«Мягко говоря, в аду»

В Курской области не утихают боевые действия — и туда же со всей страны приезжают волонтеры. Они привозят вещи и продукты, эвакуируют жителей приграничных сел, а еще оказывают медицинскую помощь. Корреспондент “Ъ” Александр Черных побывал в волонтерском госпитале и увидел, как врачи-добровольцы спасают раненых бойцов рядом с линией фронта.

Нельзя рассказывать, где находится этот дом. Нельзя фотографировать его снаружи. Нельзя упоминать в статье примерное расстояние до Курска, Суджи или Курчатова. Нельзя публиковать даже крошку информации о нем — любая мелочь может стать ориентиром.

Поэтому просто знайте: где-то посреди Курской области есть дом, в котором спасают жизни.

За главного здесь Джел — огромный, необъятный бородач. Если волонтеры спрашивают, что нужно привезти, Джел смеется: «Хороший камуфляж 64-го размера». Когда он заходит в дом, то сразу заполняет все помещение — сначала своим животом, а потом клубами белого пара. В одежде цвета хаки Джел очень похож на кубинского барбудо, только вместо сигары у него электронная курилка. На бронежилете шеврон со скрипичным ключом и подписью «Музыканты, которых знает весь мир». А на шее необычный кулон — шприц-тюбик с болеутоляющим «Нефопам». Военное кокетство.

Экскурсию по дому проводит Ямал — молодой мужчина с густыми пшеничными усами. Он, разумеется, в тельняшке. Вспомните Вову Адидаса из сериала «Слово пацана» — ну вот это Ямал и есть, один в один. Как будто Афганская война так и не закончилась.

— Если нужно официальное название, то у нас здесь медицинский пункт стабилизации раненых,— рассказывает Ямал.— Мы помогаем и гражданскому населению, и военнослужащим — нашим братьям, которые сейчас находятся, мягко говоря, в аду.

Вот как это все устроено. Ближе к зоне активных боевых действий расположен наш сортировочный пост. Там дежурят люди с медицинскими навыками и волонтеры с личным автотранспортом. У нас налажена связь с военными подразделениями, которые работают в области, и они своих «трехсотых» (раненых.— “Ъ”) эвакуируют к нашему сортировщику. Тот их осматривает и принимает решение. Легкие спокойно едут в одну из дальних больниц, а тяжелых и средних сначала везут сюда. Здесь медики-добровольцы оказывают необходимую помощь, добиваются стабильного состояния. И потом наши ребята доставляют их в ближайший госпиталь.

За время боевых действий в Курской области мы оказали помощь уже порядка 150 человек. Как гражданским, так и нашим братьям-военнослужащим. И большинство поступали в тяжелом и крайне тяжелом состоянии.

Сегодня утром привезли человека, который просто висел на волоске. У него были многочисленные осколочные ранения по всему телу — руки, ноги, туловище. А главное, задет головной мозг. Слава богу, врачи сработали четко и грамотно, а потом наш водитель максимально быстро доставил этого очень-очень тяжелого «трехсотого» в госпиталь. И его там реанимировали. Пока у нашей команды ни одного «двухсотого» (погибшего.— “Ъ”).

— А что значит «наша команда»? Кто вы такие?

— Добровольцы. Вся братва, которая здесь задействована,— это люди, которым небезразлична судьба нашего города, нашей области. Все это началось еще в 2022 году — спасибо бывшему губернатору Роману Старовойту, он оказывал максимальную поддержку. Тогда нам удалось создать в области лагерь теробороны. Инструкторский состав — люди с боевым опытом, многие из ЧВК «Вагнер». Учили желающих работать с дронами, ходить в штурма, преподавали тактическую медицину. У нас занимались и сотрудники силовых подразделений, и обычные гражданские люди.

Разумеется, был общий чат курсантов. И когда 6 августа начались все эти события, мы кинули клич в болталку: «Парни, срочный сбор». Люди сразу откликнулись — одни вызвались приехать, другие скинулись им на бензин. Уже через пару часов мы принимали «трехсотых» прямо в поле. Потом все упорядочилось. Владелец этого дома предложил его отдать под медицинский пункт. Мы обеспечили охрану — у нас распределены огневые точки, на постах стоят ребята с разрешением на гладкоствол. К нам приехали медики-добровольцы, в том числе из других регионов. Нам привозят лекарства, перевязочные материалы, еду, воду — все это исключительно силами волонтерских инициатив. И теперь тут спасают жизни. Ну, вы сами увидите, когда привезут раненых.

Я оглядываюсь по сторонам. Полдень, но в доме полумрак. Все окна плотно занавешены, дверной проем накрыт ковром. «Светомаскировка,— объясняет Ямал.— Врачи часто работают по ночам, под лампами. Нельзя, чтобы снаружи заметили полоску света. Вообще, здесь рядом прилетают мины, снаряды. В небе постоянно коптеры противника, "Мавики" замечали (дрон производства компании DJI Mavic.— “Ъ”), "Баба-яга" кружит (украинский сельскохозяйственный БПЛА, применяемый для военных задач.— “Ъ”). Поэтому настоятельно рекомендую надеть броню. Это только кажется, что здесь тихо».

Помещение поделено на две зоны — бытовую и медицинскую. В «кухонном» углу жужжит красный холодильник «Кока-колы», он забит упаковками энергетиков. На столе гора коробок с пиццей, пакеты с лапшой быстрого приготовления, растворимые супы, банки с домашними соленьями, чай-кофе-сахар. Здесь же аккуратно сложены Библии в мягкой обложке.

«Медицинский» стол завален коробками с лекарствами и расходниками. Они аккуратно подписаны: «Противоожоговое», «Бинты», «Перекись». На полу расстелены лежанки — обычные армейские носилки, накрытые уютными домашними пледами. Ночью на них оперируют раненых; днем тут же отсыпаются волонтеры. На стуле дремлет пожилой священник в камуфляжном жилете поверх черного подрясника.

Рядом проходит медицинский семинар: бородатый мужчина в массивном бронежилете с многочисленными подсумками и обвесами выступает перед тремя «гражданскими» коллегами.

Его внимательно слушают юная студентка из Москвы, женщина лет 35 из Орла и дама из Курчатова.

— …Ранения головы не тампонируются — мы можем осколками костей черепа повредить мозг. Максимум, что тут делаем, накладываем повязку, но не очень тугую.

— Рыцарь, а если черепная коробка цела? — уточняет слушательница.

— Нет, мы не тампонируем череп вообще. Зато это единственный вид ранения, где мы можем применить гемостатическую губку. Она будет не так эффективна, как гемостатик из каолина или хитозана, потому что это коллаген. Но все же можно приложить губку — и на нее повязочку. А теперь давайте разберем, когда нельзя использовать гемостатики…

В конце семинара медик с позывным Рыцарь показывает, сколько он носит приспособлений для остановки кровотечения.

— Раз турникет, два турникет,— перечисляет он, раскрывая подсумки бронежилета.— Третий, четвертый, пятый… Тут вот жгуты, а тут у меня свернутый флаг.

— Извини, а зачем носить с собой флаг? — удивляюсь я.

— А почему нет? — так же удивленно отвечает Рыцарь.— Флаг поднимает боевой дух. Ты смотришь на флаг и вспоминаешь, за какую страну ты воюешь, почему ты за нее воюешь. Ты вспоминаешь Первую мировую войну, где развевался этот флаг, ты вспоминаешь другие войны. Не знаю, как еще ответить… В конце концов, с флагом можно фотографироваться!

Рация Рыцаря стрекочет: «Принимайте гумку!» Все выходят на улицу и выстраиваются в цепочку. Подъезжает самая обычная легковушка, открывается багажник — и в дом заносят пакеты с бинтами, шприцами и другими медицинскими расходниками. Затем водитель передает несколько упаковок воды, а напоследок — маленькую дыню, явно с собственного огорода.

— Я только одного не пойму,— задумчиво произносит мужчина, стоящий в середине цепочки.— Вот откуда все эти волонтеры знают про наш секретный медпункт?

Мальва

Прошло уже два часа, а раненых так и нет. Кого ни спрошу, это всех удивляет: «Подозрительно спокойный день». Зато есть время для бытовых дел. Парень с позывным Мальва наконец-то смог помыться и постирать. Камуфляжная одежда сушится на веревке, Мальва в одних трусах сидит на улице, блаженно подставив лицо солнцу. И заодно объясняет хозяину дома военно-медицинские премудрости:

— Я лично тренируюсь каждый день — у меня для этого турникет в тумбочке лежит. Ложусь спать и думаю: «Так, предположим меня сейчас ранило в левую руку. Как бы я тогда турникет наложил?» И накладываю. Нужна постоянная тренировка — потому что в критической ситуации подскочит пульс, будут взрывы, крики, боль. Чем больше практики, тем больше шансов все сделать чисто на моторике, без раздумий. Турникетом кровь остановил, замотал, стабилизировал, время на лбу записал — и будет жить человек. Или жгут наложил. Но его надо накладывать максимально туго, чтобы человек начал орать от боли. Ну а как ты хотел, братец, мы не врачи, мы не лечим здоровье, а спасаем жизни.

По двору проходит Джел — как всегда, в клубах пара от электронки. Он замечает Мальву и нарочито строго выговаривает:

— Я сегодня уже делал замечание, когда бойцы без футболок ходили. Но вот это, по-моему, совсем наглость. Зачем только я тебя в тот раз вытащил!

Все смеются, а Мальва громче всех.

Я подсаживаюсь рядом:

— Можем поговорить?

Тот морщится:

— Брат, я журналистов не очень люблю. Потому что вы по телевизору такую создали обстановку: «Да у нас все отлично в Курской области, не страшно, мы сейчас всех победим!» Люди этому поверили и дома остались, блин.

Из-за новостей ваших они уезжать не стали. Если бы сказали честно в ящике: «Все, капец, это не шутки, сваливайте скорее» — тогда нашим парням сейчас было бы намного проще хохлов из Суджи выдавливать. Вы хоть представляете, что значит ровнять город ФАБами, когда там мирняк?

Я на пункте стабилизации с первых суток работаю, тут столько раненых мирных было — долбануться что творится. Смотрим телевизор, там рассказывают: «Ничего страшного не случилось, 15 пьяных оборванцев перешли границу, мы уже всех победили, спите спокойно…» А у нас тут, блин, свежих трехсотых не сосчитать — и тьма мирняка. У меня здесь на позициях друг, с Пальмиры еще, с тех годов. Он написал сразу: «Брат, не верь ничему, что пишут или говорят про эту заварушку. Сейчас никто ни хера не знает реальной обстановки».

К нам подходит хмурый мужчина в камуфляже. Он протягивает руку:

— Мерс.— Затем уточняет: — Журналист, да? Напиши обязательно, что Пашинян — *** (нехороший человек), а армяне всегда за Россию будут.

— Мерс у нас армянин, но русский,— смеется Мальва.— Очень за родину переживает. За обе родины.

— Обязательно напиши, брат, это очень важно,— настаивает Мерс. — Я газету куплю, проверю.

Наконец он уходит, и я спрашиваю подобревшего Мальву, какие у него здесь задачи.

— Мы с парнями обеспечиваем безопасность медиков. И для меня их жизни, честно скажу, важнее собственной,— серьезно отвечает он.— Потому что это мирные гражданские врачи, которые по зову сердца приехали к нам. Они могли дома спокойно сидеть, но решили поехать к фронту спасать пацанов.

В самый первый день был такой случай. Еще когда лагерь в полях стоял, к нам вышла женщина из Суджи — в одних тапочках оттуда выбралась, просто без ничего. Оказалось, медик. Увидела, чем мы в поле занимаемся,— и осталась у нас, весь день помогала. Вот такие есть люди в стране, понимаешь? Вот на таких людях эта страна и держится.

Посмотри, сколько в мусорке банок от энергетиков. Это потому что мы круглосуточно дежурим на постах. Мы тут живем на сахаре и воде, блин.

Мы следим за небом, сигнализируем, когда надо укрываться от коптеров и обстрелов. Смотрим, кто тут шляется. Сегодня утром какой-то гражданин бродил вокруг нашего расположения — возможно, собирал данные. Лично мной он был задержан — подчеркну, без применения насилия — и передан силовым структурам для разбирательства. Это не шутки, понимаешь? Это война. Сначала такой прохожий с телефоном гуляет, а потом дрон прилетит или ДРГ (диверсионно-разведывательная группа.— “Ъ”) зайдет. Вот поэтому мы здесь дежурим, врачей охраняем — добровольно, не за какие-то деньги. Мы здесь за Родину на постах стоим. А когда надо — тоже первую помощь оказываем.

Я сам из Суджанского района — село Махновка, слышал в новостях? Вот ведь ирония судьбы: я по роду службы в самых разных местах был, до Пальмиры дошел — а теперь мой родной дом захватили.

Я пытаюсь расспросить Мальву об этих «разных местах», но тот отмахивается:

— Нет у меня никакой особенной истории. Был писарем в штабе, поваром был, санитаром. Ну правда, я не такой уж примечательный персонаж. Наши врачи гораздо интереснее — люди бросили все свои дела и приехали в опасную зону раненых спасать. Вот о таких людях надо в газете писать.

Мальва натягивает высохший камуфляж (мелькает шеврон с буквой W), подхватывает банку энергетика и уходит на пост. У него необычная походка — четкие, пружинящие движения, как у молодого гепарда. Писарь в штабе, ну разумеется. Кто же еще.

Павел

Вечером рядом с медпунктом несколько раз громко «прилетает». Потом в темном августовском небе вспыхивает яркая сверхновая и раздается гром — это прямо над зданием сработала ПВО. Звучит команда «В укрытие!». Все гражданские дисциплинированно забегают в дом и ложатся на пол подальше от задрапированных окон. Все бойцы… ну, тоже заходят под крышу. Постепенно.

И тут рации начинают шипеть: «Домику — Сортировщик. Направляю к вам трех “трехсотых”, один тяжелый».

Удивительно, но никакой суеты не возникает. Это заслуга Рыцаря, который громко и четко отдает команды:

— Освободить проход! Подготовить койки! Подготовить обезболивание и перевязку! Надеть перчатки! Надеть медицинские маски! Готовимся работать! — Его спокойствие придает всем уверенности.

У дома останавливается микроавтобус. Двери плавно отъезжают, и медики тут же склоняются над лежащими мужчинами. Священник подсвечивает им фонариком телефона.

— Брат, тебя плохо положили на носилки,— спокойно говорит раненому Джел.— Надо переложить, иначе будешь шататься при переноске. Потерпи, брат. Давайте — раз, два, взяли.

Через пару секунд раздается громкий стон.

— Несите нефопам! — командует Джел.

Кто-то пулей несется в дом, его догоняет уточнение:

— Два нефопама!

Третий раненый сам заходит в помещение и растерянно озирается на пороге, щурясь от яркого света ламп. Рыжий парень с щегольской бородой без усов, по пояс голый; левая рука висит на перевязи, бок залеплен пластырем.

— Что у тебя? — требовательно спрашивает Рыцарь.

— Осколки. В засаду попали…

— С осколками вон туда, на дальнюю койку,— указывает медик и выходит на улицу.

Парень делает несколько неуверенных шагов и садится на лежанку; женщины быстро меняют ему повязку и фиксируют бинты на боку черной изолентой.

Я неловко топчусь рядом. Наконец врачи отходят, боец встает, и я решаюсь заговорить с ним.

— Как тебя зовут? Откуда ты?

— Константин. Мы все трое крымские.

— Как тебя ранило?

— Мы под Суджей сидели, наблюдали… Они ездят там свободно вообще, как у себя дома…— Константин тяжело дышит, но голос спокойный.— Четыре их машины подъехали, одна подорвалась на нашей мине. Мы их обстреляли, остальные свалили сразу. Парни подождали, пошли осмотреть — ну, документы забрать, телефоны… Тут прилетел FPV (дрон-камикадзе.— “Ъ”) рядом — и я «триста». Мы в свою машину прыгнули, начали отходить, а на трассе ДРГ нас обстреляла из кустов. Они сидели ждали там.

— А как ты на войне оказался?

— В 2021 году ушел на срочку, через год пришел. Четыре месяца дома побыл, и осенью мобилизовали. С тех пор воюем. Это не первый бой, просто они неожиданно появились…

В дом наконец-то заносят носилки, на них стонет второй раненый — тоже совсем молодой. Очень бледное лицо, глаза прикрыты, на лбу испарина.

Правая брючина обрезана у самого паха, голень перемотана бинтами, они сочатся кровью. Рыцарь хмурится, но командует спокойно и уверенно:

— Проверить содержимое карманов в штанах! Затем наложить турникет — максимально высоко и максимально туго!

Над бойцом тут же склоняются несколько человек.

— Имя? — спрашивает Рыцарь.

— Па… вел…— с усилием произносит парень.

— Когда ранили? Ну примерно — час назад, два? — Парень что-то мычит, но врач кивает: — Понял тебя. Записываем: «Время ранения — 18:30. Повторно наложен жгут — 21:40». Брат, пить хочешь? Дайте ему бутылку воды с соской.

— У нас такой нет...

— Сделайте дырочку маленькую в пробке и лейте в рот аккуратно. Мы пока измерим пульс. Секундомер!

Кто-то достает телефон и включает приложение. Врачи смотрят, как на большом экране убегают секунды. Павел лежит на носилках, раскинув руки,— как на кресте.

Я выхожу на улицу. Около микроавтобуса стоит Мальва, он перевязывает бедро мужчине лет сорока. Священник продолжает светить ему фонариком.

— Тебя как вообще зовут? — дружелюбно расспрашивает Мальва.

— Юра…— с усилием отвечает раненый.

— Приятно познакомиться. Ты как, рядовой или офицер?

Мужчина не отвечает; он прикрывает глаза и явно начинает «плыть».

Мальва замечает это и говорит громче:

— Давай, Юр, поговори, поговори со мной. Чтобы нам не скучно было с тобой стоять.

— Прапорщик…

— Тоже хорошо. Это как, первое ранение у тебя?

Юрий бурчит что-то неразборчивое, я не понимаю ни слова, да и Мальва, кажется, тоже. Но ему это и не нужно.

— Ну чего, полегчало с нефопамчиком? Давай теперь ручку перебинтую,— ласково говорит он.— А ты расскажи, как вас петушнули. Нам надо знать, как петух действует, мы скоро тоже выдвигаемся.

— Да они там гоняют… как у себя дома. «Казаки» эти, блин…

— Что за «казаки»? — непонимающе переспрашивает батюшка.

— Это бронированная машина такая,— объясняет Мальва.— Как наш «Тигр», только чмошная.

— Под Суджей ехали… было нормально… Потом с двух сторон по нам…

— На двусторонку влетели, значит. Ну а вы чего, петушнули хоть их в ответ?

— Я успел вроде. Прямо через лобовуху в них долбанул… А как там нога моя?

— Да все нормально, не боись,— заверяет его Мальва. Он заглядывает куда-то под повязку и весело продолжает: — Яйца на месте и писюнчик цел — это самое главное! Все будет отлично, товарищ прапорщик, все будет зашибись с Божьей помощью!

Юрий пытается усмехнуться. Мальва продолжает балагурить:

— Сейчас перемотаем и отдохнете наконец. А хотите, отец Александр может вас расслабить прочтением какого-нибудь этого… псалома. Ну а что — меня лично это успокаивает при работе.

Отец Александр смущенно посмеивается.

— Ничего-ничего, сейчас полежите в госпитале, отоспитесь, семью увидите. Все хорошо будет, товарищ прапорщик, я тебе повязку сделаю, как себе.

— Вы тоже мобилизованный? — вклиниваюсь я в этот поток доброжелательности.

Юрий кивает, а вот Мальва не согласен:

— Нет больше мобилизованных. Кто выжил, тот уже, считай, профессиональный военный.

Из темноты появляется Рыцарь. Он несколько секунд осматривает Юрия, одобрительно кивает и напоминает, что нужно зафиксировать время наложения жгута.

— Все сделаю, на лбу ему время напишу, и будем отправлять,— говорит Мальва.— Как ваш «трехсотый»?

— Тяжелый. Вроде обычный открытый перелом, но он по пути много крови потерял. Почти вытек.

Через десять минут над Павлом колдуют одиннадцать человек — все, кто свободен от охранных постов. Джел, пыхая электронкой, следит за капельницей. Отец Александр режет армированный скотч. Врач из Орла берет Павла за руку — видно, что кожа совсем белая.

— Пульсоксиметр! Сатурация! Остановить физраствор! Поменять на стерофундин! Трите химические грелки! Примотайте грелку скотчем к телу! — Рыцарь заметно охрип; команда еле успевает выполнять его команды.

Из рации доносится: «К вам еще “трехсотый”». Джел уходит на улицу и скоро возвращается:

— Ранение в ногу, не тяжелый. Обезболили нефопамом и отправили дальше, до больницы он спокойно доедет.

— Повязка подтекает,— указывает врач.

— Подтяните турникет,— отвечает Рыцарь. Он наклоняется над Павлом и предупреждает: — Брат, потерпи. Сейчас будет больно.

Женщина кладет раненому в рот упаковку бинтов и просит:

— Родной, сожми зубы.

— Ну, оборот…— раздается команда, которую никому не хочется произносить.

Павел выгибается и кусает бинт вместе с губами. Лицо искривляется в муке, глаза широко распахнуты — два глубоких озера боли.

— Ты молодец, парень! Ты молодец! — подбадривает Рыцарь.— Война закончится, мы все к тебе в гости в Крым приедем, вот увидишь.— И тут же переключается: — Как капельница? Стерофундин на полную идет?

Так проходят еще полчаса. И постепенно Павел розовеет, дышит спокойнее. Ему накладывают шину на раненую голень. Отец Александр снимает ботинок со здоровой ноги и обмывает ее. Женщины заворачивают Павла в термоодеяла — как в плащаницу. Ярко, до боли в глазах, блестит сусальное золото фольги. По выброшенным окровавленным бинтам лениво ползают мухи. «Смерть, где твое жало?» — вспоминаю я слова другого Павла.

Рыцарь наклоняется над бойцом и глядит ему в глаза:

— Паша, послушай меня. С тобой здесь работали самые лучшие врачи. У тебя хороший пульс, мы остановили кровь, нигде ничего не подтекает. На тебя наложены шины, внутри у тебя полтора литра раствора. Поверь, ты доедешь до больницы и будешь жить. Я тебе обещаю.

На счет «три» носилки аккуратно поднимают. Четверо мужчин выносят Павла во двор, девушка идет рядом и держит капельницу. Раненого погружают в машину.

— Все, давайте, с Богом,— говорят врачи водителю.— Отзвонитесь потом, как доехали.

— Рыцарь у нас красавчик, конечно,— задумчиво говорит Мальва.— Настоящий док. Я вообще думал, мы этого Павла потеряем. Думал, размочим счет, будет у нас первый двухсотый. Но нет, с такими врачами не размочим.

Темное августовское небо на секунду перечеркивает яркая полоса. Может, это работа ПВО. Но я все равно успеваю загадать желание.

Александр Черных, Курская область