Виктор Черномырдин начал свое премьерское служение так, что любой прогноз на
будущее получал убедительное подтверждение (и опровержение). Премьер немедля
отдал дань неуемному популизму — "реформы, но не ценой обнищания народа",
"рынок, а не базар", "не дадим превратить Россию в страну лавочников" — и
пессимисты решили, что премьер будет инфляционно разогревать экономику, пока
последние ее остатки не будут уничтожены. Произнеся такие решительные речи,
премьер проассигновал 200 миллиардов своей родной нефтегазовой отрасли и
вроде бы успокоился — умеренные оптимисты решили, что новый премьер займется
тихим доением бюджета во благо друзьям-сырьевикам, но до феерической
гиперинфляции дело не дойдет. Неумеренные оптимисты отмечали, что состав
кабинета остался практически прежним, а макроэкономическим блоком назначен
заведовать финансовый чародей Борис Федоров, который будет лютым сторожевым
псом при государственной казне. Сам Черномырдин молчал, ограничиваясь
рассказами о своем непревзойденном умении нецензурно изъясняться с
подчиненными.
Обет молчания был нарушен лишь 4 января — премьер собрал московский
промышленный директорат и, указав, что импровизации отныне заменяются
"холодным расчетом", своими расчетами и поделился. Отметив, что двумя
первейшими приоритетами являются поддержание производства и борьба с
инфляцией, Черномырдин ничего не сообщил о собственно антиинфляционных мерах,
сосредоточившись на описании мероприятий чисто инфляционных.
К ним относятся поддержка научно-технического потенциала, протекционистские
меры в защиту неконкурентоспособных отраслей, дотирование цен на
продовольственные товары и восстановление сбережений населения, съеденных
инфляцией. Обещая подморозить цены, премьер категорически отверг идею
параллельного замораживания зарплаты — "это было бы шагом назад". А в
доказательство того, что слово не расходится с делом, премьер издал
постановление о тотальном регулировании цен (см. стр. 26).
Загадкой является методика раздачи слонов. Если бы премьер прогибался под
явным давлением — как то делал тот же Гайдар, — особых вопросов и не
возникало бы: на то и существует слабое правительство, чтобы гнуться, куда
гнут. Уникальность же Черномырдина выражается в том, что он готов выдавать
деньги даже тем, кто его об этом не просил. Во-первых, он посулил
"восстановить сбережения населения", хотя самый тупой обыватель (за
исключением разве что народных депутатов РФ) давно уже понял, что в 1992 году
фактически произошла конфискационная денежная реформа и что с воза упало, то
пропало. Во-вторых, мрачное осознание невозможности зафиксировать цены на
основные потребительские товары привело к тому, что и об этом премьера никто
всерьез не просил и за глотку не брал. Более того, цены на основные товары и
так были реально регулируемыми — но на уровне местных советов, которые
изыскивали. Явно желая опровергнуть и президентский девиз о переносе реформ
на места и пословицу "баба с возу, кобыле легче", премьер добровольно взвалил
это неудобоносимое бремя на федеральную власть.
Впрочем, небывалая щедрость нового премьера в каком-то смысле служит ключом к
разгадке. Если некто готов добровольно взвалить на себя обязанности, о
которых его никто не просил, с большой долей вероятности это значит, что,
возможно, он готов возложить на себя и права, которых ему никто не давал.
Сразу после назначения премьером Черномырдин высказался за реорганизацию
структуры управления промышленностью и усиление отраслевого руководства —
фактически за восстановление уничтоженных при Гайдаре отраслевых министерств.
И программа массированного регулирования оптовых цен, и сообщение премьера,
что "уже разработана стратегия развития приоритетных отраслей", и его
требование восстановить потерянное сегодня руководство госпредприятиями, и,
наконец, усиление протекционизма, — все это не реально без восстановления
отраслевого принципа управления. Кстати, в этом случае нечаянные подарки
Черномырдина народу — регулируемые розничные цены и "восстановление
сбережений" — оказываются вполне уместными: зафиксировав оптовые цены, надо
уже держать и розничные, а поскольку фиксация цен означает перевод инфляции
из открытой в подавленную фазу и товарный голод, то количество вброшенных в
экономику пустых денег особой роли не играет, поскольку при новых методах
хозяйствования особой роли не играют сами деньги.
Популистская риторика Черномырдина пока что малоэффективна и, несмотря на все
свое усердие, он рискует оказаться в трудной роли непопулярного популиста.
Вечно жалующийся на жизнь директорский корпус все же привык жить без
отраслевого руководства, и попытка усилить государственное регулирование и
"восстановить потерянное управление госсобственностью" скорее всего
натолкнется на упорный и эффективный саботаж.
Не слишком ясна и сама дальнейшая судьба регулятивных черномырдинских
начинаний. Пока что пребывающий в Вашингтоне зам по реформе Борис Федоров
горячо обругал новые затеи и пообещал с ними разобраться, а поскольку второй
раз (первый — при Силаеве) подавать к в отставку, едва-едва усевшись в
кресло, Федорову было бы уже неприлично, его заокеанские ругательства,
очевидно, возлагают на него определенные обязательства как-то блокировать
начинания премьера. Характерно, что объяснения, исходящие из черномырдинского
окружения, весьма разнообразны: творцом и вдохновителем новогодних документов
объявляется то Ельцин, то Гайдар, то Хижа, но никак не сам Черномырдин.
Желание отыскать крайнего создает впечатление, что премьер озабочен не
столько реализацией своего "холодного расчета", сколько тем, на кого свалить
ответственность за малоудачную импровизацию, а потому, возможно, не будет в
ней чрезмерно упорен.
Наконец, ВС РФ, сессия которого открывается 11 января, может неожиданно для
самого себя заняться антиправительственным монетаризмом. Спикер еще в марте
прошлого года объяснил, что ВС целиком, по своей институциональной природе
есть оппозиционная правительству структура. Иначе говоря, деятельность ВС в
1992 году была продиктована не желанием угробить экономику (это было лишь
средством), а желанием показать, кто в доме хозяин. Если так, то, поскольку в
1993 году гробить хозяйство собрался сам премьер, парламенту поневоле
подобает спасать экономику. Не следует забывать и про не отмененный пока
апрельский конституционный референдум. Инфляционный потенциал черномырдинских
новаций столь велик, что как раз к апрелю их эффект может сказаться в полной
мере. Если парламент не отмежуется от Черномырдина посредством постановки ему
палок в колеса, пропрезидентские агитаторы заимеют к 11 апреля козырный
аргумент: "Вот вам 'социально ориентированная экономика' и вот вам 'шведский
стол по Хасбулатову'!". А такой постановки вопроса спикер вряд ли желает.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ