фестиваль
На открывающемся в начале августа фестивале в Локарно пройдет полная ретроспектива киноработ финского режиссера Аки Каурисмяки, включая последнюю — "Огни городской окраины". С АКИ КАУРИСМЯКИ побеседовал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
— Когда вы с братом Микой Каурисмяки начинали кинокарьеру, что вами двигало?
— В конце 70-х финское кино было застывшее, а мы с братом были полны анархической силы и желания действовать. Противотечение родилось еще до нас, но оно было где-то на окраине. Мы придали ему азарт, движение, скорость. В общем, мы повлияли и продолжаем влиять на финское кино и в хорошем, и в плохом смысле. Скромность не украшает человека. А то будешь выглядеть еще глупее.
— А каковы сегодня ваши отношения с кино?— Иногда говорят: кино кончилось; иногда мне кажется, что его и не было, что оно кончилось уже давно, в начале 60-х — в том смысле, как его понимаю. И никто этого не замечает. Я слишком старый пес, чтобы изменить свои привычки и навыки. Но вопрос "Зачем делать кино?" все равно встает перед глазами. Когда молод, хватаешься за все, с жадностью ждешь каждого рабочего дня. А теперь у меня внутренний страх: что, если нечего сказать? Хотя профессионально я в хорошей форме.
— Неужели ничто из происходящего в кинематографе, из того, что делают коллеги, вас не радует?
— С Джармушем мы все еще дружим. Альмодовара ценю и Кена Лоуча. Но я бы всю западную культуру отдал за один фильм "Кубок", снятый буддистским монахом,— только так дешево не отдадут. Это кино такое же прекрасное, как шедевры Одзу, но оно так же одиноко. Все больше думаю, что кино — это опиум для народа, и даже не чистый опиум. Это "кока-кола", продукция, которая меряется только деньгами. А тема может быть сколь угодно идиотской: конкурс пуканья. Все труднее верить, что это форма искусства. И просто смешные вещи обретают популярность только потому, что их многие видели. Когда это началось, что, количество зрителей стало все определять? Я действительно считаю, что один настоящий зритель значит больше, чем триста идиотов. Мне звонит механик: "У меня один человек в зале!" Говорю: "Зачем звонишь? Он же купил билет".
— Каждые полгода вы проводите в Португалии. Почему именно там?— Португалия интереснее, чем остальная Европа. Франция остановилась, а Португалия рвется к капитализму. И кто я такой, чтобы сказать, что это плохо? Здесь была диктатура сорок лет, теперь внуки тратят деньги, лежавшие у дедов в мешках, покупают дорогие машины, а потом себя убивают.
— А если сравнить Португалию не с Францией, а с Финляндией, есть сходство у этих стран на краю Европы?
— Матч Португалия--Финляндия? Я неизлечимый шовинист. На самом деле я неизлечимый феминист, только не говорю это женщинам, а то они чересчур загордятся. Однажды ехал на кадиллаке по самому югу Европы, в баке закипела вода, мы остановились в деревне у памятника, жена прочла надпись — это был чистый финский язык. Финны происходят от этрусков, разве не знаете? Жаль, что мы превратились в овец. Скоро в Финляндии везде запретят курить. А в Португалии только в моргах не курят. У нас хотят жить вечно, а все равно дело кончается смертью.
— Ну так что, португальцы — они похожи на финнов?— Когда-то я хотел снимать фильм "Юха" по классическому финскому роману в горах Португалии. После полутора страниц сценария остановился и понял, что не знаю этой культуры. Для меня останется вечной тайной, что эти люди думают и чувствуют в глубине души. Я писал сцену, где Мария, моя крестьянская героиня, собираясь в поле, заворачивает в шарф хлеб и сушеную свинину. Но я не мог точно знать, как она это делает.