Игра в пасеки

Игра в пасеки

        В воскресенье закончилась очередная Медовая ярмарка в Коломенском. Результаты впечатляют: за месяц 1050 российских пчеловодов продали москвичам более 5 тыс. тонн меда, а еще натуральных сот, воска, перги и, конечно, медовухи. Несмотря на хроническое невнимание со стороны государства в лице Минсельхоза, пчеловодство остается одной из рентабельных отраслей сельского хозяйства. При наличии небольшого стартового капитала и пчелиного трудолюбия многие садоводы и сельские жители могут серьезно пополнить свой бюджет.

        Пчеловодам повезло: как известно, самый известный пчеловод-любитель страны — мэр Москвы Юрий Лужков (на подмосковной даче у него 38 ульев, под Калугой — еще 40, в этом году он получил около четырех тонн меда) — активно поддерживает отрасль.
       Но до 1996 года, пока не случилась первая ярмарка, купить натуральный и гарантированно качественный мед у самих пасечников москвичи не могли.
       Арнольд Бутов, президент Российского национального союза пчеловодов (РНСП): На первую ярмарку, устроенную нами в Гостином дворе, собралось 150 пчеловодов, каждый привез на продажу примерно по тонне меда. Эти 150 тонн были распроданы всего за три дня. И меда не хватило! Тогда все удивились: откуда мед в стране, где пчеловодство, как считалось, на грани краха?
       С этого подъем и начался. Сейчас оборот ярмарки впечатляет. Если умножить среднюю стоимость килограмма меда (150-200 руб., что почти вдвое дешевле, чем в магазине) на 5 тыс. тонн, получается, что из парка "Коломенское" пчеловоды увозят более 750 млн руб.
       

Бизнес индивидуалов

       До революции Россия была медовой державой, собирая 800 тыс. тонн ежегодно, да еще перга, воск, медовуха. Мед исправно служил пополнению золотовалютного резерва страны (одна Англия закупала у нас 50 тыс. пудов меда). Во времена НЭПа пчеловодство чувствовало себя тоже неплохо: собирали 700 тыс. тонн меда, а число пчелосемей (один из основных показателей отрасли) достигало 9 млн. Но в 1929 году зажиточных пчеловодов раскулачили, союз пчеловодов запретили, ульи передали Росколхозпчеловодцентру. У деда Арнольда Бутова, например, конфисковали 60 ульев, а самого сослали на Соловки. В результате коллективизации число пчелосемей сократилось до 2,5 млн, меда на всю страну стали собирали не более 60 тыс. тонн.
       Арнольд Бутов: Пчеловодство всегда было делом исключительно индивидуальным. Даже в советское время пчелосемьи держали частники в тех районах, куда не добирался фининспектор. Частники давали половину всего меда страны во времена СССР: если колхозный улей за сезон давал 8 кило товарного меда, то частник — 30-50 кило.
       Мед был экспортным продуктом — все, что закупал Центросоюз, отправлялось за границу. И поэтому достать мед в "медовой стране" можно было только у знакомых пасечников. Отвертеться от "экспортной повинности" удалось одной Башкирии, и ее мед продавался в магазинах. Специалисты говорят, что именно поэтому башкирский мед ценится до сих пор — в силу генетической памяти населения, а вовсе не из-за своих достоинств: от меда, собранного в других уголках страны, он мало чем отличается.
       Сейчас, по данным РНСП, пчеловоды России ежегодно собирают около 100 тыс. тонн меда, а среднестатистический россиянин потребляет всего 800 г меда в год (для сравнения: среднестатистический немец — 4 кг).
       Арнольда Бутова воспитывал дед, знатный пасечник Ставропольского края. В 1967 году Бутов переехал в Москву, в 1970-м получил шесть соток дачного надела. Первым делом устроил на участке пасеку — сперва на три, потом на 16 ульев. Затем Бутов купил под Звенигородом 30 соток земли, еще 60 соток арендовал для своих 220 ульев, которые обслуживает с семьей и одним наемным помощником.
       В пасечники из ниоткуда не приходят — большинство пчеловодов продолжают дело родителей, дедов-прадедов. Средний возраст пчеловода — под 50.
       Пасеку можно сравнить с промышленным предприятием, только вместо рабочих на своего владельца трудятся рабочие пчелы (их численность в улье доходит до 50 тыс.). Сам же пасечник является не только хозяином этого предприятия, но и выполняет функции профсоюза, обеспечивая пчелам зимний отдых в омшаннике (выкопанном в земле погребе, где поддерживается постоянная плюсовая температура), и фельдшера, подкармливающего пчел лекарствами от болезней и эпидемий. Все для того, чтобы летняя напряженная работа была пчелам по силам.
       С раннего утра вылетают брать взяток — нектар из цветка (пчеловоды шутят: "Пчела сперва садится и берет взяток, а взяточник сперва берет, а уже потом садится"). Под действием внутреннего секрета пчел (а каждый взяток до 240 раз пропускается через пчелиный зобик) нектар превращается в мед, необходимый пчелам, матке и личинкам для прокорма. Но после очередного медосбора пасечник часть собранного пчелами меда в сотах конфискует, оставляя только необходимое количество (20-25 кг на зимовку для одной пчелосемьи вполне хватает), и отправляет в медогонку — агрегат для получения меда.
       Составляя смету затрат, в графе "сырье" пасечник смело может ставить прочерк — ведь для того, чтобы получить мед, его предприятию, в отличие от любого другого, не требуется никакого сырья: пчелы сами летают, где хотят, от цветка к цветку, собирая нектар. Фактически пасечник занимается собирательством, но руками (точнее, хоботками) своих питомцев. При этом даже если медоносные цветы находятся на частной и закрытой от посторонних земле, никто работе пчел препятствовать не будет.
       

Делиться надо

       Как сказал пасечник Сергей из-под Краснодара в беседе с корреспондентом "Денег": "Мы, как цыгане, кочуем по стране". Широко распространенное мнение о том, что пасечник — это тот, кто в одном и том же месте, например на садовом участке, поставил десяток-другой ульев, ходит-бродит вокруг них да качает мед, давно устарело. Таким образом устроить пасеку — скорее "баловство для себя", а не доходное дело.
       Почти все современные пасечники кочуют вместе с пчелами по районам, туда, где в данный момент зацвел необходимый медонос (в России медоносных растений 3,5 тыс.— больше, чем в других странах),— только так можно получить хороший объем меда. Например, Вячеславу Евсикову из-под Волгограда удается с каждого улья за сезон накачать до 100 кг меда, Юрию Дееву из-под значительно более северного Воронежа — 50-70 кило. 150 ульев с пасеки Деева дают вполне ощутимые 7 тонн меда ежегодно, Евсикову 56 ульев приносят до 5 тонн (из них полторы он уже реализовал на Коломенской ярмарке). Арнольд Бутов отправляется осенью на юг, в Адыгею, где настоящая зима длится всего пару месяцев и уже в феврале зацветает подснежник, в апреле — черемуха с мать-и-мачехой. Арнольд говорит, что это все затем, чтоб пчелы набрались к весне сил, встретив новую весну максимальным количеством рабочих пчел в семье, нарастив их численность с 20 тыс. до 50 тыс. (в разгар сезона ежедневно матка приносит до 2 тыс. личинок). Ведь от этого, от численности рабочих пчел в семье, и зависит, сколько они переработают нектара в мед, сколько этого меда изымет пчеловод.
       Юрий Деев: Если бы моя пасека была стационарной, стояла на одном участке, я бы вообще мало чего собрал. Конечно, мед был бы, но никакого тебе разнообразия. А потребитель сейчас требовательный: хочет и гречишный, и липовый, и мед белой акации. Чтоб ассортимент был.
       Вячеслав Евсиков: Чтобы понять, есть медосбор или нет, мы на предполагаемое место стоянки отправляем опытные ульи. Если пчелы в улей приносят не менее трех килограммов нектара в день (ульи мы ежедневно взвешиваем), тогда выдвигаемся всей пасекой.
       По утверждению Бутова, стационарная пасека дает меда обычно в два-три раза меньше кочевой.
       Первым под Воронежем зацветает татарский клен, в конце мая — белая акация, потом эспарцет, кориандр, донник... В период цветения каждого из растений пасека должна находиться рядом. После каждого сбора — выгонка меда.
       Под Волгоградом сперва зацветает липа, потом акация, гречиха... Меньше всего ценится мед подсолнечника, которым засажен весь юг страны,— на рынке его избыток.
       На стендах у всех участников ярмарки — по десятку разнообразных медов, взятых с цветов, к которым успели подъехать со своими пасеками. У стационарной пасеки, пусть и стоящей на красивом цветущем лугу, подобное невозможно. Только при собственной земле можно засевать ее медоносными культурами и никуда не дергаться (например, у мэра Лужкова пасека стационарная, а чтобы у пчел было достаточно нектара, он засевает участок медоносами — фацелией, синяком, татарником).
       И поэтому главные затраты пасечника — помимо труда, конечно,— солярка для "МАЗа" или "КамАЗа" (чтобы перевозить платформу с ульями), бензин для "Нивы", на которой, как заведено, и выезжают на разведку — где какой медонос зацвел.
       По подсчетам Вячеслава Евсикова, за сезон цветения, с конца мая по август, он на своем "МАЗе" делает одиннадцать переездов "от акации до гречихи" суммарной протяженностью 500 километров, расходуя 40-45 литров солярки на сотню километров. У Деева выходит минимум 100 километров ежедневно. Сколько съедает "Нива" с ее 12 литрами на 100 километров — даже не считают.
       Вячеслав Евсиков: Пчеловод должен быть мастером на все руки, без этого никак. Ульи и рамки все обычно мастерят для себя сами. Причем точность должна быть абсолютной: например, расстояние между рамками в улье — ровно 12 миллиметров, если меньше — пчелы дерево прогрызут, будут расширять...
       Один пчеловод способен обслуживать пасеку ульев в 150, не больше, но при этом придется работать буквально от зари до зари.
       Юрий Деев: Можно, конечно, поднять одному пасеку и на 200 ульев, но придется костьми ложиться. Тут уже надо нанимать работников, а кому доверишь такое ответственное дело?
       В России пчеловод считается профессионалом, то есть пчеловодство для него основной заработок, если у него ульев больше 100. На Западе мыслят более масштабно: в Канаде, например, профессионал — это когда у него более 600 ульев, в США — более тысячи.
       Новый улей можно приобрести за 2,5-3 тыс. руб., пчелосемья стоит 2-2,5 тыс. руб. Тут важно не ошибиться: в последние годы селекционная работа в стране почти не ведется, поэтому важно знать пчеловода, у которого приобретаешь пчелосемью, доверять ему. Как утверждает Арнольд Бутов, НИИ пчеловодства (находится в Рязанской области) фактически развалил селекционную работу, особенно по среднерусской пчеле, а ранее работавшие селекционные станции практически прекратили свое существование.
       Вячеслав Евсиков: Знаю случаи, когда пчеловоды по незнанию приобретали для кочевой пасеки среднерусскую пчелу, которая известна своим свирепым нравом. На кочевой пасеке, с постоянными разъездами, работать с ней просто невозможно, живого места на тебе не останется. При среднерусской пчеле и собака сторожевая не нужна. Я, как и большинство коллег, содержу карпатскую и северокавказскую пчел. И не жалуюсь, хотя, конечно, свои привычные 10-20 укусов в день всегда получу. У профессионального пчеловода со временем вырабатывается что-то вроде иммунитета к пчелиным укусам.
       Итак, чтобы создать производящую мед единицу — пчелосемью,— пчеловод должен потратить минимум 5-6 тыс. руб. Плюс еще дымарь (250 руб.), стамеска, ситце, ведерки, вощина (1 кг — 350 руб., на один улей необходимо 2 кг), медогонка (10-12 тыс. руб.). В общей сложности весь инвентарь обойдется примерно в 15 тыс. руб. Основные инвестиции — это транспорт, если пасека кочевая. Подержанный "МАЗ" с платформой, на которую поместится 100 ульев (а возить меньшее количество ульев просто невыгодно), может стоить 300-500 тыс. руб.
       Плюс обучение: если будущий пчеловод не знает, с какой стороны подойти к улью,— а такое хоть и редко, но случается,— РНСП берется за четыре месяца и 3 тыс. руб. преподать ему теорию, а после — организовать практику у опытного пчеловода. Расчет за работу — медом.
       Юрий Деев: Начинающим я советую попробовать с небольшого количества ульев, например с пары десятков. Если потянете, можно докупать новые. Пасека же на 150 пчелосемей вместе с транспортом будет стоить более миллиона рублей.
       

Пчела вне закона

       Возможно, жизнь российских пчеловодов серьезно упростил бы федеральный закон о пчеловодстве, принять который Дума пыталась неоднократно. Но, очевидно, лобби пчеловодов слабее госаппарата.
       История такова: внесенный группой депутатов Государственной думы проект федерального закона "О пчеловодстве" был принят в третьем чтении в июне 1998 года, одобрен Советом федерации, однако президент России (Ельцин) его не подписал, возвратив с рядом предложений. В ноябре 1998 года закон снова был принят Думой, уже в редакции президента, в начале декабря одобрен Советом федерации, но президент опять его отклонил, сопроводив такой мотивировкой: "Нормы гражданского и иных отраслей права, содержащиеся в федеральных законах, могут применяться в области пчеловодства, регулирование соответствующих отношений отдельным федеральным законом представляется излишним". Осенью 1999 года закон сняли с дальнейшего рассмотрения. Делает вид, что пчеловодства в стране нет, и Министерство сельского хозяйства, сократившее в этом году даже собственную структуру под названием "Пчелопром" (чем она занималась при жизни — непонятно даже самим пчеловодам).
       Арнольд Бутов: Сколько мы ни проводим ярмарки, от Минсельхоза и самого министра Гордеева нет даже весточки. Нас как будто нет, как и наших проблем.
       Закон о пчеловодстве давно необходим — многие пчеловоды именно с этого и начинают разговор.
       Юрий Деев: Естественно, для развития нам желательно взять кредит — на покупку новых ульев, пчелосемей, тот же бензин... Но кредит, понятно, ни один банк нам не даст — собственность у нас хоть и есть, но для банка она какая-то непонятная, как и весь наш бизнес.
       Как говорят пчеловоды-профессионалы, "в мае улей стоит целого барана, а в августе не стоит и гусиного пера".
       Еще одна проблема, с которой сталкиваются все пасечники и которая могла бы быть учтена в законе: где ставить свою кочевую пасеку на период медосбора. Сейчас это не регулируется ни одним правовым актом, и каждый лесхоз, каждый фермер выдвигают свои условия. Почти все требуют с пчеловодов денег за стоянку, при этом почему-то не задумываясь, что пчелы занимаются опылением: как отмечают ученые, в окрестностях пасеки урожайность сельхозкультур повышается в два-три раза. Раньше, в советское время, по нормативным актам и сметам колхозы-совхозы пчеловодам платили вполне официально и довольно неплохо — 4,06 копейки в день за каждый улей, опылявший колхозно-совхозные поля. Сейчас же, согласно Лесному кодексу с его положением "о побочном лесопользовании", с пчеловода положено брать два МРОТ — за установку ульев.
       Арнольд Бутов: На Западе пчеловод основной доход получает именно за счет опыления, 10-20% — от продажи меда, остальное добирает за счет продажи пчелосемей и побочных продуктов пчеловодства. В Америке ежедневно за один улей пчеловод получает от фермера до $50, поэтому там пчеловоды — богатые люди: представьте, сколько это денег, если одна пасека у них — до тысячи ульев.
       Пасечники передают друг другу красивую легенду о французах, выращивающих подсолнечник под Волгоградом, которые, как это у них принято, заплатили одному пчеловоду за пару недель 30 тыс. руб. У нас же пока Вячеслав Евсиков платит по 250 руб. за десятидневную стоянку пасеки в лесхозе, его коллеги "проставляются" медовухой-самогоном, а бывшему чиновнику Дееву помогают старые связи: фермеры и директора колхозов — друзья-товарищи.
       Еще закон должен хоть как-то регулировать отношения с соседями. Целые полосы ежемесячной газеты "Пасека России" посвящены именно этим конфликтам.
       Вступления в ВТО пчеловоды, даже из глухих деревень, боятся: пока нет никакого закона, Россия не защищена от плохого и дешевого меда. Китай, например, продает свой жидкий некачественный мед (нередко в него добавляют соевую муку) в Европе по €0,35 за кило.
       

Несладкий сбыт

       Главное для пчеловода, говорят опытные пасечники, при сборе меда — не жадничать. Всегда есть соблазн больше меда изъять, пустить на продажу, оставив пчелам минимум. А то и того и меньше.
       Арнольд Бутов: Жадный пасечник может отнять у пчел для продажи почти весь мед, подкармливая их зимой сахарным сиропом. Поэтому к следующему сезону пчелы могут подойти ослабленными. Для питания каждой пчелосемье необходимо на зиму 20-25 кг меда.
       Вячеслав Евсиков: Еще несознательные пчеловоды могут собрать незрелый мед, это когда до трети сот в рамке пчелами не запечатаны. Для пчеловода это, конечно, проще: нет необходимости срезать ножом верхний слой сот, открывая их для медогонки. Проверить, зрелый мед или нет, можно просто: надо спичкой подцепить мед из банки, и если он тянется длинной паутинкой, а затем обрывается и подтягивается к спичке — это зрелый. Если не подтягивается, если паутинка рвется — мед незрелый, водянистый.
       Но произвести мед — только полдела, а сейчас, возможно, даже меньше. Главное — мед продать, желательно с прибылью, а это получается не у всех и не всегда.
       Это в советское время основную массу меда закупали централизованно и у совхозов, и у частников.
       Юрий Деев: В СССР централизованно, в том числе и у частников, скупала мед потребкооперация, причем по очень неплохой цене — 3-5 руб. за кило. Я тогда ежегодно качал полторы тонны меда, и выходило 7,5 тыс. руб. Неплохие по тем временам деньги. Сейчас же все крутятся как могут.
       Как говорит жена Деева, выполняющая функции бухгалтера пасеки, "раньше мы были пчеловодами, но не были продавцами, приходится учиться".
       Перекупщики на местах платят за мед очень мало, порой 30-40 руб. за килограмм, что подчас ниже себестоимости продукта.
       Как утверждает Бутов, себестоимость килограмма меда — не менее 50-70 руб. в зависимости от вида и района сбора. Например, относительно дешево обходится мед на Дальнем Востоке, где много обильных медоносов, только доставка его в европейскую часть страны поднимает цену в два-три раза.
       Юрий Деев: Мед по адекватной цене можно продать только в Москве. У меня один приятель-пчеловод, Паша, разочаровавшись в сбыте, вообще переключился с продажи меда и медовухи на продажу самогона. А что? Вот считай: мед в наших краях перекупщики берут по 30 руб., пол-литра самогона стоит 35 руб., а меда нужно — всего ничего. А Паша за мед выручает 70-80 руб. за кило. Что выгоднее?
       Если продавать мед по 150 руб. за кило, то один улей может приносить 5-15 тыс. руб.— в зависимости от медосбора, района и прочих условий...
       Помимо меда пасечники продают натуральный воск (на ярмарке — по 200 руб., на него переплавляют соты), дорогую пергу — по 1,5-2 тыс. руб. за кило (обычно, пока нет нектара, пчелы собирают в рамку именно пергу, потом пчеловод ее вырезает и продает; перга особенно ценится в медицине, но с улья ее получают не более 1-1,5 кг), медовуху и даже пчелиный яд, используемый в медицине и косметологии. Правда, мало кого из пчеловодов прельщает цена $15 за грамм яда — дело это трудоемкое, основную рентабельность на уровне 200%, по словам Бутова, получают перекупщики и продавцы препаратов (всего в стране ежегодно удается собирать не более 100 кг яда). Медовуху получают так: в бочку на литр воды добавляют 300 г меда и 30-50 г перги, после двухмесячного брожения получается самый древний национальный русский напиток крепостью шесть градусов. Полуторалитровая бутылка натурального продукта на ярмарке легко уходила за 150-200 руб. Впрочем, как правило, пчеловод медовуху делает прежде всего для себя, продавая только излишки.
ДМИТРИЙ ТИХОМИРОВ