Хождение по курдам

Пока турецкие курды ведут террористическую борьбу за независимость, иракский Курдистан мирно превращается в самостоятельное государство. Туда по неосторожности заехал корреспондент "Власти" Алексей Макеев.

"Как, ты еще не был в Ираке?" — с сожалением качали головами курды в Восточной Турции. Все советовали мне непременно посетить Ирак, точнее его курдскую часть. Уверяли, что там нет ни террористов, ни обыкновенных бандитов, люди живут богато и независимо. А сколько древних городов, которые еще не видел ни один европеец! Так заинтриговали, что я взял и поехал в Ирак в качестве обыкновенного туриста.
       Турецкие пограничники окончательно развеяли мои сомнения по поводу безопасности в иракском Курдистане, и я спокойно въехал в Ирак. Оказалось, что в стране, где идет настоящая война, границы открыты для всех желающих. Не нужна даже виза. Иракские таможенники выдали мне миграционную карту, а содержимым рюкзака даже и не поинтересовались.
       Курдистан — единственный район Ирака, где войны не было вообще. Курды встретили американцев как освободителей и с радостью подчинились им, лишь бы убрать Саддама. Такая всеобщая ненависть курдов к бывшему иракскому лидеру началась еще в конце 80-х. Тогда, во время ирано-иракской войны, Саддам попытался окончательно решить курдский вопрос, устроив невиданную доселе бойню. В результате операции "Военные трофеи" было уничтожено 4 тыс. курдских деревень, погибло более 100 тыс. человек, а на город Халабджа Саддам приказал сбросить бомбу с нервно-паралитическим газом. Люди умирали тысячами: красивый горный курорт превратился в город мертвых. И хотя эту самую химическую бомбу для Саддама изготовили американцы, об этом никто не вспоминает. США для курдов теперь друзья навеки.
       

Свободный Курдистан

       Принятая недавно конституция Ирака предполагает федеративное устройство страны, и, как считают специалисты, это неминуемо приведет к развалу государства. За несколько дней, проведенных в Ираке, я окончательно убедился, что Курдистан уже является независимой страной или по крайней мере квазигосударством. Например, в местных картах написано просто: "Курдистан", без определения "иракский", а Ирак изображен отдельно, со своими границами, другим цветом. В головах курдов уже прочно закрепилось, что Ирак — это другая, не их страна. Курдские власти никому не подчиняются, только иногда "согласуют свои действия с американским командованием". В Курдистане есть собственные органы законодательной, исполнительной и судебной власти, своя столица — город Эрбиль, своя армия, полиция, своя служба государственной безопасности, своя экономика и финансовая система.
       В американской администрации, конечно, есть люди, осознающие, какого мнения придерживаются курды относительно статуса своей территории. Но на это оккупационные власти смотрят сквозь пальцы. Курды — единственная реальная и организованная сила в Ираке, поддерживающая оккупацию, и из-за этого портить с союзником отношения никто не станет.
       

Американское гостеприимство

       Проведя в иракском Курдистане несколько дней, я решил не испытывать судьбу и вернуться в Турцию. Напоследок хотелось только посмотреть один из многочисленных дворцов Саддама Хусейна. Но когда я взбирался на гору к дворцу, меня догнал джип с американскими солдатами. Пока один из них тщательно в меня прицеливался из своей винтовки, другой рассматривал паспорт. Из ближайшей деревни посмотреть, что происходит, сбежалось человек тридцать. Американцы сообщили, что все в порядке, только я должен проследовать с ними на базу в город Духок для неких формальностей. К неописуемому восторгу местных жителей меня усадили в джип.
       У ворот, куда мы въезжали, стояла табличка: "Не фотографировать, не останавливаться. Стреляем на поражение". Впрочем, что ничего серьезного этот арест за собой не влечет, я понял сразу. В дверях казармы нас встретил сержант Грег в семейных трусах и с автоматом наперевес. Мои вещи даже не осматривали, только записали мои паспортные данные и меня сфотографировали. Было такое чувство, что американцы просто заскучали и им стало интересно пообщаться с непонятно откуда взявшимся путешественником. Мне рассказывали о жизни на базе, о том, как они общаются со своими друзьями через интернет и приглашают их к себе погостить. "А что,— вошел во вкус Грег.— Здесь настоящий рай для туризма. В Курдистане множество разных древностей и совсем нет террористов, боевиков и вообще тех, кто нам сопротивляется. Ситуация стабильная и спокойная. И все это благодаря нам. Мы не лезем в дела Курдистана, а они не лезут в наши дела. Вот и живем в мире и согласии".
       Солдаты веселили меня как могли, пытались вспомнить русские слова (главным образом матерные), пели песни под гитару. Ели мы американские солдатские сухие пайки. Залили в пакетик с сухариками холодной воды, и через три минуты все это превратилось в горячий рис с овощным соусом и мясом. После обеда мне вернули паспорт и отпустили на все четыре стороны. Но солдаты явно не хотели со мной расставаться. На своем джипе они покатали меня по городу, показали интересные места и все-таки свозили во дворец Хусейна. Я сказал, что хочу взять с собой в качестве сувенира старые динары с изображением Саддама Хусейна. Мы проехались по нескольким обменным пунктам, но ничего не нашли. Тогда Грег во всем своем обмундировании пошел на рынок. Вошел в толпу и через десять минут принес три купюры.
       Когда мы распрощались, не прошло и минуты, как ко мне подошли полицейские. Вспоминая затем этот момент, я все же пришел к выводу, что курдским представителям власти меня сдали американцы. Но тогда я об этом и не думал. Все походило на обыкновенную проверку документов.
       

Турист созвучен террористу

       Изучение моего паспорта затягивалось. Появились странные люди в штатском. Они выпотрошили мой рюкзак, разобрали и раскрутили все, что только можно было. Повыкручивали даже винты из подошв моих ботинок. Нашли мой российский паспорт, кипу туристических карт Ближнего Востока, двадцать пять пленок, фотоаппарат, телеобъектив, аудиокассеты с музыкой, деньги с портретом Хусейна. Все эти подозрительные вещи сложили в отдельный мешок и, светясь от радости, отвезли меня в главное полицейское управление Духока. Меня несколько раз допрашивали и обыскивали. Посмотрели даже, что у меня под стельками.
       Через два часа меня вызвал следователь, и я ему подробно рассказал о своем путешествии. Он ответил, что я говорю неправду, что за всю свою жизнь он не видел здесь ни одного туриста, и вообще слово "турист" созвучно слову "террорист". Затем появился старший следователь, назвал свое имя, сказал, что оно переводится как "принц" и попросил так к нему и обращаться. Я повторил свою историю, но Принца, кажется, это не интересовало. С большим интересом он рассказывал о своей жизни. Оказалось, что по образованию он физик. Но тяга к сыску не позволила ему работать по специальности и привела в полицию. Принц утверждал, что может при одном взгляде на человека определить, правду он говорит или лжет, преступник он или нет. Курдское правительство ему доверяет, всячески поддерживает и повышает в должности. Мне Принц пообещал, что скоро я окажусь на свободе. Но перед этим написал протокол допроса, прикрепил к нему степлером мои "саддамовские динары" и дал мне на подпись. На всякий случай вместо своей фамилии я поставил "Не понимаю".
       Затем мне объявили, что уже поздно и поэтому отпустят меня завтра утром, после чего предложили пройти в некую комнату, где я проведу ночь. Заподозрив неладное, я заявил, что не сойду с места, пока мне не дадут позвонить в российское посольство в Багдаде. После словесной перепалки полицейский ударил меня кулаком по шее. Я отмахнулся и разбил локтем ему нос. Он подбежал к наблюдавшему за всем этим в оцепенении охраннику и попытался вырвать у него пистолет. На шум сбежалось пол-отделения. Вчетвером они взяли меня за руки и за ноги и отнесли в тюрьму, находившуюся в здании бывшей гостиницы (в Курдистане вообще острая нехватка тюрем. А чтобы не строить новых зданий, переоборудуют гостиницы и овощные базы). На меня надели футболку с номером 27, велели ее не снимать и повели в камеру.
       В камере сидело несколько иракцев. У всех одна и та же история: схватили на улице без какого-либо основания и держат здесь. Большинство обвинений звучало так: "нелегальное проникновение на территорию Курдистана, отсутствие курдской визы". Оказалось, что иракский паспорт здесь уже недействителен. Правда, иракцам визы ставят на границе и совершенно бесплатно. Но на самом деле визы еще не успели напечатать, и вместо них выдают миграционную карту Курдистана. Проблема в том, что далеко не на всех дорогах граница с арабским Ираком охраняется, а там, где есть КПП, пограничники часто или спят, или забывают сообщить о новых правилах посещения Курдистана, или там миграционных карт больше не осталось. Так люди и попадают в тюрьмы. Некоторые здесь уже несколько месяцев. Ахмед, старожил камеры, сообщил, что иностранцев отпускают на следующий день. Это меня успокоило, благодаря чему я хорошо выспался.
       

Тюрьма в Эрбиле

       Следующие сутки я провел в ожидании. Только к утру появились два человека в белых рубашках с галстуками и объявили, что мое дело разрешилось и я могу быть свободен. Только для моей же безопасности сначала меня отвезут в главное управление в Эрбиле, где выпишут специальную бумагу, с которой меня уже никто не арестует. В битком набитом автобусе, в сопровождении двух автоматчиков, мы отправились в столицу Курдистана. Ехали не по главной трассе через арабский Мосул, а в объезд по узким горным дорогам. Курды боятся покидать территорию своего квазигосударства.
       Поездка выдалась не из легких. Жара 48 градусов в тени, в окно дует раскаленный ветер. Начала кружиться голова, я получил тепловой удар и едва не терял сознание. Заметил, что многие пассажиры едут в наручниках. Недалеко от блокпоста, где мы притормозили, стоял броневик армии США. Я подумал, что надежнее будет сейчас выпрыгнуть из окна и попросить защиты у американцев. Но ни сил, ни времени на это не оказалось.
       В Эрбиле меня, конечно, не отпустили, а посадили в центральный изолятор. Меня впихнули в камеру шесть на семь метров, где уже находилось 85 человек. Нет ни одного окна, только щель под дверью и абсолютно бесполезный вентилятор на стене. При этом все непрерывно курят. Все это было похоже на фашистскую газовую камеру. С той лишь разницей, что смерть здесь наступает долго и мучительно и травят люди сами себя, своими собственными газами. У новичков каждый день случались обмороки и приступы удушья. У тех, кто провел в камере несколько месяцев, начинались уже настоящие эпилептические припадки.
       Дверь в камере открывалась четыре раза в сутки. И тогда начиналась беготня. За одну положенную каждому минуту нужно успеть сходить в туалет, возле крана с холодной водой помыться и постираться (при этом оголяться категорически запрещено). В камере нельзя держать сменные вещи, ручки, бумагу, какие-либо стеклянные предметы. Запрещены также звонки домой, свидания с родными и много чего еще. Кормили, правда по тюремным меркам отменно. Три раза в день, всегда свежий хлеб, вареные яйца, вкусные овощные соусы, рис, фасолевый суп. А иногда на завтрак приносили нечто вроде йогурта.
       Один раз тюрьму посетили представители Красного Креста (такая проверка происходит раз в месяц). Людей из нашей камеры распределили по нескольким и показали врачам вполне нормальные условия содержания. Врачи не особо интересовались положением дел в тюрьме. Посмотрели только, что все в сознании, никто не умирает, подарили набор шахмат и раздали специальные бланки для писем родным. Предупредили, что писать можно только на курдском, арабском или английском. Письма на всех других языках, а также те послания, где сообщается "нежелательная для администрации тюрьмы информация", полицейские уничтожат.
       Сириец Ахмед рассказал врачам, сколько на самом деле людей держат в этой камере. Когда через час врачи ушли и все вернулось на круги своя, Ахмеда отхлестали прутьями по спине, после чего приковали в туалете наручниками к трубе. Да так, что он мог только стоять, и только на носочках. Так он и простоял целые сутки без воды и еды.
       

Заключенные

       В тюрьме кроме иракцев держат и много иностранцев: турки, иранцы, пакистанцы, сирийцы, ливанцы, египтяне, был даже шестнадцатилетний парень из Бангладеш. Формальный повод ареста все тот же: отсутствие курдской визы.
       Одним из старост в камере был бывший иракский полицейский. Он сопровождал машину с деньгами из Багдада в Эрбиль. На них напали грабители. Перестреляли всех и забрали деньги. Он единственный, кто после многочисленных пулевых ранений выжил. И теперь, как сам считает, закончит свою жизнь за решеткой. "Основные дороги в Багдад и другие крупные города,— объяснил он мне со знанием дела,— простреливаются бандитами и днем и ночью. В основном таким промыслом занимаются иракцы. Но есть банды и из Ирана, Пакистана, Афганистана. Случается, что маскируются под бандитов и сами американцы, когда им нужно убрать какого-нибудь активиста или просто дестабилизировать обстановку. В арабском Ираке сейчас творится беззаконие. Если взрывается фугас под американским броневиком, солдаты сразу начинают стрелять на поражение во всех, кого видят, убивают много прохожих. И еще, только в Багдаде в день убивают 20-25 солдат коалиции, и никто этого не знает".
       Саммер — бизнесмен из Ливана. Он приехал в Духок по деловому приглашению. Своему новому партнеру он отдал $30 тыс., и на следующий день был арестован. Как выяснилось позже, один из начальников тюрьмы — близкий друг того, кому Саммер отдал деньги. На допросе этому начальнику Саммер заявил, что отказывается от денег, может даже это письменно заверить. Ему ответили: мы скоро во всем разберемся, вас освободим, деньги вернем. Ждет уже восьмой месяц.
       Судьба Махмуда из Эрбиля куда более трагична. Он работал инженером и как-то в середине 90-х поехал к друзьям в Багдад. Полиция Саддама арестовала его только за то, что он курд. В Абу-Грейб он провел семь лет. Освободили его американцы. Махмуд вернулся домой, а через месяц его арестовали курдские полицейские. Арестовали за то, что он вышел из Абу-Грейб живым и относительно здоровым, а значит, работал на Саддама. Здесь он уже полтора года. "Условия в Абу-Грейб несравненно лучше здешних,— рассказывает Махмуд,— много пространства, воздуха, каждый день прогулки. Да, нас почти каждый день били, но и раз в неделю позволяли видеться с женой и детьми. Почему здесь мне говорят, что свидания с семьей опасны?"
       

Свобода

       Пообщавшись с заключенными, я узнал, что всевозможные протесты, голодовки, требования встречи с консулом отнюдь не способствуют скорейшему выходу на свободу, а как раз наоборот. Дела непослушных заключенных следователи откладывают в сторону и не прикасаются к ним месяцами. Рассказывали, что в соседней камере держат гражданина Германии. Он долго настаивал на своих правах, несколько раз голодал, и все себе во вред — сидит уже третий месяц.
       Я вел себя сдержанно. По моим наблюдениям, тех, кого арестовывали без какой-либо причины, отпускали, исходя главным образом из поведения. Было ясно и то, что в камере держат одного-двух осведомителей, которые следят за тем, кто чем занимается, с кем и как часто разговаривает.
       Из тюрьмы меня выпустили через 11 дней. Сокамерники долго не могли поверить, что "русского шпиона" отпускают так быстро. Я проверил свои вещи. Все было на месте, только антенну из мобильного телефона зачем-то выкрутили. Генерал составил бумагу, по которой мне надлежало покинуть Курдистан в течение этого дня. Я поставил отпечаток пальца под текстом. Решил попросить какую-нибудь справку, во избежание очередного ареста по дороге к границе, но генерал уверил, что ничего не нужно. Мол, надо просто сказать: "Меня проверили в Эрбиле".
       Вышел я на раскаленную улицу совершенно незнакомого мне города, не зная даже, в какой стороне Турция. Остановил первую попавшуюся машину. Водитель поехал по автостраде через арабский Мосул. Не доезжая 20 км до Мосула, на горизонте мы увидели огромный гриб дыма. Послышался взрыв и пулеметные очереди. Я заключил, что лучше не покидать Курдистан и объехать Мосул по горам. За 250 км до границы пришлось взять такси. Тут выяснилось, что в Ираке ездить на такси гораздо опасней, чем автостопом. На блокпостах местные машины практически не проверяют, а распознать иностранца с ходу трудно. Пассажиров такси проверяют досконально. Несколько раз я чудом избежал ареста, и тот факт, что я благополучно добрался до границы, казался еще более невероятным, чем мое освобождение. На выезде из Курдистана пограничник проверил мой паспорт по компьютеру, нашел в базе данных историю "русского шпиона", усмехнулся и сказал: "Приезжайте к нам еще!"