"Надо проявить мужество, сказать правду"

50 лет назад, в 1956 году, разоблачение культа личности Сталина привело к неожиданному результату — матерые партработники начали борьбу с культами своих непосредственных начальников. Историю недолгой аппаратной оттепели восстановил обозреватель "Власти" Евгений Жирнов.

"Не обнажать перед ними наших язв"

       Споры о том, что именно сказать делегатам XX съезда партии, продолжались в феврале 1956 года едва ли не до дня произнесения знаменитого доклада "О культе личности и его последствиях". Старый аппаратный волк Молотов прекрасно понимал, куда все клонится. Было очевидно, что Хрущев пытается использовать начатую Маленковым и Берией еще при жизни отца всех народов ползучую десталинизацию (см. "Власть" #6 за этот год) в своих целях. И что вслед за покойным Сталиным он жаждет низвергнуть с политических высот его здравствующих соратников.
       На одном из последних предсъездовских заседаний Президиума ЦК КПСС Молотов доказывал, что о Сталине нужно сказать и что-то хорошее: например, он продолжал ленинскую национальную политику, создал великую партию, провел индустриализацию страны. Наконец, руководил ею тридцать лет. Но Хрущев настаивал на своем: "Надо проявить мужество, сказать правду". После чего на Молотова дружно ополчились и молодые члены Президиума, и его ветераны. У всех четко сработал сформировавшийся в годы культа рефлекс поддакивания первому человеку в партии.
       Последствием культа личности было и то, что правильность и необходимость десталинизации одобрили широкие руководящие слои партии. Аппаратных работников всех уровней с 30-х годов приучили, что единственно правильный ответ на любые вопросы содержится в письмах ЦК или передовицах "Правды". А всех, кто думал иначе, расстреливали или сажали. Ничем не отличалось от прежних времен и развертывание борьбы со сталинским культом. При Сталине политические кампании начинались с доступных ограниченному кругу решений Политбюро. А кампания против Сталина — с секретного доклада на закрытом заседании съезда. Хрущев специально предупредил делегатов: "Мы должны со всей серьезностью отнестись к вопросу о культе личности. Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать. Именно поэтому мы докладываем его на закрытом заседании съезда. Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв".
       Как и прежде, в несогласных начали стрелять. Случилось это в начале марта 1956 года, через считанные дни после закрытия XX съезда. "Культ личности Сталина в Грузии,— докладывал в Москву первый секретарь грузинского ЦК Василий Мжаванадзе,— сочетался с национальным чувством... В течение десятков лет вся идеологическая и воспитательная работа партийных, комсомольских организаций была направлена на всемерное возвеличение роли Сталина. Складывалось мнение о том, что грузинский народ имеет особые заслуги перед человечеством, и все это связывалось с именем Сталина...
       С 4 по 7 марта включительно в городах республики, особенно в г. Тбилиси, имели место массовые сборища и 'манифестации'. С 4 по 6 марта сборища носили сравнительно спокойный характер. У монумента Сталина в г. Тбилиси собравшимися был выставлен почетный караул, произносились стихи, речи о Коммунистической партии, о Ленине, о Сталине. Вместе с тем имелись отдельные случаи провокационных выступлений... 8 марта до 10 тысяч человек дважды подступали к зданиям ЦК и Совмина. Это была в основном учащаяся и студенческая молодежь, которую вражеские элементы и провокаторы довели до фанатического состояния. Собравшиеся резко осуждали выступления на XX съезде КПСС некоторых членов Президиума ЦК КПСС. Они требовали от ЦК КП Грузии организованного проведения городского митинга, публикации статьи и портретов Сталина в печати, объявления 9 марта нерабочим днем, прекращения ознакомления коммунистов с 'закрытым письмом' (доклад первого секретаря ЦК КПСС товарища Н. С. Хрущева 'О культе личности и его последствиях') и возвращения его в ЦК КПСС".
       Развязка наступила 9 марта. Мжаванадзе писал: "Участники сборищ у монумента составили тексты телеграмм к молодежи всех республик Советского Союза с призывом поддержать их выступления. Было решено захватить радиопередаточную станцию, телеграф, почту, а также редакцию газеты 'Коммунист'. С этим намерением часть толпы — до 5 тыс. человек — направилась к Дому связи. Несмотря на неоднократные предупреждения со стороны работников милиции и солдат, они продолжали насильствовать: бросали камни, размахивали палками, разбили окна 1-го, 2-го и части 3-го этажей, ворвались в вестибюль, напали на охрану и ранили несколько солдат. После этого солдаты вынуждены были применить оружие. При этом было убито 13 человек, ранено 63. Из числа раненых впоследствии умерло 8, 22-м была оказана первая медицинская помощь, и они были отправлены домой. Остальные были госпитализированы".
       Информацию о тбилисском расстреле безостановочно передавали все западные радиоголоса. И партаппарат по всей стране понял, что десталинизация — это всерьез.
       

"Многие начальники разговаривают с подчиненными с помощью мата"

       В стране начали происходить совершенно невозможные в сталинскую эпоху вещи. Студенты МГУ открыто дискутировали о возможности возвращения партии на марксистский путь и предлагали лекторам из ЦК способы улучшения социализма. В Москву пригласили давным-давно эмигрировавшего писателя и художника Давида Бурлюка, не принявшего соцреализм. Литературные журналы печатали идейно ущербные с точки зрения прежних времен романы и повести. И все это происходило с ведома и одобрения ЦК. Точнее, отдельных его работников, проводивших новую линию партии в жизнь.
       В самом Центральном комитете и министерствах происходили не менее интересные события. Один за другим рядовые сотрудники аппарата прозревали и обнаруживали, что в рядах их собственного руководства есть личности, создавшие вокруг себя культ. По славной советской традиции они тут же спешили поделиться открытием с самыми высокими руководителями страны. Естественно, не подписывая свои заявления.
       "ЦК КПСС недавно принял постановление о преодолении культа личности и его последствий. Это чрезвычайно важное и правильное решение Центрального Комитета. Культ личности у нас слишком далеко зашел,— писал один из анонимщиков.— Используя высокое положение, многие ответственные работники, особенно работники министерств, чрезвычайно грубы в обращении со своими подчиненными, да и не только с подчиненными, но даже с лицами, обращающимися к ним по тем или иным вопросам. Так, например, заместитель председателя Совета Министров СССР тов. Тевосян исключительно грубо обращается со всеми, кто к нему обращается. От него не услышишь ни одного приличного слова, одни оскорбления. Тов. Малышев (еще один из зампредов Совмина.— 'Власть') на заседаниях Комитета по новой технике не дает нормально выступать, окрикивает и оскорбляет вплоть до рядовых работников.
       Такой стиль руководства передается в аппараты министерств. Министры грубы в обращении с начальниками главков, а те передают эту грубость сотрудникам. Грубость и оскорбления уничтожают достоинства человека. Это не партийный и не советский стиль работы. С таким стилем руководства надо вести непримиримую борьбу. Нам, рядовым работникам, с этим бороться очень трудно, т. к. никто из нас пока не решился выступить против своего начальника, т. к. не будет понят и никто нас не поддержит, а наоборот, подберут момент, чтобы как-нибудь 'разделаться' с выступившим.
       Поэтому эту борьбу нужно начать сверху, т. е. дать понять зазнавшимся руководителям, что кроме них есть люди, с которыми необходимо обращаться по-человечески, а не по-хамски, как это делают многие руководители, в частности начальники и главные инженеры главных управлений министерств. Многие начальники главков разговаривают с подчиненными с помощью мата... Вот когда этот вопрос будет поставлен на высоком уровне, тогда они поймут и, я думаю, в своей работе не будут допускать порочащих советских руководителей методов и форм обращения с подчиненными".
       А не пожелавший назвать себя сотрудник отдела оборонной промышленности сообщал секретарю ЦК КПСС Михаилу Суслову о круговой поруке руководителей: "Сейчас, когда после XX съезда КПСС во всей нашей стране восстанавливаются Ленинские принципы руководства, Ленинские нормы партийной жизни, пожалуй, самым отсталым в этом отношении участком является аппарат ЦК КПСС. Проявляется это и в критике и самокритике, которой у нас почти не бывает, и в реагировании на жалобы и письма трудящихся. Но особенно это проявляется в том, что работники отделов (особенно руководящие), сработавшись и, так сказать, 'спевшись' с руководящими работниками министерств и ведомств, которые они призваны контролировать и опекать, не хотят вскрывать подчас и серьезных, крупных недостатков в их работе. В результате сигналы о неблагополучии в том или ином министерстве или ведомстве остаются долгое время без внимания...
       В отделе оборонной промышленности, где я работаю, было немало случаев, когда руководство отдела, не желая, видимо, портить отношений с руководителями министерств, оставляло без внимания очень серьезные сигналы о неблагополучии и стремилось замять, всячески загладить остро поднятый вопрос. Не буду отнимать у Вас время изложением всех этих случаев, т. к. надеюсь, что все они будут вскрыты при соответствующем обследовании работы отдела... Основной причиной крупных недостатков в работе аппарата ЦК КПСС является, по моему мнению, полная его бесконтрольность. За много лет я не помню такого случая, чтобы работу, скажем, нашего отдела кто-либо серьезно контролировал".
       Жалоб на отдел оборонной промышленности и его фактического руководителя Ивана Сербина было особенно много: "Я хочу Вас проинформировать о ряде неправильных действий зам. зав. отделом т. Сербина. Я более 5-ти лет знаю по работе этого не вполне культурного и знающего руководителя отдела... Сербин в течение всего времени старается всех опорочить, считает дураками, не знающими людьми, при вызове к себе работников аппарата грубит, называет оскорбительными словами, унижает. По-видимому, он только себя уважает и больше никого... Мне кажется, что такому выскочке следует дать по заслугам и убрать с аппарата ЦК, так как такой бескультурный и безграмотный работник не может работать в аппарате ЦК".
       Вот только реакции на эти сигналы не было почти никакой. Тевосян, один из немногих, кто стал объясняться по поводу анонимок, написал: "В отношении меня — клевета". А Сербин еще четверть века возглавлял отдел оборонной промышленности ЦК. Неудовлетворенные результатами расследований, аппаратные массы перешли в наступление на свое руководство.
       

"Беспрерывно звонят ответственным работникам"

       Прежде всего партработники изменили тактику. Теперь о недостатках в стране и работе отдельных ведомств руководству партии и правительства сообщали с помощью обзоров писем трудящихся. Если раньше письма нередко шли на разбирательство тому, кто в них критиковался, то с весны 1956 года сектор писем ЦК начал составлять обзоры по самым острым темам: о разгуле преступности и бандитизма, повальном пьянстве и немыслимой при власти трудящихся безработице. Советское руководство всегда очень болезненно реагировало на широкомасштабное недовольство народа. Так что жизнь министров и заведующих отделами ЦК заметно осложнилась. Но это было только начало. После активизации приема жалобщиков в справочной общего отдела ЦК количество обращений трудящихся к партии выросло в разы.
       Кроме того, борцы с малыми культами стали пользоваться подзабытыми на Старой площади выборными институтами. На профсоюзных и партийных собраниях аппарата ЦК, где раньше жалобы звучали лишь в исключительных случаях, в полный голос начали требовать равных с руководством благ. В постановлении парткома, направленном секретарю ЦК Брежневу, говорилось: "На партийных, профсоюзных конференциях, собраниях в отделах приводились многочисленные факты серьезных недостатков, допускаемых в бытовом обслуживании сотрудников аппарата ЦК КПСС со стороны ряда коммунистов-работников Хозяйственного отдела, транспортной части, столовой, буфетов и лечебного сектора Управления делами.
       Коммунисты Управления делами и Хозяйственного отдела тт. Крюков, Петухов, Бакулин не принимали должных мер к улучшению качества жилищного строительства, нетребовательно относились к строительным организациям, отделочные работы в ряде случаев выполнялись некачественно. Не решен вопрос об организации ремонта квартир по просьбам квартиросъемщиков за их счет. Зачастую при заселении квартир работникам предлагалась неподходящая жилплощадь (две комнаты в разных концах коридора общей квартиры, высокие этажи для сердечно-больных и т. п.), не учитывались их справедливые просьбы, что вызывало законные жалобы.
       До сих пор имеют место многочисленные факты низкого качества пошива одежды и обуви и несвоевременного выполнения заказов в мастерских.
       Руководители транспортной части тт. Скобелев и Шин не всегда внимательно относятся к обслуживанию сотрудников аппарата ЦК КПСС. Например, 6 июня с. г. большое количество сотрудников вынуждено было ждать транспорт для разъезда по дачным поселкам. Автобусы часто подавались грязными, что портило одежду пассажиров, имели место факты неправильного отношения к просьбам сотрудников о предоставлении им в необходимых случаях автомашин".
       От бытовых жалоб на партсобраниях перешли к критике строителей мини-культов и порядков в ЦК в целом. Ответственные работники самого малого ранга — инструкторы — возмущались, что им не дают знакомиться с закрытыми письмами ЦК, которые затем зачитывают на заводских партсобраниях. Часть сотрудников возмущались, что их не допускают к ознакомлению со сводками ТАСС. Коммунисты из изданий ЦК КПСС выступали против того, что им разрешается лишь выполнять указания руководства, а любая инициатива давится на корню. Сотрудники отделов ЦК жаловались на поток никчемных бумаг, на которые они вынуждены писать ответы.
       Они почему-то не понимали, что вал документов не в последнюю очередь организован их собственным руководством, чтобы подавить излишнюю активность аппаратчиков. А также чтобы иметь повод уволить особенно ретивых. К тому же жалобы руководству партии и правительства министры и заведующие отделам ЦК направляли для разбирательства и исполнения тем сотрудникам, кто за эти проблемы и отвечал. Аппарату пришлось перейти в оборону. Обзоры писем трудящихся начали появляться все реже и реже. Затем пришла очередь приемной.
       "Считаем необходимым информировать Вас о крайне ненормальных фактах, имеющих место в Справочной Общего отдела ЦК КПСС,— писали Брежневу его помощники.— Справочную на протяжении нескольких месяцев и почти ежедневно посещает целая группа одних и тех же лиц. В их числе Сельянов — инженер, Быков — инженер, Сушкова — б. работница Уралмашзавода, Мозговая — сотрудница дома отдыха гор. Анапа, Сивоволова — б. работница шахты в Каменской области, Колокольчиков — б. майор, Емельянов, Мигова, Харитонов и ряд других. Эти люди по тем или иным причинам уже на протяжении 2-4 лет нигде не работают. Каждый из них написал десятки писем в ЦК КПСС и столько же в различные центральные организации. Последние создавали по их делам комиссии, посылали на места людей и т. п. Все предложения и советы эти люди отвергают и предъявляют, как правило, незаконные и необоснованные требования.
       Эта группа, по-видимому, испорченных, отвыкших от полезного труда, а также психически больных людей ведет себя в Справочной ЦК КПСС крайне недостойно и вызывающе. Они беспрерывно звонят по телефонам ответственных работников ЦК КПСС, сопровождая свои разговоры грубыми оскорблениями, площадной бранью, резкими, подчас антисоветского толка, высказываниями. Здесь же в Справочной они группируются и регулярно посылают коллективные письме на имя Секретарей ЦК КПСС, требуя личного приема... Считали бы целесообразным прекратить в дальнейшем рассмотрение заявлений указанных и им подобных лиц и поручить Общему отделу ЦК КПСС навести в Справочной необходимый порядок".
       Для того чтобы оттепель в аппаратах партии и правительства окончательно сошла на нет, теперь не хватало только сигнала свыше. И он последовал в ноябре 1956 года, когда венгерский вариант борьбы с последствиями культа личности объявили контрреволюцией, и советские войска подавили сопротивление восставших в Будапеште.
       Практически одновременно началось закручивание гаек в идеологии. "Пошлые, безыдейные и аполитичные" произведения стали изгонять из литературных журналов, а участниками идейно вредных дискуссий в вузах вплотную заинтересовался КГБ. Правда, отдельные очаги фрондерства еще несколько лет сохранялись и в ЦК. Но их существование лишь подчеркивало, что аппаратная оттепель была слишком коротким и потому не самым заметным эпизодом в бюрократической истории страны.