программа
Питер Гринуэй, чьи фильмы были невероятно популярны в России в начале 90-х годов, вновь заставил о себе говорить. Он отверг лестное предложение Московского кинофестиваля возглавить жюри, после того как это место отказался занять режиссер Михаэль Ханеке. Одновременно на русском языке вышла его книга "Золото". Зачем он ее написал, ПИТЕР ГРИНУЭЙ попытался объяснить в телефонном разговоре с АННОЙ Ъ-НАРИНСКОЙ, но говорил все больше о кино.
— Первый вопрос не про книгу. Почему все-таки вы отказались возглавить жюри Московского фестиваля?
— Я уже несколько раз отвечал на этот вопрос: меня попросили занять это место чуть ли не за три дня до начала фестиваля. К сожалению или, возможно, к счастью, у меня нет такого количества свободного времени, чтобы так вот сняться и прилететь.
— Насколько я понимаю, сборник рассказов "Золото" — часть вашего проекта "Чемоданы Тульса Люпера". Какое место эта книга занимает во всей этой истории с чемоданами?
— "Чемоданы Тульса Люпера" — это огромный проект. Меня даже обвиняют в гигантомании. Как явствует из названия, это история про чемоданы. Чемоданов всего 92, потому что 92 — атомное число урана. Но дело тут не в символике. Просто мне кажется, что именно существование урана вот в этом его "атомном" виде сформировало политическое и социальное поведение людей в XX веке. И уж вне всякого сомнения, уран ответствен за то противостояние между Востоком и Западом, которое называют холодной войной. Для меня это время, время холодной войны, время, когда уран был так исключительно важен, по понятным причинам оказалось формирующим — именно в эти годы я взрослел, именно тогда складывались мои политические взгляды.
— Я никак не могу назвать себя политически ангажированным человеком, и уж во всяком случае эстетика волнует меня куда больше, чем политика, но достаточно открыть книжку любого французского философа новой школы, чтобы прочитать там, что эстетика и политика плотно взаимосвязаны.
Так вот, проект "Чемоданы Тульса Люпера" я с самого начала задумывал как проект века информации. Времени, когда, по моему мнению, кино должно наконец-то отойти от скучного принципа иллюстрирования какой-нибудь истории. От схем, навязанных ему романами XIX века. Ведь только подумайте — впечатление такое, что кино так и не открыло для себя Джойса, а остановилось на Бальзаке и Диккенсе. Нет, даже на Джейн Остин.
"Чемоданы Тульса Люпера" — совсем другое дело. Хотя бы потому, что это проект мультимедийный. Должен, обязан быть мультимедийным, потому что я твердо верю — сегодня кино, чтобы выжить, должно быть интерактивным и использовать возможности других медиа, а кино в старом смысле слова, эдакое кино-сказочка, по моему твердому убеждению, давно подохло и смердит. Ему пришел конец в тот день, когда в магазинах к телевизорам стали прикладывать маленькую такую штучку — пульт управления. То есть у людей появилась возможность выбора. А старое, линейное кино не в состоянии предложить зрителю выбор. Ведь его параметры всегда одни и те же. А воображение современного человека — я в этом глубоко убежден — нуждается в полной картине. В охвате 360 градусов. А не в том, чтобы сидеть в продолжение 120 минут в темной комнате и тупо смотреть в одном направлении.
— Спасибо за подробный ответ. Только я так и не поняла, при чем здесь книга. Тем более что вы так резко настроены против нарратива, а ваши рассказы я бы назвала вполне традиционными...
— Я не против нарратива. Я просто исключительно изощрен во всем, что касается нарратива. Настолько изощрен, что часто начинаю сомневаться в своем таланте рассказчика. Но при этом я твердо убежден, что нарратив — чисто литературный феномен и должен пребывать там, где ему положено,— на книжной полке. Хочешь рассказывать истории — рассказывай, но не лезь в кино. Кино — очень плохой посредник для историй. Если я попрошу вас пересказать сюжет "Касабланки" даже прямо в тот самый момент, когда вы выходите из кинозала, вы сможете дать мне лишь краткую выжимку. Потому что сюжет в подробностях абсолютно не имеет значения. А раз он не имеет значения, зачем волноваться по его поводу? Современное кино — жалкое зрелище. Оно не ищет вдохновения внутри себя самого, а неизменно отправляется за ним в книжный магазин. Все теперешнее кино основано на текстах, а не на образах. Я считаю, что все это просто кошмарно, но скажу честно — я перестал переживать по этому поводу. Это кино мертво, так что не стоит тратить на него эмоции.
— Все, что вы говорите, очень интересно, но как же все-таки книга?
— Книга называется "Золото". Золото — это содержимое чемодана номер 46. 46 плюс 46 дает 92. 92, повторю, атомное число урана. В чемодане номер 46 лежат 92 золотых слитка, которые отлиты из золотых вещей, отнятых у жертв Третьего рейха. В книге коротко рассказываются истории этих вещей. Вообще, в проект "Чемоданы Тульса Люпера" входят фильмы, книга, пьесы, художественная выставка, виджейское шоу...
— Виджейское шоу?
— Да, год назад мы с DJ Radar устроили первое такое шоу в амстердамском клубе "11". Сцены из "Чемоданов" проецировались на 12 экранов и микшировались в реальном времени. Должен сказать, я использую этот проект, чтобы демонстрировать и развивать возможности ненарративного кино, кино спонтанного. Ведь все делается вживую — каждое такое мое шоу неповторимо. Темп задает музыка, а, заметьте, не текст. А та музыка, которую играет на этих шоу DJ Radar, напрямую связана с человеческим телом, с тем, как оно двигается. Человеческое тело всегда двигается по-разному — и мое шоу каждый раз заканчивается по-разному. "Касабланка" не должна всегда заканчиваться одинаково.
Кстати, этот проект имеет большой успех. У нас было уже 14 шоу по всей Западной Европе. Мы ездили с этим проектом в Южную Америку. И скоро собираемся приехать в Россию.
— Но на вашей родине — в Англии — вы не так успешны. Насколько я понимаю, британские кинокритики и вообще интеллектуалы с большим сомнением относятся к тому, что вы делаете...
— То, как англичане ко мне относятся, меня больше не волнует. Я уехал из Англии. Я очень рад, что живу в Голландии, где такое исключительно открытое и толерантное общество. Это, безусловно, самая толерантная страна в Европе. Они смогли найти компромиссы по таким исключительно чувствительным вопросам, как религия, гомосексуализм, аборты, эвтаназия. Сейчас они подбираются к такой сверхзапретной теме, как педофилия. Те табу, которые в Голландии разрешается дискутировать и потому их сейчас там обсуждают думающие люди, уж поверьте мне, их с полной неизбежностью начнут обсуждать в остальной Европе через десять лет. Так что это просто идеальное место для жизни.
— А для вас это идеальное место, потому что там вы не так зависите от общественного мнения?
— Мне плевать на общественное мнение. Да, искусство элитарно. Я, слава тебе господи, не голливудский продукт. Я вообще считаю социалистический реализм сегодняшнего Голливуда просто дикостью. И я счастлив, что я с нею не ассоциируюсь.
— А ведь сейчас все говорят что массмаркет и арт-хаус шагнули друг другу навстречу. Вот, например, Джармуш...
— Да ваш Джармуш всегда был массмаркетом. Его истоки — это Бастер Китон и прочие штучки такого рода. Другое дело, и вот с этим я не поспорю, что массовое кино всегда ищет идеи в андерграунде, в том, что называется альтернативой. Малевич не был массовым, а теперь его идеями пропитан весь мир вплоть до рекламных плакатов. Вот сейчас я говорю с вами, сидя на солнышке напротив Музея Ван Гога. За всю свою жизнь Ван Гог продал только одну картину, а теперь торговля его картинами превратилась в большую международную индустрию. Просто надо быть терпеливым. Мне надо быть терпеливым. Любому художнику надо быть терпеливым. Мы здесь для того, чтобы подзаряжать батарейки. И надо их подзаряжать. И ждать.