Так, он заявил, что среди пяти-семи проектов, которые могут дать "наибольший кумулятивный эффект" (то есть разрушить все живое), должны быть те, которые имеют отношение к энергосбережению и энергоэффективности. В этом неоценимую помощь, по его представлению, должны оказать "Газпром" и РАО ЕЭС, которые в состоянии проинвестировать из собственных средств как энергосбережение, так и и энергоэффективность. В этом у господина Фрадкова, судя по всему, никаких сомнений нет, а у всех остальных и быть не может.
Еще одним приоритетным проектом должно стать финансирование высокотехнологичных производств в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке за счет нефтяных компаний, разрабатывающих в этих регионах свои месторождения.
Господин Фрадков продемонстрировал, таким образом, что ему ничего не стоит обложить тех, у кого, по его подсчетам, должны водиться деньги, дополнительным оброком.
Все, о чем он говорил, можно осуществить, он уверен, при "благоприятной мировой экономической конъюнктуре (то есть при высоких ценах на нефть.— А. К.)" и, главное, "неутраченной (с советского времени.— А. К.) способности граждан объединяться вокруг высоких государственных задач".
В выступлении первого вице-премьера Дмитрия Медведева не было такого количества новостей. Выступление было скорее эмоциональным, а тон господина Медведева временами был горестным (особенно когда он говорил о том, что "80% россиян, умирающих в трудоспособном возрасте,— мужчины").
Господин Медведев отчитывался о ходе реализации национальных проектов. С начала совещания прошло уже около часа. Первыми устали сидевшие за столом полпреды президента России. Они как-то вдруг тревожно заозирались (по-моему, ища глазами входную дверь). Только полпред президента в Северо-Западном федеральном округе господин Клебанов обреченно прикрыл глаза, слишком хорошо понимая, очевидно, что выхода нет (все равно придется сидеть до конца), и всякий раз, когда мне казалось, что он наконец-то крепко заснул, господин Клебанов демонстративно широко открывал свои глаза. В этом было что-то мистическое.
Представленный позавчера на должность генерального прокурора России министр юстиции Юрий Чайка тоже не терял времени даром: оживленно двигая челюстями, он, кажется, поспешно вырабатывал выразительный жесткий прикус, совершенно необходимый ему для его новой должности, и за час с небольшим достиг в этом деле очевидных успехов.
Вице-премьер Сергей Иванов цитировал послание президента, в котором, впрочем, по-моему, не было ничего сказано о том, "что наши военные ответы на новые технологические вызовы должны быть основаны на нашем интеллектуальном превосходстве". Впрочем, он мог позволить себе сказать это с полной уверенностью в том, что его поймут и оценят, ибо мысль эта не может не произвести благоприятного впечатления на всякого патриотичного россиянина, чувствующего свое интеллектуальное превосходство над внешним враждебным окружением.
Сергей Иванов отчитался о ходе военной реформы (из отчета можно было с сожалением узнать, что у населения России "низкий уровень морально-психологической готовности к военной службе, и к 2008 году это может приобрести еще более угрожающий характер").
Предложения, сформулированные господином Ивановым, лихорадочно фиксировал в своем блокноте только один человек в этом помещении. Это был начальник Генерального штаба российских вооруженных сил Юрий Балуевский. Между тем некоторые предложения господина Иванова имеют шанс обратить на себя внимание не только начальника его штаба. Так, Сергей Иванов заявил, что "решается вопрос с расформированием дисциплинарных батальонов (дисбатов.— А. К.) и о передаче их функций Минюсту".
Президент России зафиксировал уверенность в том, что "нам в целом удалось создать базовые условия для движения в правильном направлении".
И всего-то за полтора часа.