фестиваль театр
Ни один фестиваль в Зальцбурге не обходится без волнений в публике. На этот раз в качестве жертвы выступил режиссер Димитер Гочев с мольеровским "Тартюфом". Парадокс в том, что только что "забуканного" в Зальцбурге Гочева в Германии назвали режиссером года. Странности сценической судьбы наблюдал специально для Ъ АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Театральная программа этого года в Зальцбурге проходит формально под знаком комедии. "Амфитрион" Клейста, "Много шума из ничего" Шекспира, мольеровский "Тартюф". Казалось бы, Мартин Кушей, театральный директор фестиваля, покидающий в этом году свой пост, решил на прощание оздоровить публику веселым смехом. Но Кушей был бы не Кушеем, если бы и в таком коммерческом на первый взгляд решении не приготовил массу сюрпризов. Главным стал выбор режиссеров.
В "Тартюфе", впрочем, Димитер Гочев поначалу и впрямь устраивает на сцене праздник. Добрых пять минут воздушные пушки обстреливают пустую сцену, а заодно и переполненный зал тоннами конфетти и цветных ленточек. Здание бывшей фабрики в Халляйне, где идет "Тартюф", усыпается таким плотным слоем красочных бумажек, что понимаешь: вот оно, счастье. Дальше его может быть только больше и больше, тем более что весь спектакль так и играется в мире карнавальных красок.
Но, стряхивая конфетти с пиджаков и вечерних платьев, выковыривая серебристые кусочки бумаги из свежесделанных причесок, зрители еще не догадываются, что именно их ждет. Что планировавшаяся на этот вечер встреча с прекрасным обернется очередной встречей с обществом потребления со всеми вытекающими отсюда последствиями.
За первые 25 минут со сцены не прозвучит ни одного слова из Мольера. Спектакль идет два часа, и только благодаря его длительности классическому тексту в итоге уделят достойное внимание. Но поначалу звучат в основном библейские тексты да фрагменты из пьес Хайнера Мюллера, выдающегося немецкого драматурга и поэта конца ХХ века. Заодно служанка Дорина в блестящем исполнении Юдит Розмайр веселит публику рифмованными рассказами о своих отношениях с боссом Оргоном, о его помощи в получении австрийского гражданства и прочих забавных небылицах. Говорит она с чудовищным болгарским акцентом (в гочевской версии Дорина — болгарка, приехавшая в Западную Европу на заработки). Если учесть, что загримирована актриса под Анну Нетребко и носит ее знаменитый черный парик, а не так давно Нетребко получила австрийское гражданство, не сдавая при этом необходимого для всех соискателей австрийского паспорта экзамена на знание языка и местной культуры, то эффект получается сногсшибательный. Но и без нашей дивы аллюзии с сегодняшним днем более чем откровенны, начиная от жаргонных словечек, которыми пересыпана речь персонажей, и кончая реалиями 2006 года. Вот придурковатый сын Тартюфа спрашивает у надерзившей в очередной раз и наконец-то испугавшейся этого служанки: "Ты откуда такая, милая?" "Из Болгарии,— отвечает та со страхом, и быстро добавляет: — Но скоро мы вступаем в ЕС!"
Еще больше сшибают с ног наконец-то появляющиеся Оргон (его играет Петер Йордан) и Тартюф (Норман Хакер). Тут публике становится не до смеха: инсценировка оказывается настолько вольным переложением текста, что позволяет себе пропускать хрестоматийные куски пьесы, фокусируясь не на внешнем сюжете, но на внутреннем. Спектакль не похож при этом ни на сатиру, ни на детектив, а скорее на поэтичное описание затмения и запоздалого прозрения.
Мольер писал этот текст как памфлет на современную ему церковь. В первой, не дошедшей до нас версии "Тартюфа" (она была мгновенно запрещена церковными властями) заглавный герой сам был священником. Но уже во втором варианте драматург, стремившийся обойти запреты, сделал его просто ханжой. Тоже не помогло. Только годы спустя вмешательство мольеровского покровителя Людовика XIV, набравшего наконец-то политической вес в собственном королевстве, позволило "Тартюфу" увидеть свет с третьей попытки. Успех был ошеломляющ, пьесу играли 28 вечеров подряд, а вышедшее тут же книжное издание вскоре пришлось допечатывать.
Зальцбургский "Тартюф" (с осени он будет идти в гамбургском Талия-театре) тоже полон антирелигиозного пафоса — в конце концов, истории о многочисленных сектах, под чье влияние попадают голливудские актеры и прочие звезды, не сходят с газетных страниц. Но диагноз общества не исчерпывается характеристикой его отношений с религией. В гочевском "Тартюфе" не меньше и антикапиталистических шпилек и замечаний, выглядящих для иных зрителей столь неуместно-оскорбительными в мольеровском контексте.
В какой-то момент Дорина переворачивает всю ситуацию с ног на голову. Только публика начинает жалеть несчастное семейство Оргона, на глазах теряющее все свое состояние, дом и крышу над головой, как служанка заявляет: а что они такие вечно квелые? Только и могут что "Порше" водить да бесконечно скучать. После чего со сцены звучит предложение, адресованное залу: станьте наконец христианами! Раздайте свое имущество бедным! Начните прямо сейчас, на автостоянке: подарите свои машины другим. Причем не друг с другом ими обменивайтесь, а отдайте тем, кто действительно беден.
63-летний Димитер Гочев, болгарин по национальности, не обманывается насчет человеческого милосердия. Все-таки по образованию он ветеринар и законы животной психологии знает хорошо. Отучившись в Восточном Берлине, он решил посвятить себя театру. После постановки в болгарской Русе "Леонса и Лены" Бюхнера ему на год запретили заниматься режиссурой. Но успех, выпавший на долю софийской постановки "Филоктета" Хайнера Мюллера в 1983 году, был уже международным. Драматург, известный своим критическим отношением к капитализму, написал Гочеву восторженно-аналитическое письмо. В результате Гочев стал беспрерывно ставить в Германии и Швейцарии, причем на самых престижных площадках, от Гамбурга и Базеля до берлинских Дойче театра и "Фольксбюне" (в последнем, кстати, Гочев нашел композитора для нынешнего спектакля: сэр Генри отвечает за музыку практически во всех постановках Франка Касторфа). И хотя сегодня его считают крупнейшим специалистом именно по Мюллеру, успехом пользуются и другие гочевские спектакли. Так, немецкий журнал "Театр" назвал его недавно режиссером года за инсценировку чеховского "Иванова" в "Фольксбюне".
Но что немцу хорошо, то австрийцу смерть. На премьере "Тартюфа" Гочеву "букали" как давно уже в Зальцбурге не "букали" (впрочем, на последнем спектакле также бурно аплодировали). Досталось ему и от критиков, особенно из консервативных изданий: где, дескать, Мольер? К чему нам весь этот антикапиталистический дух на сцене? (А попробовали бы они поставить такой антирелигиозный спектакль в России! Вот где бы им действительно стало бы страшно).
Видимо, в поисках ответа на эти вопросы моя соседка все два часа лихорадочно листала программку, лишь иногда бросая взгляд на сцену. То ли она скучала, то ли на автостоянке ее тоже ждал "Порше".