Сила в форме
«Чума»: новая глава в истории якутского кино
В российский прокат выходит новый фильм Дмитрия Давыдова, одного из самых интересных режиссеров Республики Саха (его «Пугало» получило гран-при «Кинотавтра» в 2020 году, после чего о якутском феномене заговорили абсолютно все). «Чума» радикально меняет наше представление о поэтике и технике якутского кино.
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Жили в одной якутской деревне два соседа — Влад и Иван. Иван лодки строил, а Влад участковым работал. Женщин в деревне вовсе не было: у Ивана жена умерла, а от Влада сбежала — то ли на Север к родным, то ли вообще к другому. Бросил Влад работу и начал хозяйством заниматься вместе с сыном. А Иван все сам справлялся — его-то сын Тарас ничего не делал и только вдаль смотрел. Чего ждал? Северного сияния? Обижали все Ивана, а он и не отвечал никому — что с дураками связываться? Начал и Влад на соседа покрикивать, а потом и лодку ему спалил. Разозлила мягкость отцовская Тараса, и ушел он жить к соседу. Стал Владу сын чужой ближе родного. Тут уж Владов сын обиделся на отца и тоже ушел в дом чужой, соседский — да и ружье с собой прихватил…
Ровно так, как грубоватая сказка-притча, и выглядит новый фильм Дмитрия Давыдова, непохожий на все предыдущие работы режиссера — да и на все, что было прежде снято в Республике Саха. Фольклорная схематичность «Чумы» больше смахивает на минимализм нового казахстанского артхауса (Адильхан Ержанов, Эмир Байгазин), но и на фоне этих живых картин работа Давыдова выделяется необычным авторским стилем. Окончательно вытравив цвет (в своей самой громкое работе, фильме «Пугало», режиссер уже вплотную подходил к монохромности), он словно навел порядок в вечно хаотичной фактуре якутской деревни. При этом визуальное решение «Чумы» далеко от игры света и тени — так же, как ее сюжет о долготерпении добра с кулаками и вопросах маскулинности далек от того, чтобы навешивать ярлыки и выносить вердикты. Мир условной, населенной исключительно мужчинами, «корневой» провинции распадается на сто градаций серого — и только божественное вмешательство способно расцветить эту суровую безрадостную жизнь переливами авроры бореалис.
В «Чуме» Давыдов работает с оператором-дебютантом Данилой Степановым, который подходит к делу очень серьезно, с тележкой. Плавные тревеллинги, нехарактерные для авторского кино Якутии, в сочетании с традиционной скупостью мизансцены производят невероятный эффект. Добавляя к минималистической, как бы непрофессиональной игре актеров нового участника — живую, внимательную камеру, Давыдов взрывает привычную статику якутского кино внутренним напряжением, свойственным скорее триллеру, чем притче.
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Фото: Кинологистика
Поначалу Давыдов вообще хотел отдать эту историю актеру Евгению Николаеву — он играет злого соседа — как материал для режиссерского дебюта (тогда сценарий назывался «Омут»). И как хорошо, что этого не случилось: если сила обычного деревенского мужика оказывается не в правде и не в уме, а в двустволке, то сила «Чумы» — не в названии (скорее дезориентирующем, придающем сюжету плакатную однозначность) и даже не в сюжете. Она — в той естественной неторопливости, с которой на фундаменте простой и во многом предсказуемой притчи (главная интрига тут в том, что же станет орудием реванша: бензопила, с которой бесконечно возится «приемыш», или, скажем, топор) вырастает ажурная визуальная конструкция. Серое небо, сливающееся с серыми полями, рябь тайги, в которой растворяются лесорубы, пепельная грязь реки и мертвенная белизна тел, подставленных под холодные ветры осени, а может, весны,— не разобрать. Пылающая лодка-ветка в ночи, угрюмый стук еловых чурок о кузов грузовичка, тихое завывание радиоточки где-то на фоне… Все это само по себе больше и интересней мрачной басни о глупом сыне. Формализм никогда особенно не занимал режиссеров якутской волны (хотя сам Давыдов не боится играть с кино формой — взять хотя бы сцену, снятую с точки зрения призрачной курицы в его лирическо-психоделической сказке «Песни лета»). Но оказывается, что, поколдовав с камерой и светом, можно и вправду впустить на экран духов сурового волшебного края, раскинувшегося не между южными хребтами и северными морями, а между землей и небом.
В прокате с 19 сентября
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram