 |
ФОТО: ДМИТРИЙ САЛТЫКОВСКИЙ  |
— Совет федерации антиэкстремистский закон одобрил, но на заседании прозвучало немало критики в его адрес. Например, членам СФ не понравилось, что закон фактически делает невозможной публичную критику должностных лиц.
— В законе нет слова "критика", там есть слово "клевета". А это разные вещи. К огромному сожалению, членами Совета федерации далеко не всегда становятся доктора юридических наук, доценты и профессора. И они не всегда утруждают себя тем, чтобы прочитать закон, который обсуждают. Отсюда возникают вопросы, которые пресса воспринимает как некие мины, заложенные в законе: раз у членов СФ возникают вопросы — значит, что-то в этом есть. А ведь чаще всего они возникают у тех, кто просто закона не читал.
Да, у членов СФ был такой вопрос: уже есть общая норма ответственности за клевету, зачем же уточнять ее в другом законе? Но надо четко прочитать формулировку. Там речь идет о публичной клевете по отношению к государственному деятелю, должностному лицу, связанной с обвинением данного лица в деяниях, предусмотренных настоящей статьей, то есть в экстремизме. Только клевета с обвинением в экстремизме, и только подтвержденная решением суда! То есть если, допустим, губернатора публично обвиняют в экстремистской деятельности и суд подтверждает, что имел место факт публичной клеветы, то такие действия со стороны клевещущего человека могут считаться экстремистской деятельностью. Что здесь непонятного?
— Важно, что понимается под экстремистской деятельностью. Многие считают, что ее определение слишком широко.
— Ну вот, например, создание незаконных вооруженных формирований — это экстремистская деятельность. Если губернатора обвинят в создании незаконного вооруженного формирования, а суд подтвердит, что данное обвинение является клеветой, то лицом, совершившим экстремистские действия, будет считаться не губернатор, а тот, кто его обвинил.
— А если губернатор, например, негласно поддерживает боевиков и они у него лечатся в больнице?
— Это надо доказать.
— А пока эти факты не доказаны в суде, о них вообще нельзя говорить?
— Почему нельзя? Если вы знаете о таком факте и об этом говорите публично, то либо вы обращаетесь в суд для подтверждения своей правоты, либо губернатор пытается опровергнуть ваши слова — тоже через суд. Допустим, суд подтверждает: в больнице близлежащего к Чечне региона лечились боевики и как бы под прикрытием губернатора. Тогда против губернатора будет возбуждено уголовное дело по обвинению в экстремизме, и действия прессы будут признаны правомерными. Но если суд докажет, что никаких боевиков в этой больнице не было или что они были, но губернатор об этом не знал, тогда это будет клевета.
— Получается, что, прежде чем что-то сказать, нужно подать в суд...
— Логично. Если не доказано, зачем об этом говорить? Или пишите фамилию того, кто дал вам эту информацию, и пусть суд разбирается. Тогда если окажется, что эта информация не была правдивой, но суд постановит, что данный товарищ Иванов, Петров, Магомедов говорил вам об этом, то он будет отвечать, а не вы. Но если вы говорите: ходят слухи, что губернатор укрывает террористов,— это уже клевета. Если эти слухи не будут подтверждены судом, конечно.
— Значит, журналистам нельзя будет делать подобные предположения?
— Предположения против должностного лица не может быть в СМИ. Губернатор априори не может заниматься экстремизмом. У него есть презумпция невиновности, как у любого гражданина. А обвинение должностного лица в экстремистской деятельности — это не просто нанесение оскорбления лично ему, это подрыв веры в государство. Это и есть экстремизм. Поэтому сейчас вам придется, голубчики мои, думать, что сказать. И на основе каких данных сказать. Если вы скажете, что губернатор изменяет жене, это тоже может быть клевета, но это не экстремизм. Но если вы скажете, что губернатор перечислял деньги на создание бандформирований, вам за это придется отвечать, если вы не сможете это в суде доказать.
— Критики закона уверены, что расширенное определение экстремизма вкупе с принятыми Госдумой в первом чтении поправками об отстранении от участия в выборах партий, допускающих экстремистские высказывания, будет использоваться партией власти для борьбы с оппозицией.
— Чернуха всегда применялась и, к сожалению, будет применяться в политтехнологиях. Вопрос в том, насколько широко она будет применяться, а это зависит в том числе и от этого закона. Он призван снизить до предела сферу применения черных технологий, связанных с экстремистской деятельностью. Но давайте разделим экстремизм физических лиц и экстремизм организаций. В отношении первых мы можем говорить только про действия, которые совершили они лично. Если же тот или иной член какой-то партии высказал позицию явно экстремистского характера, но она не подтверждается руководящими органами партии, то ответственность будет нести то лицо, которое так сказало.
— А если этот человек — кандидат в партсписке, что делать? Исключать его одного или снимать весь список?
— Исключать его из списка. Но это дело уже судебное. То есть некоторый кандидат обвиняется в экстремистских высказываниях, партия от него отмежевывается, говорит: этого нет у нас в идеологии, нет в официальных решениях, и этого товарища мы из списка исключаем.
— Но ведь партии могут специально включать в список таких "экстремистов-агитаторов", от которых они потом избавятся и будут жить спокойно. Пять человек сделают свое дело, привлекут внимание избирателей скандальными заявлениями — и уйдут.
— Они нанесут урон собственному авторитету и своим партиям. Экстремизм — это не та идеология, которую в нашей стране поддерживают. Вспомните известные ролики с арбузными корками (речь идет об агитационном ролике партии "Родина" "Очистим наш город от мусора" на выборах в Мосгордуму в декабре 2005 года.— "Власть"): что, это принесло авторитет этой партии? Или голосов прибавилось?
— Наверняка прибавилось — в определенных кругах.
— Я не думаю. Но вернемся к закону. Может ли быть исключена из избирательной кампании партия за экстремистские высказывания какого-то ее деятеля? В том числе если эти высказывания были спровоцированы конкурентами? Так вот, экстремистской организация признается только в том случае, если, как сказано в законе, в отношении нее "на основании, предусмотренном законом, судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете ее деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности". То есть если речь идет о партии, которая судом объявлена экстремистской, то она, безусловно, будет снята с выборной гонки.
— Но ведь она, скорее всего, уже не успеет оспорить это решение и восстановиться на выборах.
— Если партия будет признана экстремистской, то она может это оспорить. На основании этого выборы могут быть признаны недействительными — если вышестоящий суд отменит решение нижестоящего о ликвидации данной организации или запрете ее деятельности как экстремистской организации. Но в нашей практике такого еще не было.
— Вы активно защищаете новый закон, а вот члены СФ, одобрив его, одновременно дали протокольное поручение двум своим комитетам разработать поправки и осенью внести в Госдуму. Вы с этой инициативой не согласны?
— В данном случае я совершенно согласен с протокольным поручением. Действительно, есть вещи, которые в законе прописаны нечетко. Но закон принят, одобрен, его надо вводить в действие, в этом нет сомнений. Вспомните спор, который идет с начала 1990-х годов,— о понятиях "порнография" и "эротика". Никаких запретительных мер в отношении порнографии и эротики до сих пор нет, и ни один суд на основании наших законов не может определить, чем порнография отличается от эротики. Но мы не можем сейчас заниматься такими же теоретическими спорами, говоря об экстремистской деятельности, поскольку экстремизм и порнография — это вещи разного порядка с точки зрения морального воздействия на общество. Уж очень разные последствия возникают. Поэтому промедление с принятием закона об экстремизме недопустимо, но я уверен, что он будет совершенствоваться.
|
Широта экстремизма
В законе "О противодействии экстремистской деятельности", принятом в июле 2002 года, статья "Основные понятия" выглядела вполне логичной и законченной. К экстремизму были отнесены насильственное изменение основ конституционного строя, создание незаконных вооруженных формирований, терроризм, возбуждение расовой, национальной или религиозной розни, унижение национального достоинства, пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности. Однако принятые в июле 2006 года поправки значительно расширили этот перечень. Главной идеей новаций стала защита власти от тех, кто ею недоволен. Так, к экстремистским действиям причислены воспрепятствование деятельности органов госвласти и их должностных лиц; публичная клевета в отношении лица, замещающего госдолжность, соединенная с обвинением этого лица в совершении деяний экстремистского характера; применение насилия либо угроза применения насилия в отношении представителя госвласти или его близких. Противники поправок расценили их как попытку записать в экстремисты всех оппозиционеров. К примеру, излюбленные национал-большевиками акции по захвату госучреждений явно подпадают под пункт о воспрепятствовании деятельности органов госвласти, а звучащую на митингах КПРФ резкую критику в адрес властей при желании можно квалифицировать как публичную клевету на госдеятелей. Не забыли депутаты и о журналистах. Экстремизмом отныне будут считаться создание и распространение материалов, содержащих хотя бы один из признаков экстремистской деятельности, а также публичные призывы и выступления, "обосновывающие либо оправдывающие" совершение экстремистских деяний. Так что в экстремисты теперь может легко угодить, скажем, автор статьи, попытавшийся объяснить, почему недовольные невыплатой зарплаты рабочие заблокировали рабочий кабинет мэра или губернатора. |