Коммерсантъ FM
Предыдущая страница
Следующая страница

Пробегом из Парижа

       Каждое лето по Европе путешествует на машинах немалое число наших сограждан. Но мало кто знает, что автопробеги русских за границу начались более ста лет назад. Тогда немецкие дороги были хуже французских, а русская граница была не на замке, а на цепи. Опыт автомобильных первопроходцев изучал обозреватель "Власти" Евгений Жирнов.

"Всюду лужи, местами представляющие собой разливы"
       В отличие от быстрой езды, езду долгую русские не любили, но столетиями были вынуждены приноравливаться к затяжным поездкам по бескрайним степям и лесам. Со временем накопился опыт наилучшего и комфортабельного преодоления немереных расстояний.
Прежде всего путники должны были остерегаться разбойников. Даже на рубеже XIX-XX веков, когда организованных шаек уже не было, но грабители-одиночки все же попадались, считалось не лишним иметь при себе револьвер. Опытные люди также заказывали себе в Златоусте специальные палки из гнущегося железа, аналог современных бейсбольных бит. Не менее важным аспектом была и еда с питьем. Знающие путешественники писали, что в России, особенно в ее азиатской части, есть дороги, где за много дней пути нельзя встретить ни единого источника с несоленой или незамутненной водой. Во избежание отравлений и прочих проблем с желудком некоторые брали в дорогу исключительно простонародное толокно. Блюдо это готовилось элементарно. Овсяную муку грубого помола перед дорогой прожаривали, что улучшало вкус толокна и избавляло его от разного рода вредителей. А чтобы утолить голод, в муку вливали теплое молоко или холодный квас.
       За время автопробега Париж--Москва автомобилист, инженер и философ Петр Энгельмейер сделал много поучительных наблюдений
В общем, подданные Российской империи имели немалый опыт дальних путешествий с помощью двух-трех лошадиных сил и были вполне готовы к продолжительным поездкам с помощью бензиновых моторов с несколько большим числом лошадиных сил. Первую поездку в дальнее зарубежье совершил в 1899 году известный в то время русский велосипедист и автомобилист Петр Орловский. "20 октября в 2 ч. дня издатель 'Самоката' П. А. Орловский,— писал его журнал,— отправился на моторке в дальнюю поездку Санкт-Петербург--Париж. Погода отвратительная. Всюду грязь, лужи, местами представляющие собой разливы. Особенно тяжела дорога у Средней Рогатки, где на пути образовались настоящие омуты. Трехколесный мотор весь покрыт приборами: часами, указателем скорости хода, измерителями подъемов, имеются два гудка: сильный — дорожный и слабый — городской... Хотя его езда не отличалась резвостью, он блестяще выполнил свою задачу, проехав в разгар осенней распутицы до Парижа. Когда он въезжал в Париж, из этого же города выезжал на моторе г-н Тидеман, обязавшийся проехать до Москвы".
       Описанные Орловским трудности надолго отвратили соотечественников от поездок на колясках с мотором. Следующая известная попытка состоялась лишь четыре года спустя, в 1903 году, когда в Париж отправилась супружеская пара Грибоедовых. Но и их неспешный вояж не вызвал среди соотечественников желания сесть в автомобиль, увидеть Париж и умереть, слетев с дороги где-нибудь в русской или немецкой глубинке. Куда проще и удобней было путешествовать во Францию и обратно в комфортном купе поезда. Тем более что в обратный путь на родину можно было прихватить ящик-другой шампанского и, договорившись с таможенниками, сэкономить на пошлинах почти столько же, сколько стоил железнодорожный билет.
       Лишь после того, как в 1908 году поездку из Парижа в Москву совершил авторитетнейший русский автомобилист, инженер и философ Петр Энгельмейер, а его записки о путешествии стали широко известны в стране, началась эра русских автопутешествий по Старому Свету.
       
"Для получения разрешений надо 'помаслить лапку'"
       Главным отличием русских дорог от нерусских было то, что на нерусских дорогах было больше людей, а на русских — больше животных (внизу — русская глубинка, вверху — немецкая)
Энгельмейера нужно было бы назвать не автотуристом, а перегонщиком — главной его целью было забрать в Париже сделанный по его заказу автомобиль. Будучи участником многих гонок и настоящим спортсменом, он не мог поступить так, как делали все покупатели иномарок дореволюционной эпохи,— упаковать автомобиль в ящик и отправить его по железной дороге в Россию. Он решил проехать на новеньком "Дарраке" до Москвы. Причем не тащиться со скоростью телеги, а ехать вполне резво для того времени — 30-60 км/ч.
       Но, чтобы ездить за рулем по Франции, требовались разрешительные документы. И Энгельмейер без утайки делился опытом их получения: "Для того чтобы выхлопотать патент шофера... пришлось озаботиться свидетельством из участка о приписке. Это меня заинтересовало: как мне выдадут таковое, раз не прописывали паспорта? Вернулся домой в Сюрены и послал хозяйку с паспортом в полицию. Но оказалось, что паспорт ни к чему, а что мне надо самому идти в участок, приведя с собой двух свидетелей. Взял одного — мужа хозяйки,— и вечером мы пошли. Вопрос о втором свидетеле разрешился очень просто: мы захватили с собой ближайшего совершенно незнакомого нам кабатчика, к которому потом за это и пошли выпить по два стакана белого вина. Свидетельство о месте жительства было мне выдано тотчас и ничего не стоило".
       Куда более серьезной проблемой было получение самих прав. Для русского человека странность была в месте их выдачи, но отнюдь не в способе получения: "Во Франции шоферов экзаменуют и автомобили осматривают горные инженеры. Вся Франция разделена на 'минералогические' (т. е. горные) округа, и горные инженеры ведают обращением автомобилей. Не сразу поймешь: какое дело инженеру, копающемуся в недрах земли, до движения экипажей по земной поверхности? Оказывается: горные инженеры заведуют и паровыми котлами.
       Парижане меня предупреждали, что получение разрешений длится без конца и что для ускорения надо 'graisser la patte', т. е. 'помаслить лапку'. Предоставляю читателю понимать эту фразу; я же постарался ее не понять, рассуждая так: ведь я же не на своей дорогой родине, где заставят понять. Я принял другую тактику: приставал, и надоедал, и мозолил глаза. Это очень хорошо помогло: вместо двух-трех недель, как, по словам знатоков, длятся эти разрешения, у меня времени вышло всего одна неделя".
       Получив права, Энгельмейер начал ездить по французской столице и был поражен отличиями парижского и московского движения: "Для автомобилей в Париже предписана 12-километровая скорость. Но полиция ее требует только в скученных частях города, а в прочих смотрит сквозь пальцы. Собственно говоря, при таком сильном движении, как в Париже, это недурная скорость, и вас даже поражает в первый день вашего пребывания то, что эту скорость удается держать даже в тесноте. Но скоро вы прозреваете причину этого: все население к ней привыкло, едущие не перегоняют друг друга, а прилаживаются друг к другу. Здесь вы не увидите, чтобы целый ряд порожних ломовых с невзнузданными лошадьми вам перегораживал дорогу, нарочно стегая лошадей. Прохожие тоже остерегаются... Вот почему эту 12-верстную скорость можно держать ровно, и выходит скоро. А у нас назначьте хоть 6 верст в час, все равно ежеминутно движение останавливается вследствие отсутствия дисциплины как у кучеров, так и у публики".
       Но еще больше русского автотуриста поразил интерес французской полиции к чистоте выхлопа. А ведь дело происходило без малого век назад: "Раз десять рисковал штрафом за дым. Посудите сами: машина новая, смазывать надо обильно. Ну, естественно, сзади дымок. А как в тесноте выключишь мотор, так это уже не дымок, а дым. Полицейские несколько раз строго показывали на дым, и я все боялся появления белой палочки. Все обошлось благополучно".
       
"Эти дети и дети! Куры и дети!"
       "Для автомобилей в Париже предписана 12-километровая скорость,— писал Петр Энгельмейер.— Но полиция ее требует только в скученных частях города, а в прочих смотрит сквозь пальцы"
Во время путешествия к франко-германской границе никаких особых проблем не возникало. Единственным препятствием на пути оказались французские карты, которые вблизи важнейших военных объектов того времени — крепостей — были сознательно искажены. Но после пересечения германской границы дороги стали уже, а ехать по ним гораздо труднее. "Эти дети и дети! — возмущался Энгельмейер.— Куры и дети! Ими битком набито шоссе. Чем же мы виноваты, если в этих городках такая теснота, что даже дворов нет, чтобы дети могли играть! Положительно тут должна произойти коренная перемена, когда автомобильное сообщение выйдет из нынешних пеленок. Ведь если город стесняет проезжих установлением скоростей, то обязан добиться и того, чтобы население относилось к дороге как к общественному имуществу, а не как к своему скверу".
В Австро-Венгрии, точнее в принадлежавшей ей Чехии, куда решили свернуть с прямого пути в Россию путешественники, вместо кур и детей дорогу постоянно перегораживали гуси. Животные становились на пути машины Энгельмейера постоянно, и он, как истинный философ, занялся обобщениями: "Езда на автомобиле перед вами обнаруживает психологию разных животных... Корова стоит и безучастно, опустив хвост, смотрит на вас и вдруг в последнюю минуту, задрав хвост, бросается без всякого соображения, иногда прямо под вас. Быка бояться нечего, он очевидно считает ниже своего достоинства уделять внимание какому-нибудь автомобилю. Свинья бывает разная. Если она предается кейфу в грязной луже, или когда дородную мамашу теребят с полдюжины поросят, то такая свинья ничего не предпримет. Но опасна трудолюбивая свинка, которая, нервно моргая хвостиком, хлопотливо роет край шоссе в блаженном неведении совершаемого преступления. Такая свинья опасна тем, что она вас видит только в последнюю минуту и бросается к своему дому, часто поперек вашей дороги. Но кто всего досаднее, так это куры. Где бы курица ни была, она непременно должна перебежать вам дорогу".
       "У нас назначьте хоть 6 верст в час, все равно ежеминутно движение останавливается вследствие отсутствия дисциплины как у кучеров, так и у публики" (Москва)
Энгельмейер создал целую классификацию собак и лошадей. Первая очевидна практически для любого нынешнего водителя, а вот вторая давно утратила всякий практический смысл. Куда интересней были открытия, сделанные русским путешественником из-за того, что он не взял с собой в поездку ни слуг, ни даже наемного шофера, что было тогда правилом хорошего тона:
"Случалось ли вам быть своим собственным слугою? Убирать за собою постель, чистить платье и сапоги? Сначала это неудобно. Но скоро вы убеждаетесь, что это вовсе не трудно (за границей миллионы интеллигентов так живут), потом вам это даже начинает нравиться. Для этого вовсе даже не нужно быть толстовцем. Главное: 'не зависеть от людей'...
(Петербург)
Когда мы с сыном чистили машину, одетые в синие блузы и штаны, то к нам собрались шоферы с других автомобилей и сразу стали относиться ко мне как к наемному шоферу. Это мне показалось сначала забавно, а потом и поучительно... До сих пор я только с чужих слов знал о 'процентах', которые получают шоферы со всяких расходов на автомобиль. Теперь я сам этими процентами пользуюсь. Поговорив с шоферами уже совсем по-товарищески, я узнал, что 10% всегда и везде иметь можно, но чтобы иметь 15%, надо заранее предупредить гараж или торговца. Тогда они назначат цены и сообразно с этим пишут хозяину счета и расписки. 15% мне выговорить не удалось, потому что я сразу подъехал к гаражу, и мне была открыто назначена цена — 3 кроны в сутки. И вот я обсчитываю самого себя на 10%, или же получаю сам с себя довольно приличный 'на чай'. Согласитесь, что это пикантно".
       
"За цепью стоит молодчина с заряженной магазинкой"
Проехав по Чехии и вернувшись в Германию, путешественники решили собираться восвояси. Но то, что ожидало их на пути домой, превзошло все самые худшие ожидания. Граница была на замке. Точнее, на цепи.
       После того как в 1908 году Энгельмейер выпустил отчет о своей поездке в Париж, автопробеги стали полноценным светским мероприятием
"Оказалось, что отечество принимает своих сынов не во всякое время дня и ночи. На границе по сторонам шоссе стоят два черно-белых столба, а между ними протягивается толстая цепь, и тогда никакие силы земные не помогут переступить границу нашу ни конному, ни пешему, ни другу, ни недругу. Ибо за цепью стоит молодчина с заряженной магазинкой (винтовкой.— 'Власть'). Вот как нерушимо охраняется граница Российской империи в те часы, когда таможенные чиновники почивают, т. е. от 6 часов вечера до 7 часов утра, а также тогда, когда они кушают, т. е. от 12 до 2 часов. Меня об этом предупредили заранее, и потому я всячески старался и действительно приехал без 20 минут 12. Но цепь оказалась замкнутою!"
       Когда граница была преодолена, началось самое страшное — русские дороги. Машина вязла в непролазном песке, слетала с дороги, преодолевала вброд реки. Но остановило ее путь к Москве не это, а два обыкновенных бревна, положенных кем-то поперек дороги. После всех приключений у автомобиля забарахлили тормоза, и он влетел в препятствие.
       Многим еще памятны советские времена, когда в более или менее крупных городах и поселках существовали отвратительные СТОА — станции технического обслуживания автомобилей. Но в 1908 году в достаточно крупном городе Юхнов, возле которого случилась авария, не существовало вообще никакой мастерской — ни слесарной, ни токарной. Даже купить необходимый для ремонта напильник оказалось невозможно. И лишь мастерство известного французского автомобилиста, ставшего попутчиком Энгельмейера, возвратило автомобиль к жизни.
Еще одной неприятностью, связанной с возвращением на родину, стали цены на бензин. В России, где, в отличие от Франции, Германии и Франции, вовсю шла добыча нефти, он был самым дорогим. Если во Франции пуд горючего стоил около 3,5 рублей, а в Германии и Австрии — 4, то в России — без малого 5 рублей. Дороже бензин был только в Париже, где его стоимость была своеобразным налогом на езду.
       В общем и целом видный автомобилист не скрывал, что 90% времени, проведенного в автопутешествии, не доставляет никакого удовольствия, видимо, имея в виду отечественные дороги. И ознакомившиеся с его отчетом читатели могли избрать тот же способ путешествия за границу, которым пользуется большинство нынешних автотуристов. Нужно ехать в Европу чем угодно, но только не своим ходом, а уже там нанимать прокатный автомобиль. "Столько свободы, столько новых впечатлений",— учил без малого сто лет назад видный автомобилист, инженер и философ Петр Энгельмейер.
       
       ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ

Картина дня

Вся лента

Вся лента

Новости компаний Все

Лента

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...