В Петербург вновь приехал "великий сонористик" музыки ХХ века, польский композитор Кшиштоф Пендерецкий. На фестивале "Июньские звезды" в Большом зале филармонии он дал концерт, в котором прозвучали два "Te Deum" — Антона Брукнера и самого маэстро. Литургическую музыку в светском зале Дворянского собрания слушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Кшиштоф Пендерецкий из тех, кто сделал свое дело досрочно. Это как если бы Эйнштейн подарил миру все свои формулы годам к тридцати, а потом бы задался самым сложным вопросом: а что делать дальше мне, живому? Причем живому — в смысле исторической памяти — навсегда. Пендерецкий уже лет сорок назад сотворил главное дело своей жизни — сонористику. Это музыка, приковавшая на десятилетие к социалистической Польше статус центра мировой музыкальной культуры. Она лишена мелодии и аккордов, но беспокоит слух и сознание напряженными тембральными сгустками и разрежениями. Оркестр звучит пугающе неузнаваемо, набором одухотворенных шумов непонятного происхождения.
В шестидесятые годы эффект был колоссальным, и моложавый пан Пендерецкий стал классиком в возрасте, едва не опережавшем стремительных Моцарта и Шуберта. Конечно, не Пендерецкий придумал сонористику и не он один ею занимался. Но именно его "Трен памяти жертв Хиросимы" и ряд сопутствующих сочинений стали тотемом этого стиля музыки.
А потом — дыра. Когда эстафету сонористики перехватили французы со своей спектральной музыкой, маэстро быстро охладел к оркестровым шумам. И, как часто водится среди экс-экстремистов, обратился к Богу. А именно стал писать массу литургической музыки очень традиционного, романтического свойства. И ездить с ней по свету, дирижируя попутно и чужими сочинениями. Музыка оказалась не ахти какая: мелодист Пендерецкий никудышный, а его толстовское "опрощение" — банальный новодел.
На сей раз заслуженный поляк привез два "Te Deum": Брукнера и, разумеется, свой. Оба — большие, крайне живописные и имеют предшественником "Реквием" Джузеппе Верди, запрещенный в свое время для исполнения в церквах в силу своей оперной мелодраматичности. То есть чувственной "суеты сует", над которой композитор все пыжился подпрыгнуть вздутиями медных духовых и громом ударных инструментов.
Та же идеология и в представленных на концерте сочинениях. Брукнер про свой "Te Deum" писал, обращаясь к высшей инстанции: "Посмотри, это я сделал для Тебя одного!" Хоть "Тебя" и написано им с прописной буквы, но главным и Брукнер, и Пендерецкий почитают все-таки свое строчное "я". И в этом вся их романтическая непоследовательность и обреченность. Поэтому как ни пугает неоромантик Пендерецкий своими невротическими "вечными истинами", а богобоязни и священного трепета весь этот пафос сегодня почему-то не пробуждает.
Дирижер Пендерецкий — крепкий. И для 72-летней легенды выглядит статно. С ним заслуженный коллектив республики сыграл ясно и легко, словно они с этой программой вместе выросли. Редкостно замечательны — строги и сладкоголосы одновременно — оказались солисты, особенно их мужская половина: тенор австралийца Эндрю Гудвина и бас нашего Петра Мигунова. Оба — выпускники Петербургской консерватории.
В целом как событие музыкальной жизни концерт был сильным и достойным альтернативного мариинским "Звездам белых ночей" начинания филармонии — фестиваля "Июньские звезды". На днях Мариинка ответит помпезным "Реквиемом" Берлиоза во дворе Зимнего дворца. И, судя по всему, в дальнейшем город ожидает нешуточная оркестрово-хоровая канонада классикой на полях музыкальных сражений двух петербургских музыкальных титанов — Мариинского театра и филармонии.