Не чужие

Москва никогда не была русским городом. Еще до того как она сделалась столицей многонациональной империи, ее населяли наряду с русскими "понаехавшие тут" из многих стран Европы и Азии. А по мере расширения страны на восток и на юг в Москву приезжали на постоянное место жительства представители всех национальностей, ставших "российскими". Корреспондент "Ъ-Дома" Алексей Митрофанов рассказывает, как формировались национальные поселения на территории российской столицы.

Все началось в XIV веке, когда город начал развиваться, и притом весьма стремительно. Не в последнюю очередь это было связано с торговлей. Иностранные купцы заинтересовались новым перспективным поселением, повезли сюда товары. Дальше — больше. Торговля стала не случайным, а постоянным делом, в городе осели иностранные ремесленники, потребовались толмачи. И, соответственно, начали появляться первые национальные слободы.

Первыми, конечно, были греки, братья по религии. В том же XIV веке на Никольской улице открыт был первый "иностранный" монастырь — Николо-Греческий. Сами выходцы с Балкан селились здесь же по соседству — между Никольской и Ильинской улицами. Со временем им тут стало тесно, и большая греческая колония возникла в другом месте — за рекой Яузой.

Затем явились итальянцы, а за итальянцами — французы, немцы, англичане, кто угодно. Среди них были не только лишь торговцы и ремесленники — попадались архитекторы и даже знаменитые военачальники, нанятые русскими царями для военных действий против других стран.

Для простого обывателя все иностранцы были на одно лицо. А главное, что они "немовали", то есть не умели говорить по-русски. Поэтому и прозвище им дали одно — немцы, и слободу, соответственно, тоже назвали немецкой.

Для иностранцев отвели большую территорию в районе реки Яузы, между речкой Чертороем и ручьем Кукуем. Кстати, одно время Кукуем именовали и саму слободу: больно уж поганым выглядело это слово, чем-то напоминало русский кукиш.

Один из путешественников, Адам Олеарий, писал: "Когда бывало жившие там жены немецких солдат увидят что-либо странное в проходящих случайно русских, то говорили обыкновенно между собою: 'Kuck, Kuck sie' — 'Глянь, глянь сюда!' Что русские перевернули в срамное слово".

Не все в жизни слободы шло гладко. Ее обитатели то впадали в немилость, то, напротив, оказывались в почете. В частности, при Иване Грозном "немцам" поначалу жилось вольно и богато, они даже имели лицензию на торговлю спиртным. Еще бы, ведь, по утверждению переводчика Генриха Штадена, "по другую сторону Яузы, на Болвановке, живут все немецкие воинские люди, которыми Великий князь пользуется против крымского царя".

Но митрополит Московский как-то "опечаловался" в разговоре с государем: дескать, немцы портят войско русское, от них разврат и обнищание. И когда понадобится выступать в поход, окажется, что пропиты все деньги, не на что будет воину купить ни лошадь, ни оружие, ни обмундирование.

Царь согласился и послал за Яузу опричников. Те по обыкновению разграбили "объект", многих поубивали, много всего пожгли и попортили. Но лицензию царь почему-то не отозвал, и вскоре слобода сделалась еще краше.

В Смутное время слобода была практически стерта с лица земли — поляки постарались. Иностранцы начали селиться среди москвичей, что сразу вызвало неудовольствие купцов. Пошли челобитные: от иностранцев "чинится русской торговле великая теснота", русские купцы терпят "убытки многие". Подало голос и духовенство: иностранцы ставят всюду свои храмы, отчего "всякое осквернение русским людям бывает", а главное, "пустеют" православные приходы. Кроме того, патриарх однажды ехал по Москве, благословлял народ и — о ужас! — по ошибке благословил нескольких иноземцев (на них были русские костюмы).

Тогда Алексей Михайлович издал указ о восстановлении немецкой слободы "подле Яузы-реки, где были наперед сего немецкие дворы при прежних великих государях до московского разорения".

Пик же великолепия Немецкой слободы пришелся на правление Петра Великого, большого любителя западноевропейской культуры. В юношеском возрасте он проводил там часы и даже дни, общаясь с мореходами, ремесленниками и прочими специалистами, а в основном с Лефортом. Князь Куракин о нем сообщал: "Помянутый Лефорт был человек забавный и роскошный или назвать дебошан французский. И непрестанно давал у себя в доме обеды, супе и балы... Тут же в доме началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать, что по три дни запершись в том доме бывали пьяны, и что многим случалось оттого умирать".

А вскоре Петр завел себе возлюбленную — Анну Монс. Тот же Куракин писал: "В его (Франца Лефорта.—Ъ) доме первое начало учинилось, что его царское величество начал с дамами иноземскими обходиться, и амур начал первой быть к одной дочери купеческой, названной Анной Ивановной Монсовой".

Она была дочерью обычного виноторговца, но приглянулась русскому царю, и он, далекий от придворных предрассудков, открыто ездил в эти палаты (кстати говоря, самим Петром Анне подаренные).

Среди современников Анна слыла "девицей изрядной и умной", веселой, находчивой собеседницей и превосходной танцовщицей. Кроме того, она была превосходной хозяйкой, содержала все свое именьице в порядке и славилась превосходной коллекцией карет.

Анна жила вместе с матерью и младшим братом Виллимом, и они вполне спокойно относились к любовным похождениям царя. Тот же нередко оставался ночевать в Анниных палатах, их в Москве частенько так и называли — "царицын дворец".

Слово "немцы" относилось только к "пришлым людям" с Запада. Южные и восточные от них отличались и селились в иных местах.

В частности, на юге, за Москвой-рекой, существовала еще одна слобода — Татарская. Пока существовало иго, татары были в городе элитой, главный их двор располагался, разумеется, в Кремле. Именно там жили баскаки — татарские чиновники, собирающие дань. Впоследствии в Кремле на месте бывшего Татарского двора был обустроен православный Чудов монастырь, татары же сосредоточились в Замоскворечье, занимались в основном торговлей и ремесленничеством. И по сей день в Замоскворечье существуют Большой Татарский переулок, улица Ордынка, Старый Толмачевский переулок, Балчуг.

В XV столетии в Москве возникла большая армянская колония. Сначала она размещалась рядом с Кремлем, а в XVIII столетии переместилась к Маросейке — сейчас там находятся Армянский переулок и армянское посольство.

А на Маросейке обитали малороссы — выходцы с Украины. В их честь названы собственно улица Маросейка и Хохловский переулок.

А вот Грузинские улицы находятся там, где была Грузинская слобода. В 1725 году в Москву прибыл грузинский царь Вахтанг Леванович с сыновьями Бакаром и Георгием, со всей своей семьей, свитой, друзьями и обслугой — всего три тысячи человек. В то время Грузия постоянно подвергалась нападениям турок и персов, и Вахтанг попросил у русского царя убежища. Это "правительство в изгнании" впоследствии выросло в громадную грузинскую колонию, которая располагалась там, где ныне возвышается "шашлык" — памятник русско-грузинской дружбе, сделанный в соавторстве Зурабом Церетели и Андреем Вознесенским.

Со временем к иностранцам стали относиться более терпимо, они уже не вызывали ужаса у обывателей. Никто не принуждал их жить в определенном месте — строй себе дом, или покупай, или снимай где пожелаешь. Тем не менее к началу XIX века в Москве образовалась некая микроскопическая Франция — Кузнецкий мост. Михаил Пыляев восхищался: "Кузнецкий мост теперь самый аристократический пункт Москвы; здесь с утра и до вечера снуют пешеходы и экипажи, здесь лучшие иностранные магазины и книжные лавки".

Фамусов из грибоедовской поэмы "Горе от ума", напротив, сетовал: "А все Кузнецкий мост, и вечные французы".

А Петр Вяземский писал в известных "Очерках Москвы":

Кузнецкий мост давно без кузниц,

Парижа пестрый уголок,

Где он вербует русских узниц,

Где собирает с них оброк.

И вправду, многочисленные французские модные магазины на Кузнецком поглощали большое количество русских денег.

Особенной популярностью пользовался магазин предпринимательницы Обер-Шальме. Драматург Степан Жихарев возмущался: "Много денег оставлено в магазине мадам Обер-Шальме! Достаточно было на годовое продовольствие иному семейству; недаром старики эту Обер-Шальме переименовали в Обер-Шельму".

А мемуаристка А. Янькова вспоминала: "Была в Москве одна французская торговка модным товаром на Кузнецком мосту — мадам Обер-Шальме, препронырливая и превкрадчивая, к которой ездила вся Москва покупать шляпы и головные уборы, и так как она очень дорого брала, то прозвали ее обер-шельма. Потом оказалось, что она была изменница, которая радела Бонапарту".

И это было правдой — в частности, Наполеон советовался с ней, упразднять ли в России крепостное право или следует оставить все как есть.

А в середине XIX века в Москве образовалась еще одна слобода — еврейская. Евреям разрешили временное жительство в Москве в том случае, если они являются купцами. Было определено и место — Зарядье, там, где сейчас сносят гостиницу "Россия".

Литератор Иван Белоусов писал в мемуарах: "Некоторые переулки представляли собой в буквальном смысле еврейские базары, ничем не отличающиеся от базаров каких-нибудь захолустных местечек на юге — в черте оседлости. Торговки-еврейки с съестными припасами и разным мелким товаром располагались не только на тротуарах, но прямо на мостовой. По переулкам были еврейские мясные, колбасные лавочки и пекарни, в которых к еврейской Пасхе выпекалось огромное количество мацы — сухих лепешек из пресного теста — опресноков. Зарядские еврейские пекарни выпекали мацу не только для местного населения, но и отправляли ее в другие города.

При мясных лавках имелись свои резники... Много было в Зарядье и ремесленников-евреев, большей частью они занимались портновским, шапочным и скорняжным ремеслом".

Особенно же колоритно выглядела эта местность в дни еврейских праздников.

После революции 1917 года расселение по национальному признаку практиковаться перестало. Люди жили там, куда их селили, а официальным курсом власти были дружба и активное общение между народами. И потому пока в современной Москве нет Чайна-таунов и Немецких слобод. Зато есть "вьетнамские", "афганские" и т. д. рынки, обитатели которых, естественно, предпочитают селиться ближе к месту работы. И вполне возможно, что в скором времени в столице образуются "национальные" кварталы и районы. Но это уже совсем другая история.

подписи

Во время татаро-монгольского ига татары относились к московской элите и жили в Кремле

Грузинская диаспора существует в Москве почти 300 лет