Автор художественных манифестов

В Берлине в возрасте 80 лет скончался известнейший деятель современного искусства Каспер Кёниг. Он умер в окружении домашних, которые сообщили о его смерти художникам и музейщикам всего мира.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Многолетний директор Музея Людвига в Кёльне, профессор искусств и инициатор множества знаковых выставок не любил, когда его называли «куратор», предпочитая менее пафосное «организатор выставок». Но когда в ноябре его поздравляли с 80-летием, все уже понимали, что он был одним из тех, кто превратил создание экспозиций не просто в производство художественных блокбастеров, а в научное и, главное, этическое исследование. Кёниг — представитель послевоенной эпохи великих автодидактов и великих реформаторов.

Войну он застал лишь младенцем, но, несмотря на это, принял на себя весь послевоенный груз ответственности и за нацизм, и за восстановление культурных связей. Послевоенная Германия могла и вовсе исчезнуть, но именно усилия людей культуры, таких как его старший коллега Арнольд Боде, помогли людям найти новые смыслы и ориентиры. «Я родился в 1943 году, в разгар войны, которая многое значит в истории Европы и самой Германии. Я типичный интеллигент из послевоенной Западной Германии, который застал в конце 1960-х полное освобождение от призрака нацизма и прощание с уходящей эпохой, так что в истории моих отношений с искусством всегда можно усмотреть какой-то политический аспект, однако интересует меня все же искусство, а не политика»,— говорил Кёниг.

Он вырос в Мюнстерланде, на северо-западе Вестфалии, и тогда его еще звали Рудольф Ханс. И он не хотел ждать. Уже в школьные годы увлекся «каракулями» Сая Твомбли, которые он обнаружил в Музее Фолькванг. Бросил школу и так и не получил обычного университетского образования. В 1962 году устроился в галерею Рудольфа Цвирнера в Кельне и вскоре отправился на стажировку в Лондон. В этом отъезде увидели и скрытый мотив: в Западной Германии его посчитали дезертиром, потому что он, как последовательный пацифист, таким образом избежал военной службы. В Лондоне он сменил имя на Каспер Кёниг, а затем возвращался в Германию уже в качестве ассистента по монтажу на выставке documenta. Эта работа привела его в Нью-Йорк, где он жил до 1978 года и организовывал многочисленные проекты для европейских музеев. «Я даже не изучал историю искусства. Мою заявку на любую должность в арт-бюрократии, наверное, не стали бы и рассматривать: нет ученых степеней и так далее. Я, скорее, дилетант, любитель в хорошем смысле слова, мне нравится наблюдать, как люди смотрят на искусство, это смешение приватного и публичного, есть в этом и что-то вуайеристское». Именно на этой почве он познакомился с другим «великим куратором и музейщиком с душой художника» Понтюсом Хюльтеном. Благодаря этой встрече в стокгольмском Moderna Museet состоялись первые выставки звезд американского искусства: Энди Уорхола, Клаеса Ольденбурга, Карла Андре, Брюса Наумана, Ханны Дарбовен.

Каспер Кёниг был последовательным культуртрегером, в его буквальном немецком смысле «носитель и распространитель культуры и просвещения», и сторонником идеи открытого музея, места социальной коммуникации. Уже будучи директором Музея Людвига в Кельне, он столкнулся с проблемой, когда жители немецкого городка Мюнстер стали возмущаться после установки в их городе современной скульптуры. Он подумал над этим и нашел выход — Мюнстер стал столицей влиятельного мирового фестиваля современной скульптуры Munster Skulptur Projekte.

У Кёнига была и своя история, связанная с Россией. К 2014 году ему уже исполнилось 70 лет, он уже давно вышел на пенсию и оставил свой музейный пост, но в это время получил предложение, от которого не смог отказаться: сделать в Санкт-Петербурге одну из главных мировых выставок-фестивалей современного искусства. «Я был одним из трех, к кому обратились с предложением от офиса Manifesta, и, как только предложение поступило, я немедленно ответил согласием. Главное было не в том, чтобы сделать выставку для Manifesta, но работать с таким музеем, как Эрмитаж,— вот это было интересно. Я прежде никогда не бывал в Петербурге, но много читал про русскую революцию и про историю города».

Попав в Эрмитаж, он, к полному своему удивлению, столкнулся с тихой, но яростной ненавистью к современному искусству, исходящей от бюрократической машины: «Нет, я не был в тот момент знаком с Пиотровским, хотя, конечно, слышал о нем. Нам удалось при встрече наладить кое-какие контакты. Но предложи бы мне сейчас начать сначала, я бы поступил по-другому. Потрачена уйма времени на объяснения — и на разговоры, разговоры…» Но Кёниг не запаниковал и не сдался, потому что решил, что как музейщик он должен непременно сделать свое основное дело — связать прошлое с современностью и принести новое знание как для музея, так и для его зрителей. Он выбрал те лучшие работы из новейшей истории современного искусства, до которых только он мог дотянуться, и привез их в Россию. Петербургская Manifesta оказалась едва ли не последней для нас возможностью увидеть актуальный срез мировой культуры, и это стало еще одним, крайне важным для нас, подвигом Кёнига.

Дмитрий Пиликин