Межграничное состояние

"Власть" продолжает публикацию репортажей из приграничных областей России и сопредельных районов соседних стран*. Специальный корреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова побывала в Северной Осетии и выяснила, что наличие границы с Грузией является гораздо меньшей проблемой для республики, чем отношения с соседями внутри России.

       

"Россия завоевывала Чечню при помощи Осетии"

       В самом центре Владикавказа, на проспекте Мира, висит плакат: "Осетия, ты доброе и светлое окно в огромном доме под названием Россия". Власти этой республики всегда очень любили такую вот агитацию. Впрочем, как-то особенно агитировать осетин и не нужно — здесь любят говорить, что республика — форпост России на Северном Кавказе. От слова "форпост" возникает особая национальная гордость, сознание своей исключительности, причастности к чему-то большому и значительному.
       Здесь расположена 58-я армия с ее вертолетными, танковыми и артиллерийскими полками. Эта армия — как мощный кулак Кремля, которым он грозит своим недругам на Северном и на Южном Кавказе. Осетины, хорошо знакомые с пропагандой российских интересов, знают: эта армия первой пойдет в бой, если враг придет, к примеру, из-за хребта. Она воевала в Чечне, а сейчас периодически проводит учения в районе Рокского тоннеля, прорытого под Кавказским хребтом и соединяющего Северную Осетию и Грузию.
       А в стратегически важном осетинском Моздоке расположена одна из крупнейших военных баз России — военный аэродром, способный принимать большие самолеты. Отсюда до сих пор иногда летают гражданские борты в Москву, в Чкаловский. Когда-то здесь размещался полк дальней авиации, потом полк перевели, а в Моздоке оставили вертолетный полк. С тех пор по городу ползут слухи, что, уходя, летчики закопали на территории аэродрома какие-то тяжелые боеприпасы, от которых зашкаливает радиационный фон. Официальные лица эти слухи не подтверждают, но что по онкологическим заболеваниям этот город на первом месте в Осетии, знают все.
       Территория аэродрома огорожена колючей проволокой и минными полями. Без спецпропуска сюда ни за что не попадешь. Режимный объект, одним словом. На этой базе начинались первая и вторая чеченские войны. Сюда приезжал премьер Путин и обещал замочить террористов в сортире. Ему здесь поверили все. Моздок тогда фактически был оторван от Осетии, он плохо финансировался Владикавказом, и эта территория плохо контролировалась. Отсюда чеченские боевики периодически похищали людей, и коренные моздокчане — в основном казаки — стали покидать город.
       Спустя семь лет Моздок все так же плохо финансируется, здесь нет работы, отсюда уже выехало больше половины русскоязычного населения, а их места заняли чеченцы и кумыки. О своем недовольстве коренные жители, считающие, что "чеченская экспансия продолжается", говорят только на кухнях. Вспоминают взрыв в Моздокском госпитале в августе 2004 года. Тогда погибло 50 человек. И взрыв автобуса, возящего военных на аэродром. Погибли в основном женщины — мужчины обычно на работу ездили на личных автомобилях. Могилы женщин из того автобуса — самые свежие могилы русских на городском кладбище. Остальные уже заросли густой травой, над ними покосились, а где-то и упали кресты. По этому кладбищу видно — русские уезжают отсюда навсегда. Тем, кто еще не уехал в другие регионы, просто не хватает на это средств. Но чемоданное настроение у многих. Здесь так и говорят: "Уеду в Россию". Как будто эта земля — уже не Россия.
       Из Моздока во Владикавказ есть прямая дорога — она проходит в километре от границы с Ингушетией, ехать по ней чуть больше часа. Этой дорогой не пользовались со времен первой войны. Сейчас, несмотря на то что войны в Чечне давно нет, а объездной путь занимает около трех часов, эта дорога по-прежнему безлюдная. На посту за городом мои документы проверяют минут тридцать — будто я диверсант. Спрашиваю, в чем дело, и слышу в ответ, что иногородние тут не ездят. А журналисты — тем более.
       — Мы тут сами по себе, Россия нас давно забыла,— с обидой говорят милиционеры.— Вот Ставрополье — это Россия. Моздок раньше в Ставрополье был, а как нас Осетии отдали, так и начались проблемы. С чеченами воевали-воевали, а теперь чечены у нас в районе все живут, а мы их еще и охраняем.
       Я сижу в квартире владикавказской учительницы Риты, которая раньше считала себя патриотом России. Теперь она говорит:
       — Россия бессовестно использовала Осетию в обеих чеченских войнах — отсюда улетали самолеты, бомбившие Чечню, уходили военные колонны с личным составом, то есть Россия снова и снова завоевывала Чечню при помощи Осетии. А когда басаевские террористы отомстили нам и пришли в Беслан, Россия не захотела спасти наших детей.
       

"Люди жили в общежитии, а теперь требуют жилье"

       В нескольких километрах от Владикавказа — граница с Ингушетией. Осетинские таксисты сюда не ездят. Ингушских машин во Владикавказе много, а осетинских в Назрани — ни одной. Этот факт, по мнению осетин, говорит о многом. О том, например, что в Ингушетии по-прежнему "бандитский режим, поэтому нормальные люди туда не ездят". Ингуши на это отвечают, что осетины сами отгораживаются от Ингушетии, как будто это соседнее государство. "А во Владикавказ мы ездим и будем ездить, потому что мы имеем право жить на этой территории",— скажут ингуши.
       Осетины не любят ингушей настолько, что даже анекдотов про них не рассказывают. У осетин и ингушей эта сторона взаимоотношений соседей отсутствует. Одна моя московская знакомая, осетинка, сказала, что никогда не сядет за стол с ингушами. Оказалось, то же самое говорят и ингуши. Взаимная ненависть двух народов родилась не в 1992 году, когда в Пригородном районе Северной Осетии начался вооруженный конфликт. Старожилы рассказывают, что осетины и ингуши не любили друг друга с давних пор. Все из-за того, что два народа вынуждены были сосуществовать на небольшой территории. А в 1944 году по приказу Сталина ингуши были сосланы в Казахстан, и часть территории, на которой они жили, отошла Северной Осетии. Это и есть тот самый Пригородный район.
       Последние два года полпред Дмитрий Козак настойчиво пытается решить вопрос возвращения ингушских беженцев в Пригородный район. Ингушская сторона представляет списки желающих вернуться, которые значительно превосходят осетинские списки уехавших. Ни та ни другая сторона на уступки идти не хочет. В результате и те и другие Козаком недовольны. А осетин все больше нервируют слухи, что вот-вот в Пригородный район привезут автобусы с ингушскими беженцами, и тогда, как говорят здесь, будет война.
       — Президент Путин дал указ до конца 2006 года ликвидировать последствия осетино-ингушского конфликта,— рассказывает мне министр по делам национальностей Таймураз Касаев.— Процесс возвращения ингушских переселенцев в Пригородный район идет уже давно. 365 семей сегодня могут спокойно заезжать в населенные пункты, в город Владикавказ. Те, кто хочет, возвращаются. Но проблема в том, что за это время у многих беженцев выросли дети, и теперь эти дети говорят: в дом отца я не пойду, дайте мне новый дом. А у нас четкая статистика. Около 5 тыс. человек имеют право на возвращение. Не больше. С ними вопрос решаем. Но есть, например, категория граждан, которые не имели оформленного жилья,— их 3800 человек. 500 человек вообще жили в общежитии, а теперь они требуют жилье. Но это же незаконно. По селу Октябрьскому 227 семей числится в базе данных ФМС. Из них только у 99 — законное оформление домов. Мы им говорим: докажите, что это домовладение принадлежало вам, приведите соседей, которые это подтвердят. А нас обвиняют в том, что мы опять уходим в правовое поле!
       — Но ведь в Октябрьское не могут вернуться даже те, кто уже доказал, что там жил? — спрашиваю я.
       — У нас в Пригородном районе 20 населенных пунктов, куда можно возвращаться,— объясняет Касаев.— Во многих выделяются огромные участки земли, где можно спокойно построить дом на деньги, которые дает ФМС. И есть два населенных пункта — селения Октябрьское и Ир, куда мы не разрешаем возвращаться. Только в маленьком Ире 100 человек пострадало во время конфликта. Я не говорю про Октябрьское, где до сих пор носят траур по погибшим. И когда поднимают списки тех беженцев, кто хочет туда вернуться, оказывается, это в основном те, кто участвовал в конфликте. Мы не можем допустить их возвращения в этот район. Потому что хотим сохранить здесь стабильность. Мы им предлагаем ехать в Южный — но они не хотят в Южный. Потому что со стороны Ингушетии на уровне министров ведутся такие разговоры: "До конца года Пригородный район будет наш". Можете себе представить, какую реакцию это встречает здесь, особенно после Беслана?
       Министр спрашивает меня, почему журналисты интересуются только возвращением ингушских беженцев:
       — Почему вы не спросите, как живут те 20 тысяч беженцев из Грузии и Средней Азии, которые по 15 лет ютятся в ужасных условиях и у которых вообще нет никаких перспектив? Эти люди — как бомжи, у многих нет ни прописки, ни действительного паспорта. Вы съездите к ним, посмотрите.
       

"Эти люди официально уже не беженцы"

       Первое "общежитие для бомжей" — всего в паре километров от центра Владикавказа. Это запущенное здание приютило беженцев из внутренних районов Грузии в 1991 году, с тех пор здесь живут более 40 семей, в каждой — по двое-трое детей школьного возраста. Внутри холодно и сыро даже летом.
       — Накануне отключили воду, за неуплату,— рассказывает комендант общежития Сослан Караев.— У нас долги по оплате коммунальных услуг — более 1 млн руб. Потому что никаких льгот нет — мы платим те же деньги за свет, воду и отопление, что и частные предприятия или, например, гостиницы. Сегодня воду отключили, завтра — водопровод, зимой без тепла будем. Прошлой зимой у нас отопления и не было — люди самовольно подключались.
       В коридор общежития заходят две женщины. Одна отмахивается от фотоаппарата: "Отстаньте, я уже ничего не хочу!" Другая, Мзия Газашвили, ведет в свою комнату на первом этаже — здесь живут сама Мзия, ее муж, мать и двое детей. Сейчас в комнате только дочь Мзии — у нее ДЦП. В комнате очень влажно, девочка просыпается в сырой кровати и смеется, глядя на нас. Мать поправляет одеяло, вздыхает, говорит, что девочка другой жизни не видела. Мзия вместе с семьей в 91-м бежала из Тбилиси. Она осетинка, несмотря на грузинское окончание фамилии,— от жизни в Грузии у бежавших оттуда осетин только эти фамилии и остались. "В Грузии все осетины меняли фамилии",— объясняет женщина. Этой семье сравнительно повезло — в Осетии нашлись родственники, которые их прописали. Газашвили получили гражданство. Поэтому Мзия получает пособие на содержание дочери и уже 16 лет стоит в очереди на улучшение жилищных условий. И все же даже у этой семьи шансов получить квартиру в ближайшее десятилетие нет — с прошлого года ФМС стала выделять в год всего шесть квартир для семей беженцев, при том что всего в Северной Осетии около 5 тысяч таких семей.
       — Из проживающих здесь людей половина получила субсидии на обустройство в 2002 году — от 60 до 100 тыс. руб. на семью,— рассказывает Сослан Караев.— Но что они могли купить на эти деньги? Даже комнату в разваливающемся доме не могли. Эти люди так и остались жить в общежитии. Однако с учета в ФМС они сняты, помощи больше не получат, жилья — тоже. Будущего у них нет. Эти люди официально уже не беженцы.
       Мэри Битарова вместе с родителями и сестрой бежала из Гори во время войны. Отец умер в Осетии вскоре после войны, мать ушла в монастырь. Мэри и ее сестра не прописаны и не могут получить гражданство.
       — 15 лет я жила в санатории "Осетия", там не было отопления,— рассказывает Мэри.— Оттуда меня выгнали. На работу меня не берут. Жить не на что. Мне 47 лет, покупаю колготки на рынке и ношу продавать их по организациям. Я не могу даже купить себе одежду.
       Мэри хочет вернуться в Грузию. На такое отваживаются немногие. Только те, кому уже не на что надеяться.
       Ветеран Великой Отечественной Виктор Келехсаев 40 лет проработал на металлургическом заводе в грузинском городе Рустави.
       — В 91-м нас оттуда выгнали,— говорит старик.— Приехал с женой на родину, в Осетию. Жена умерла. Сестры тоже умерли. Пенсию мне дали хорошую, но живу вот здесь.
       Дочь Келехсаева была замужем за грузином, муж умер, и она тоже уехала в Осетию. Говорит, что родители мужа не захотели с ней жить, а больше жить было негде. Келехсаев живет с дочерью и внучкой в маленькой комнатке общежития на верхнем этаже. Крыша дома плохая, и, когда идет дождь, в этой комнате сыро. Дочь ветерана торгует на рынке, внучка учится в институте. Келехсаев стоит в очереди в ФМС, в списках на улучшение жилищных условий — под номером 286.
       — Мне 82 года, я не доживу,— вздыхает старик.— В Рустави жил, все было у меня — машина, дом, работа. Если бы не война, никуда не уезжал бы. Теперь живу, как бомж.
       Келехсаев тяжело опускается на кровать и вспоминает прошлое. Как начал войну в Моздоке, куда подошли немцы, как был ранен. Своей семьей тех лет называет 77-ю Бакинскую дивизию — 239-й артполк, 2-й дивизион, 5-я батарея, 1-й расчет.
       Знакомые ветерана посоветовали ему написать министру Иванову — мол, ветеранов сейчас в обиду не дают, поможет министр. Келехсаев и написал. Уже четыре месяца ждет ответа. А 9 мая его даже не поздравили. "Не всех солнце одинаково греет",— пытается шутить старик.
       Прощаясь, он задает тот же вопрос, который я слышу уже, кажется, в двадцатый раз:
       — Почему ингушей заселяют обратно в Осетию? Им дают деньги, строят дома, а мы, беженцы из Грузии, кому нужны? Россия боится потерять Кавказ, поэтому угождает ингушам и чеченцам. А Осетия — это единственная пророссийская республика на Кавказе, с ней можно делать что угодно.
       

"Без России осетины не смогут существовать"

       Соседство с Грузией сделало Северную Осетию важным рычагом влияния Кремля на внутреннюю жизнь соседнего государства. Когда-то осетины и грузины вели совместную взаимовыгодную торговлю — из Грузии во Владикавказ возили фрукты и овощи, а обратно — товары российского производства, которые на грузинском рынке были популярнее турецких. И на эти отношения особенно не повлияла даже война в Южной Осетии в начале 90-х. Северяне на это говорили: война войной, а торговля торговлей. Однако за несколько лет все изменилось. Пограничные пункты на Транскаме и на Военно-Грузинской дороге закрылись. Грузинские фрукты и вино ввозить в Россию нельзя. Самим грузинам въезд на территорию России фактически закрыт.
       Политика России, поддерживающей правительство Эдуарда Кокойты в Южной Осетии, не могла не отразиться и на отношениях Цхинвали и Владикавказа. Южная Осетия сейчас ближе к Северной, чем когда-либо. Если раньше, после осетино-грузинского конфликта, южан в Северной Осетии недолюбливали — беженцы взвинтили цены на рынках, переполнили школы и детские сады, заняли рабочие места и вообще требовали к себе внимания,— то сейчас все изменилось. Похолодание в отношениях между Россией и Грузией существенно помогло Южной Осетии — теперь официальные лица в Москве заявляют о том, что если в мире признают Косово, то у России нет причин не признать Южную Осетию. Южане, в свою очередь, инициировали референдум, который состоится в ноябре и в очередной раз должен показать, что они не хотят жить с Грузией, а хотят жить с Россией и вообще намерены воссоединиться со своим братом — Северной Осетией.
       Год назад глава Северной Осетии Таймураз Мамсуров, объявивший воссоединение Северной и Южной Осетии делом своей жизни, привез в Цхинвали, на 15-летний юбилей Южной Осетии, договор о сотрудничестве между двумя республиками, в котором впервые официально были закреплены намерения об объединении двух Осетий. "Цель договора — подвести нас к тому 'моменту икс', когда произойдет объединение двух Осетий,— сказал мне тогда спикер парламента Южной Осетии Знаур Гассиев.— Мы хотим туда, где вторая половина нашего народа. И мы хотим в то сильное государство, которое нас защитит" (см. "Власть" #38 за прошлый год).
       — Осетия обязательно будет политически единой, потому что осетины много лет к этому стремятся,— говорит осетинский профессор-историк Руслан Бзаров.— И это не зависит от существования каких-либо государств, даже самых великих. Но мы два с половиной века работали на Россию и будем на нее работать, потому что благодаря России мы сохранились как народ. К тому же Россия сейчас нас поддерживает в нашем стремлении к объединению.
       Я спрашиваю Бзарова, зачем южане стремятся в Россию. Неужели после Беслана ничего не изменилось?
       — После Беслана изменилось многое,— говорит профессор.— Пришло осознание того, что существует очень сложный контекст отношения России к Осетии. Мы всегда одинаковы к России, наше отношение не зависит от перемены курса, от прихода к власти каких-то лиц. А по отношению же России к Осетии можно определить, кто находится у власти в России — временщики или те, кто хочет укреплять политическую и экономическую будущность этой страны. Вот сейчас у власти люди, которые начали думать о государственных интересах России. Но не до конца это произошло, понимаете? Россия пока слаба, она еще не перешла ту грань, за которой можно сказать точно, что это государство не уйдет с Кавказа и не развалится в ближайшем будущем. И у России есть альтернатива — быть ей с Осетией или без, а у Осетии такой альтернативы нет. Без России осетины не смогут существовать. Вот поэтому Южная Осетия и после Беслана хочет в Россию.
       Я говорю, что Южная Осетия для России — это разменная монета в торговле с Грузией. Бзаров объясняет, почему осетин устраивает и это.
       — После Беслана мы поняли, что мы-то с Россией, но совсем не обязательно Россия с нами. Россия нами торговала и может продолжить эту торговлю. Нас в 1918 году продали в первый раз, потом в 1926 году ВЦИК решил разделить Осетию, и это продолжалось весь ХХ век. Южную Осетию подставили в перестроечное время, в конце 80-х годов подставили Северную — под Пригородный район. Это разменная монета — Осетия. Геополитически идеальное место для торговли. И мы все это знаем. Но мы всегда будем с Россией. Потому что это цена, которую наш народ платит за то, что он выжил.
       Не случайно республика нередко выступает проводником идей Кремля. Помимо идеи воссоединения двух Осетий, здесь, в этой республике, родилась идея третьего срока президента Путина. Родилась и настойчиво поддерживается местными активистами.
       Год назад 80-летний Знаур Гассиев говорил мне, чточеченцы — сильный воинствующий народ, а "Осетия никогда сильным объединением не была и не будет". Возможно, это главная причина ее проблем.
       _____________________
*Репортаж из Омской области и Казахстана см. в #28, из Благовещенска и Китая — в #30, из Калининградской области — в #32, из Абхазии — в #34, из Псковской области и Эстонии — в #36.
       

Территориальная история Осетии Первое государство на территории Северной и Южной Осетии, а также Ингушетии, Чечни и Кубани — Аланское государство — сформировалось к IX веку. Впервые территории проживания осетин были разделены в 1222 году, когда Картлийское царство (нынешняя Грузия) захватило аланские территории к югу от Кавказского хребта. На эти земли в XIII-XIV веках во время татаро-монгольского нашествия перебрались многие осетины. До XVIII века, пока шел процесс оформления осетинской народности, территория нынешней Южной Осетии оставалась в составе феодальной Грузии. В 1749 году осетинская знать, желая защититься от территориальных притязаний кабардинских князей, впервые выразила желание присоединиться к Российской империи. В октябре 1774 года Екатерина II подписала соответствующий манифест. На осетинских землях в 1785 году был создан Моздокский уезд, который до 1860 года в разное время находился под юрисдикцией Кавказской области, Астраханской и Ставропольской губерний. Южная Осетия вошла в состав России 18 января 1801 года после подписания Павлом I манифеста о присоединении Грузии. В 1843 году на территории Южной Осетии был образован Осетинский округ в составе Тифлисской губернии. 8 февраля 1860 года указом Александра II основана Терская область, куда вошли Осетинский, Чеченский, Ичкерийский, Нагорный, Ингушский и Кизлярский округа. Административный центр Осетинского округа в 1863 году был перенесен из Моздока во Владикавказ, а сам Моздок оказался в Ставропольской губернии. В марте 1918 года Южная Осетия вошла в состав Советской России в качестве Осетинской АССР, в то время как Грузия провозгласила независимость. После установления в Тбилиси советской власти 20 апреля 1922 года Южная Осетия вновь отошла Грузии в виде Юго-Осетинской автономной области. 20 января 1921 года северокавказские территории объединены в Горскую АССР, где был образован Владикавказский округ. 7 июля 1924 года Горская АССР упразднена, а округ преобразован в Северо-Осетинскую автономную область, а 5 декабря 1936 года — в Северо-Осетинскую АССР. В марте 1944 года к Северной Осетии присоединены Назранский, Малгобекский и Пригородный районы (от упраздненной Чечено-Ингушской АССР), часть Курпского района (от упраздненной Кабардино-Балкарской АССР) и Моздокский район Ставропольского края. Область Восточная Тагаурия отдана Грузии. 9 января 1957 года Назранский и Малгобекский районы возвращены восстановленной Чечено-Ингушской АССР, другие территории остались у Северной Осетии. В 1992 году Северная Осетия вошла в состав Российской Федерации, а в Южной проведен референдум, по итогам которого провозглашена независимость. Петр Красов

Ингуши в Северной Осетии По данным переписи населения 1989 года, в Северо-Осетинской АССР проживали 34 тыс. ингушей. После столкновений в октябре-ноябре 1992 года Пригородный район покинули, по различным оценкам, от 30 тыс. до 64 тыс. ингушей (разница в оценках объясняется тем, что большая часть ингушей переселилась в Пригородный район в начале 90-х и проживала там без официальной регистрации). По переписи 2002 года, в Северной Осетии проживали 21,4 тыс. ингушей. По данным правительства Северной Осетии, с августа 1994 года по октябрь 2002 года в Северную Осетию, в основном в Пригородный район, вернулись 20,7 тыс. ингушей. В ингушском министерстве по связям с общественностью и межнациональным отношениям заявляют, что таковых за весь постконфликтный период было лишь 12,4 тыс. Миграционная служба Ингушетии сообщала, что на начало 2006 года на территории республики проживали 14 тыс. вынужденных переселенцев из Пригородного района. В ингушском министерстве по связям с общественностью и межнациональным отношениям приводят другие данные — 18,3 тыс.