повестка
Вчера президент России Владимир Путин на встрече с российскими послами обнародовал новую внешнеполитическую доктрину. Теперь в списке стран, занимающих приоритетное место в отношениях с Россией, США занимают почетное четвертое место (после ЕС, Китая и Индии). Пятое и следующие места вакантны. По мнению специального корреспондента Ъ АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА, их может занять кто угодно, и в том числе Иран, глава совета безопасности которого господин Лариджани может появиться в Москве 29 июня во время встречи министров иностранных дел "восьмерки".
Интересно было бы выяснить средний возраст российского посла за границей Российской Федерации. Навскидку, если оглядеть зал, в котором проходило совещание, возраст этот, разумеется, стремится к пенсионному.
Здесь из бывших министров федерального правительства можно было набрать полноценный новый кабинет. В зале сидели два бывших министра энергетики — Игорь Юсуфов и Виктор Калюжный, два бывших министра по делам национальностей — Рамазан Абдулатипов и Александр Блохин. За кресло премьера в этом правительстве развернулось бы жестокое, с кровью и потом, сражение. Достаточно сказать, что в президиуме кроме настоящего премьера Михаила Фрадкова на фоне малинового занавеса (от которого на всякого независимого наблюдателя нападали вялость, апатия и желание смириться с окружающей его действительностью) сидели три бывших (президент России Владимир Путин, президент Торгово-промышленной палаты России Евгений Примаков и посол России на Украине Виктор Черномырдин).
Сознание людей, сидевших вчера в зале, работает строго определенным образом.
— Смотри,— говорит один посол другому,— внук Молотова (культового министра иностранных дел СССР) идет!
— А зовут его как? — спрашивает сосед.
— Да я не помню. Политологом, что ли, работает в Общественной палате.
Внука господина Молотова зовут Вячеслав Никонов. Но он же для этих людей никакой не Никонов. Он внук Молотова.
Действующий министр иностранных дел России Сергей Лавров после спетого, если не ошибаюсь, депутатом Госдумы Иосифом Кобзоном гимна Российской Федерации предложил почтить минутой молчания память "наших товарищей, павших в Ираке жертвами безжалостного разгула терроризма".
Потом слово было предоставлено Владимиру Путину. В своем обширном обозрении международного положения он, впрочем, ничего не сказал о ситуации в Ираке (российский посол в Ираке даже не приехал на встречу). Зато президент много говорил про Россию. Он считает, что в мире за последние годы случились фундаментальные изменения, связанные "с появлением на мировой арене новых экономически сильных игроков". Господину Путину не было необходимости здесь, в кругу единомышленников, говорить, кого он прежде всего имеет в виду.
— Россия,— заявил он,— в целом должна нести соразмерную своему положению и возможностям ответственность за глобальное и социально-экономическое развитие в мире.
Господин Путин, кроме того, уверен, что не переоценивает роль России в международной политике. Скорее все остальные не успевают оценивать ее по достоинству (роль-то все время растет).
— Даже по своим международным встречам вижу, как растет у наших зарубежных партнеров... да и вы это наверняка сами чувствуете, неоднократно это слышали... растет запрос на активную роль России в мировых делах! — сказал президент.
То есть привычка ориентироваться на просьбы трудящихся дает о себе знать теперь и в международной политике. Жаль только, что спрос пока опережает предложение.
В связи с резко изменившимся (скорее все-таки к лучшему) международным положением президент дал поручение МИДу провести "обзор внешней политики страны" (поручение было дано МИДу по предложению самого МИДа). Обзор, очевидно, зафиксирует новую реальность, с которой всем в мире придется считаться (а то пока ее, кажется, никто, кроме президента России, к сожалению, не замечает).
Для того чтобы эта реальность стала кое для кого очевидна уже сейчас, президент России перечислил достижения российской дипломатии на западном направлении:
— В принятых в 2005 году при нашей активной позиции документах ООН впервые в качестве преступления квалифицируется подстрекательство к терроризму. На счету нашей дипломатии — открытие к подписанию конвенции о борьбе с актами ядерного терроризма.
Больше пока что ничего. Но ведь пока и обзор даже не начинали делать. Когда начнут, поскребут по всем сусекам.
Между тем президент продолжал настаивать, что "мы подошли к моменту, когда уже по факту, и вы это наверняка все видите, по факту происходит модернизация всей архитектуры глобальной безопасности! И если позволить развиваться инерции прежних подходов, то мир вновь будет обречен на бесплодное противостояние! Нужно переломить эти опасные тенденции".
Впрочем, он оговорился:
— России конфронтация не нужна ни в каком виде. И мы ни в каких "священных союзах" участвовать не будем.
Казалось, он говорит про такие организации, как Шанхайская организация сотрудничества, в которой Россия вместе с Китаем и хочет, как многим кажется, создать "священный союз". Так что слова российского президента для тех, кому это кажется (прежде всего для американцев), дорогого стоили.
Уже несколько раз в его речи подразумевались США, но ни разу еще проблемные для России страны не были названы своими именами. Только минут через десять президент помянул американцев — недобрым, не стоит удивляться, словом:
— Беспокоит фактический застой в области разоружения. За такое положение дел Россия ответственности не несет... Мы предлагаем нашим американским партнерам запустить переговорный процесс по замене договора о СНВ, срок действия которого истекает в 2009 году.
И тут неожиданно выяснилось, что, говоря про "священные союзы", господин Путин имеет в виду нечто совсем другое.
— Еще раз подчеркну,— заявил он,— мы не намерены присоединяться к разного рода ультиматумам, которые лишь загоняют ситуацию в тупик, наносят удар по авторитету Совета Безопасности ООН. И убеждены, что к урегулированию кризисов ведет вовлечение в диалог, а не изоляция тех или иных государств!
Он, очевидно, имел в виду "священный союз", ведущий переговоры с Ираном насчет его "ядерного досье". То есть "шестерку" стран, в которую входит и Россия.
Между тем есть люди, которые, по информации Ъ, считают, что личные усилия Владимира Путина в деле урегулирования иранского кризиса далеко не исчерпаны. Как стало известно Ъ, несколько дней назад президент Ирана Ахмади-Нежад обратился к президенту России с предложением пригласить его, Ахмади-Нежада, на заседание "восьмерки" в Санкт-Петербург. Там президент Ирана мог бы своими словами донести свою позицию до мировых лидеров и уехать домой с гордо поднятой головой и с чувством выполненного долга. А им бы пришлось потом с этим унижением жить.
Высокопоставленный источник Ъ в окружении президента России заявил, впрочем, что "на 'восьмерку' Ахмади-Нежад не приедет, в этом можно не сомневаться". Между тем на мой вопрос, может ли в Москве с какой-нибудь оказией 29 июня, когда здесь пройдет встреча министров иностранных дел G8, оказаться глава совета национальной безопасности Ирана господин Лариджани, источник несколько раз подряд ответил "не знаю". Хотя, безо всякого сомнения, является источником не только высокопоставленным, но и информированным.
То есть приезд, по крайней мере, господина Лариджани в Москву исключить нельзя. Скорее всего, этот вопрос обсуждается до сих пор. Разумеется, для державы, вставшей с колен, важно продемонстрировать, что она не только в состоянии держаться на ногах сама, но и способна контролировать кое-кого из тех, кого больше ни у кого в мире контролировать не получается.
— Скажу прямо,— продолжил президент, обращаясь к послам (в том числе и к послу России в Иране.— А. К.),— не все были готовы к тому, что Россия так быстро начнет возвращать себе экономическое здоровье и положение на мировой арене! Кто-то смотрит на нас через призму предрассудков прошлого, я уже об этом говорил только что, и видит в сильной, возрождающейся России угрозу.
Владимир Путин так настойчиво пытался убедить всех в том, что Россия уже твердо встала в стойку (боксерскую) на мировой арене, что возникали сомнения, готов ли к этому он сам.
— Некоторые готовы обвинить нас в возрождении неоимперских амбиций,— справедливо предположил он.— Или, как мы недавно слышали, придумали еще "энергетический шантаж".
Он не уточнил, кто это придумал. Не удивительно: это не в его интересах.
— Трудно понять,— пожал он плечами,— почему естественное и прозрачное решение о переводе энергетических расчетов с некоторыми нашими соседями на рыночную основу вызывало порой такую экзальтированную, нервную реакцию!
То есть можно, конечно. Но просто трудно.
— Наверное, это решение можно и нужно было заблаговременно разъяснять с нашей стороны, это правда,— продолжил президент.— Сейчас мы это делаем. Но думаю, что если бы мы даже разъясняли, эти разъяснения никто не хотел бы слышать. Но это все-таки "форма". Что касается содержания, то ни от одного... подчеркиваю, ни от одного из партнеров за все это время не довелось услышать сомнений в экономической оправданности действий России.
Вывод у Владимира Путина напросился сам: "Весь поток критики по сугубо экономическому вопросу носил исключительно политизированный характер".
— Принцип "то, что не поз... то есть то, что позволено...— поправился президент,— Юпитеру, не позволено быку", для современной России абсолютно неприемлем!
Речь его была крайне целеустремленной, и он сбился первый раз.
— Мы на деле показываем, что с современной Россией выгоднее дружить,— прямо сказал Владимир Путин, продемонстрировав, таким образом, что на смену энергетическому шантажу пришел политический.
После этого президент России перешел к анализу отношений с самыми важными для России партнерами. На первом месте оказался ЕС, на втором — Китай, на третьем — Индия. Я не верил своим ушам. Господин Путин решился поставить отношения с США по важности для России даже после отношений с Индией. Я опасался, что в его списке после Индии может последовать, например, Танзания, и перевел дух, когда услышал, что "особое значение для стратегической стабильности имеют отношения России с Соединенными Штатами Америки".
Но дипломатический скандал (по крайней мере, внутриведомственный, "восьмерочный") и так, уверен, обеспечен. Впрочем, безо всякого сомнения, господин Путин пошел на него совершенно сознательно. Это решение он принял не в последний момент. Он до сих пор буквально следовал тексту своей речи.
— Конечно, нам еще надо многое менять в отношениях друг с другом,— продолжил он.— И чтобы перемены носили положительный характер, политикам обеих стран необходимо как аксиому усвоить: партнерство между такими державами, как Россия и США, может строиться исключительно на условиях равноправия.
Господин Путин подтвердил, таким образом, что его амбиции в этом смысле просто грандиозны.
Гораздо дольше, чем про отношения с США (им были посвящены два коротких абзаца в его речи), президент России рассказывал про подписанный им указ о репатриации соотечественников. Эта идея на глазах, за считанные, можно сказать, часы, стала национальной.
— Россия нуждается в притоке иммигрантов,— признался президент.— Причем прежде всего, конечно, с пространства СНГ. Люди говорят на русском языке как на родном, это люди практически одной культуры. Вы, дипломаты, знаете, с какими проблемами сталкиваются некоторые страны при адаптации иммигрантов в своих странах. У нас нет таких проблем... серьезных,— оговорился Владимир Путин.— Вопрос только в том, чтобы люди приезжали нужные стране, законопослушные, уважающие нашу страну и расселялись там, где нужно для России! Занимались соответствующими видами деятельности, нужными для развития экономики страны! Все это можно сделать!
Вряд ли только от этих слов возрастет энтузиазм иммигрантов, вряд ли только и думающих о том, чтобы приехать в Россию для того, чтобы стать ей нужным, расселиться там, где ей это необходимо, и заниматься тем, чем она им скажет.
Дипломаты, сидевшие в зале, за всю эту речь оживились только один раз — когда президент тихим, спокойным, слегка уставшим голосом произнес такие важные слова:
— Рассчитываю, что уже в самое ближайшее время заработная плата — как в центральном аппарате, так и в загранпредставительствах — будет существенно увеличена.
В зале поднялся жизнерадостный шум, какого давно, наверное, не слышали эти стены.
А после совещания посол России в Японии Александр Лысюков, стоя в фойе здания на Смоленской площади, горячо согласился с предложением президента:
— Конечно, надо материально помочь ребятам, которые работают в этом здании!
То есть сами посольские, как всегда, и так хорошо упакованы.