DVD с Михаилом Трофименковым
"Слова, написанные на ветру" (Written on the Wind, 1956)
В истории кино лишь один режиссер известен под тремя разными именами. Когда он родился в Дании в 1900 году, его назвали Клаусом Дитлевом Серком. В немецком театре и кино 1920-1930-х годов работал под именем Детлефа Ганса Серка, ставил мелодрамы об извечном противостоянии развратного юга и здорового, арийского севера. Покинув Германию в 1937 году, через Испанию, ЮАР и Австралию добрался до Голливуда, где, став Дугласом Сирком, прославился как автор "пламенеющих мелодрам", барочных, чрезмерных, невероятных по накалу страстей и ядовитому пламени красок. "Слова" — самая наглая, самая знаменитая, самая анилиновая из них. Королю китча, умершему в 1987 году, объяснялись в любви Райнер Вернер Фассбиндер и Педро Альмодовар. Для них Сирк был образцом бесстрашного обнажения страстей и иронического отстранения от них. Он может считаться и праотцом телевизионного "мыла". Но то, что в "мыльной опере" растянуто на десятки серий, в его кино сконцентрировано с почти пародийной интенсивностью и втиснуто в какие-то два часа экранного времени. "Слова" — каталог мелодраматических ситуаций. Миллионер Кайл (Роберт Стэк), полюбив с первого взгляда нью-йоркскую дизайнершу Люси (Лорен Бэколл), мчит ее на своем самолете в Техас. Верный друг Мич (Рок Хадсон) втайне, но самоотверженно, тоже любит ее. Сестра миллионера, нимфоманка Мэрили (Дороти Мэлоун), домогаясь Мича, заходится в гротескном танце, не замечая, как папочка на заднем плане умирает от инфаркта. Жизнь под ядовито-желтым небом состоит из выкидышей, мордобоя лучших друзей, случайных и смертельных выстрелов, лжесвидетельств и раскаяний. А венчает все, конечно же, брачный союз между выжившими в этих завихрениях сюжета героями.
"Второе дыхание" (Le Deuxieme Souffle, 1966)
Главный нуар французского кино поставил Жан-Пьер Мельвиль (1917-1973). Кумир "новой волны", герой войны, друг гангстеров, денди, ненавистник реализма. Одиночка, считавший: "из двух человек один всегда предатель". С его легкой руки в кино появились герои, как бы заранее мертвые, зомби в увольнительной. И первый из них — налетчик Гюстав Минда (Лино Вентура): пренебрегая всеми мерами предосторожности и любой сценарной логикой, он снова и снова убивает из того самого револьвера, из которого убивал и десять, и двадцать лет назад. Кажется, что этот револьвер — неотъемлемая часть его тела. С побега Минда из тюрьмы начинается фильм. До Мельвиля нуары еще никто не снимал так абстрактно и натуралистично одновременно: люди-иероглифы в разреженном пространстве, тяжелое дыхание, вдруг обретающее музыкальный ритм,— единственный комментарий к тяжелым и подробно снятым физическим действиям. Сам того не зная, Минда идет путем самурая, путем смерти. Второго дыхания ему хватит ровно для того, чтобы спасти и потерять боевую подругу Мануш (Кристин Фаброга), отстрелять пару-тройку отморозков, вписаться в чужой и кровавый налет, попасться, как мальчишка, в полицейскую ловушку, снова бежать и умереть в бою, сведя счеты с кем надо. Выветривается романтика гангстерского подполья, которой Мельвиль отдал дань в предыдущих фильмах. Остается лишь железная цепь простых и жестоких поступков, не объяснимых ничем, кроме жажды смерти. Цензура рекомендовала Мельвилю убрать сцены допросов под пытками. В наши дни эти сцены шокируют не садизмом полицейских, а тем, как сняты: светотень Караваджо, мрак Рембрандта. Мельвилю подражали десятки режиссеров, но это было столь же бессмысленно, как подражать этим великим живописцам.