Что было на неделе

       В итоге всех кабинетных перестановок особо близки оказались имена Черномырдина и Геращенко — их регулярно поминают вместе, а президент нарекаемой трастовой компании GMM Антон Ненахов даже назвал эту пару своими политическими идеалами. Тем интереснее узнать, что один идеал думает о другом. Виктор Черномырдин, отметив, что "Геращенко — профессиональный банкир с прекрасной репутацией", который "прекрасно разбирается в проблемах страны и знает о том, что следует делать, чтобы разрешить их", тем не менее был строг: "Если Геращенко станет мешать нашей работе, то я буду первым, кто будет добиваться его отставки".
       Понять, будет ли Геращенко мешать работе, довольно трудно, потому что сами направления будущей черномырдинской работы несколько противоречивы. Если придерживаться общемировой модели взаимоотношений ЦБ и правительства, при которой министры нуждаются в деньгах, а ЦБ прижимается, то, вероятно, Геращенко будет мешать Черномырдину в его планах селективно поддерживать и льготно кредитовать и попа, и попадью, и попову дочку. Но в последние дни Черномырдин решил стать супермонетаристом и объявил, что правительство "не будет печатать больше денежных знаков и выдавать кредиты". Геращенко, как известно, считает, что разумная эмиссия весьма полезна в видах поддержки производства, и, очевидно, станет по-прежнему эмитировать и тем самым "мешать нашей работе". Впрочем, объявив, что наличная и кредитная эмиссия отныне будут равны нулю, премьер сообщил также, что ежемесячная инфляция (являющаяся, вообще говоря, плодом излишней, а отнюдь не нулевой эмиссии) тем не менее будет составлять 20%. Остается предположить, что необходимую для обеспечения ежемесячной 20-процентной инфляции эмиссию будет осуществлять профессиональный Геращенко, тем самым не мешая, а помогая работе премьера.
       Впрочем, известный монетаризм уже начался. Покуда аграрии и промышленники говорят о полезных льготных кредитах, и. о. министра финансов Сергей Дубинин объявил, что финансирование РТВ и "Останкина" сокращается на 50%, что дает годовую экономию в полтора триллиона. Огорченный гендиректор РТВ Анатолий Лысенко призвал президента и правительство понять, что "рухнет оно (ТВ и радио. — Ъ) — начнет разваливаться страна", а потому "правительство должно принять постановление, что государственное телевидение и радио необходимы, что они являются элементом государственной структуры, как армия, как дипломатический корпус".
       Вообще говоря, заявление, что отныне реформы будут проводиться гуманно и без шока, не следовало понимать буквально и расслабляться — как отмечали еще в 70-е годы, "наша партия не б..., она всем не может дать". Объектом повышенной гуманности являются АПК (Заверюха) и ВПК (Сосковец), потребные же на гуманность деньги частью печатаются, а частью изымаются из бесполезных сфер, как-то: наука, народное просвещение, культура, социальное страхование, а теперь и ТВ. Замысел Лысенко заключается в том, чтобы выйти из вышеописанной компании униженных и оскорбленных и присоединиться к таким ведомствам, как МИД и МО, расходы на которые более или менее защищены. В начале "эры гуманизма", когда инфляция еще не очень свирепа, а бюджетные игры сводятся к обдиранию слабых, такая позиция еще осмысленна. Но если заглядывать далее, нужно учесть, что "эра гуманизма" органически переходит в гиперинфляцию, а та уже не щадит никаких работников бюджетной сферы — ни офицеров, ни дипломатов, и вряд ли пощадит желающих к ним притулиться телевизионщиков.
       Оптимистичный Константин Боровой верит, однако, в силу государственного регулирования: "Вскоре могут вновь появиться пустые прилавки, очереди и распределительные талоны. Вслед за подобными экономическими решениями могут последовать и шаги против демократии".
       В первой части прогноза Боровой исходит из регулятивных опытов академика Абалкина образца 1990 года, которые академик предлагает теперь возобновить. Поскольку с тех пор дисциплина должностных лиц и частных граждан вряд ли существенно повысилась, а скорее даже наоборот, регулирование цен будет, вероятно, впечатляющим душу зрелищем. Вторая часть прогноза, похоже, также сделана по аналогии: открыто ненавидимое и поносимое прессой и обществом правительство Павлова не могло работать в такой атмосфере и просто обязано было если не уходить в отставку, то попытаться заткнуть рот прессе и обществу. Последнее и было сделано 19 августа 1991 года — хотя и не вполне удачным образом.
       Со своим откровенным алармизмом Боровой рискует возобновить страстную полемику, которую он в 1992 году вел с Гавриилом Поповым — и сегодня взгляды знаменитого биржевика и еще более знаменитого демократа сильно расходятся. Попов призвал к "реализации многих социалистических идей", как-то: "широкое государственное регулирование и финансирование, мощная современная армия и ВПК, отказ от союзнических отношений с США".
       Не вполне понятно, зачем Попову надо было в 1990 году устраивать беспрестанные митинги под лозунгом "Долой КПСС", чтобы спустя менее чем четыре года полностью проникнуться программой КПСС, причем не столько в горбачевском, сколько в полозковском варианте — "что имеем, не храним, потерявши, плачем". Покаяние оказывается особенно трудным, если учесть разоблаченное Поповым еще в 1990 году жестокосердие коммунистов — ленинская "Правда" сомневается, что "кто-либо захочет иметь дело с политическими банкротами". Впрочем, недоверчивость коммунистов может объясняться тем, что даже в покаянии Попов одержим страстью к ревизионизму: изложив существенные пункты коммунистической программы, он, вместо того чтобы, подобно честным коммунистам, указать, что реализация ее приведет к построению известного своими неоспоримыми преимуществами общества развитого социализма, вдруг стал уверять, что итогом программы КПСС станет "построение в России постиндустриального общества".
       Члены "Клуба-93", состоящего из подружившихся советников Ельцина (Георгий Сатаров), Горбачева (Александр Ципко и др.), Горбачева--Ельцина (Андраник Мигранян), Руцкого (Андрей Федоров) и примкнувших к ним членов блоков ПРЕС (Константин Затулин) и ЯБЛ (Виктор Шейнис и др.), в постиндустриальное будущее не заглядывают, а призывают "умеренные силы... не рассматривать себя как оппозицию правительству, а попытаться создать прагматический блок, на который оно могло бы опереться". Опасаясь анархии и диктатуры, они указывают, что "у радикальных критиков нынешнего правительства не должно быть иллюзий, будто в случае падения Черномырдина к власти придут они; гораздо более вероятен переход власти к крайне правым силам и установление нового тоталитаризма".
       Нынешнее предостережение тем более ценно, что в момент, когда у власти находились "радикальные критики нынешнего правительства", авторы воззвания отличались куда меньшей осторожностью и сурово критиковали тогдашних министров как раз за непозволительные демагогические приемы в духе "или мы, или красно-коричневые". Еще два месяца назад сама альтернатива "дурное правительство или фашисты" полагалась ложной и злонамеренно раскалывающей общество, теперь она, по мнению авторов воззвания, напротив, дает "уникальную возможность добиться консолидации общества".
       Советники всех трех президентов — люди склонные к диалектике, поэтому их духовное преображение отнюдь не удивительно. Более интересным является преображение министра иностранных дел Андрея Козырева. Возражая представителям Запада, дивящимся тому, как бывший кроткий плюшевый медвежонок вдруг превратился в страшного русского медведя, Козырев призвал не поражаться случившейся с ним метаморфозе: "Разговоры о российском неоимпериализме только отвлекают внимание от реальных проблем... Те же, кто думают, что не смогут договориться со мной и найдут кого-нибудь другого, ошибаются. Они не знают нашей внутренней ситуации, состава Государственной думы — приглашаю познакомиться".
       Через посредство Козырева возрождающаяся Россия обращается к Западу со словами подпоручика Дуба: "Вы знаете меня с хорошей стороны, не старайтесь узнать меня с плохой стороны". История военной карьеры подпоручика Дуба показывает, что результатом таких речей бывает стойкое нежелание узнать подпоручика с какой бы то ни было стороны — каковое нежелание, буде его явят внешнеполитические партнеры России, вряд ли окажется особо удачным достижением российской дипломатии.
       
       МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...