Фото: ЮРИЙ ГРИПА
|
Александр Конаныхин: "Когда у тебя крадут банк, через час он тебе не нужен" |
Судьба бывшего владельца Всероссийского биржевого банка Александра Конаныхина одновременно напоминает сказку про Колобка и историю зицпредседателя Фунта. Он вложился в первую избирательную кампанию Бориса Ельцина, а через несколько лет был объявлен в международный розыск. В 1992 году бежал в США — и уже трижды побывал там в тюрьме. Между тем российская прокуратура, пытавшаяся вернуть банкира на родину, недавно закрыла дело. Свое видение этих событий Александр Конаныхин изложил в интервью нашему вашингтонскому корреспонденту Дмитрию Сидорову.
Ты учился в физтехе, и тебя оттуда выгнали. За что?— За бизнес. Поступив в институт, я решил начать самостоятельную жизнь. Летом пошел работать в стройбригаду, или "шабашку". Мы работали как лошади и зарабатывали соответственно. На следующий год я организовал свою бригаду, но по-другому принципу. Люди работали за зарплату, я получал оставшуюся прибыль. Оптимизация прошла успешно, я заработал около 22 тыс. руб. (1985 год.—"Деньги"). Столько в то время стоила престижная "Волга", гараж к ней и шампанское. А через какое-то время узнал, что мои заработки вызвали живой интерес и началось следствие.
Кто вел следствие?
— Инициатором выступил комитет комсомола физтеха, попросивший ОБХСС провести расследование. Милиция нарушений не нашла. "Комсомольцы" обиделись и исключили меня из своих рядов "за делячество и распределение денежных средств не по труду". Это было равносильно вылету из института. Я начал бороться и поехал в ЦК КПСС на Старую площадь.
С кем ты там разговаривал?
— С инструктором Федоровым. У меня было ощущение большой несправедливости, ведь Горбачев постоянно призывал ускоряться и перестраиваться. Об этом я и сказал товарищу Федорову, который проявил минимум интереса к моему делу. А он мне: "Знаешь ли ты, что зарплата товарища Горбачева намного меньше, чем твои доходы за лето". Я ответил: "Если все будут работать с тройной или четверной эффективностью, то партия сможет установить более высокую зарплату для товарища Горбачева". Это мне не помогло. Федоров отправил меня в ЦК ВЛКСМ.
Что решили комсомольцы?
— Они затянули процесс моего исключения из ВЛКСМ на целый учебный год. Мне удалось закончить третий курс. Затем меня все-таки выгнали из комсомола и из института. Нужно было идти в Советскую армию.
И ты пошел служить?
— Нет. Уехал во Владимирскую область и начал там бизнес. Организовывал "шабашки". К счастью, отступление от рыночных реформ у Горбачева продолжалось недолго. Чем быстрее он к ним возвращался, тем ближе я приближался к Москве. К 1991 году в моем строительном бизнесе работало около 600 человек. Был офис в центре Москвы и большой дом в Малаховке.
А как ты начал финансировать Ельцина?
— Я познакомился с неким Ряшенцевым, который тогда был известен из-за "дела" кооператива "Ант". В разгар этого скандала Лигачев (член Политбюро ЦК КПСС.—"Деньги") и Крючков (председатель КГБ СССР.—"Деньги") с экранов телевизора обвиняли его в предательстве Родины. У меня охранником работал человек из службы безопасности Ряшенцева. Я из любопытства начал задавать ему вопросы. Потом сказал, что готов помочь, и помог. Ряшенцева тогда выгнали из квартиры и из офиса. Я ему дал и то и другое. История с Ряшенцевым стала катализатором событий, которые переместили меня в центр политической жизни.
То есть?
— Мы регулярно гуляли с Ряшенцевым вокруг малаховского озера, поскольку считали, что мой дом и офис прослушиваются. Во время одной из таких прогулок он предложил финансировать Ельцина. Его тогда выкинули из ЦК КПСС. Я спросил: "А на хрен нам финансировать Ельцина?" Он ответил: "Коммуняки его ненавидят. Он их тоже не любит, значит, будет свара и от нас отстанут".
Или у Ельцина что-нибудь получится...
— Вот насчет "чего получится" даже мысли не было. Ельцин в тот момент избирался на никчемную должность депутата Верховного совета РСФСР. Нулевая позиция с точки зрения политической власти в СССР.
А как ты давал деньги Ельцину?
— Прийти к нему тогда труда не составляло, тем более что Ряшенцев знал близких к Ельцину людей. Они организовали встречу, на которой я сказал, что мы разделяем его демократические устремления и готовы помочь финансово и организационно. Хотя демократом я Ельцина тогда не считал. Относился к нему как к бешеному партократу, который занят внутренней склокой. Я подписывал чеки, а Ряшенцев занимался организацией.
Много ты истратил на это денег?
— Мне этот вопрос несколько раз задавали. Я пришел к выводу, что сумма эквивалентна приблизительно $7 млн.
Сколько времени ты финансировал Ельцина?
— Полгода, наверное.
И что произошло через полгода?
— Ну, во-первых, Ельцин стал этим депутатом. Казалось, что это была исключительно спортивная победа. То, что стало происходить дальше, это метафизика. Ельцин был избран в президиум ВС РСФСР.
А ты продолжал его при этом финансировать?
— Нет, в тот момент кампания уже не требовала ничего. Все происходило внутри ВС.
А фамилию твою он запомнил? Вы общались?
— Общение было удаленное. Надо понять, насколько неактуальным для меня был этот проект. Один среди многих, которые я финансировал...
Например?
— Памятник Кириллу и Мефодию на упомянутой Старой площади. Я встретился со скульптором Клыковым, он мне понравился как человек. Я выдал ему деньги и никогда не требовал никаких отчетов.
Памятник Кириллу и Мефодию появился до того, как Ельцин стал президентом России, или после?
— По-моему, его поставили в 1991 году. У меня был элемент куража — поставить памятник православным святым напротив ЦК КПСС.
Давай вернемся к Ельцину...
— Он стал членом президиума никчемного ВС, а затем его возглавил...
Вы с Ряшенцевым не хотели его о чем-нибудь просить? Все-таки ты $7 млн дал...
— Никогда. То есть до своего отъезда из России я Ельцина ни о чем не просил.
Но ты с ним встречался?
— Да. Три раза в маленькой компании. Вместе с евойным сподвижником и Ряшенцевым. Еще мы приезжали с официальной делегацией Ельцина в США и в Канаду.
Что произошло после того, как он стал председателем ВС?
— К моему бизнесу это практически никакого отношения не имело. В тот момент стали появляться биржи. Я из любопытства поехал в Политехнический музей, где располагалась Российская товарно-сырьевая биржа. Встретился с ее президентом Боровым и его секретаршей Хакамадой. Поговорил и стал членом РТСБ.
На скольких биржах ты был акционером?
— Кажется, на тридцати. В очередной раз гуляя вокруг малаховского озера, я понял, что у меня образовался биржевой центр. Суть его сводилась к тому, что если в Новосибирске лес стоит рупь за кг, а в Ленинграде — три за кг, то почему бы дерево не отправить в Питер.
Как долго ты этим занимался?
— Пару лет. Поскольку это были машины по созданию денег из воздуха, то они вызвали быстрые изменения в моей жизни.
Когда о тебе стали говорить, что ты самый "первый, успешный и богатый"?
— Не знаю, человек я интровертный. Сижу себе за компьютером и работаю. Меня практически никогда не увидишь на приемах или вечеринках.
Ельцин отрабатывал $7 млн?
— Борис Николаевич оказался человеком, который, в отличие от многих политиков, как бы "помнил". Когда он стал "царем", то понял, что ему положено делать царские подарки.
Как ты стал банкиром?
— Тогда одна компания не могла предоставить другой кредит или просто передать деньги. По советскому законодательству этим мог заниматься только банк. Часто складывалась ситуация, когда моя брокерская фирма в Новосибирске имела кучу денег, а где-то в Ленинграде у меня средств не хватало. Поэтому я зарегистрировал банк и пользовался им как внутренней кассой.
Что это был за банк?
— Всероссийский биржевой банк (ВББ). Он находился во Всероссийском биржевом центре. Это был мой первый банк, потом образовалось еще несколько.
Сколько всего ты зарегистрировал банков?
— У меня их было пять.
Как ты встретился с Ходорковским?
— Случайно. Мы натолкнулись друг на друга в магазине. В Москве тогда было немного валюток, поэтому ходили приблизительно в одни и те же.
Когда ты начал "бегать"?
— Это был январь 1991 года. В Ригу и Вильнюс въехали наши краснознаменные войска. И я уехал в Венгрию и оставался там до провала путча в августе 1991-го. Вернулся сразу после того, когда Горбачев задался вопросом: "Кто есть Who?" и развалился СССР.
Как ты вернулся?
— Меня встретили на правительственном лимузине и сказали, что будут оберегать. ВББ стал очень быстро развиваться. Затем я подал в Центробанк РФ заявление на валютную лицензию.
Через Ряшенцева или сам?
— Нет, сам. Я получил первую валютную лицензию, действующую на территории России, не затратив никакого политического капитала и не давая взяток.
Разве у Ходорковского ее не было?
Фото: ПАВЕЛ СМЕРТИН
И что ты сделал?
— Я хотел контролировать по возможности все, а если не получится, то многие валютные операции на территории страны. Объявил валютные аукционы. Они недолго, но успешно для меня определяли курс рубля. У нас был оборот, существенно превышающий показатели аукционов Центрального банка.
Сколько ты этим занимался?
— Ну до тех пор, пока у меня банк не отобрали.
Тебя прикрывали люди Коржакова или кто-то еще?
— Я не ощущал никакого давления. Мелкие чиновники меня не беспокоили, потому что им это было не по зубам, так же как и бандитам. Банк располагался в 16-этажном здании, у меня было 30 новых "Волг", две "Чайки", купленные в гараже ЦК, и ЗИЛ, доставшийся вместе с горбачевской дачей. Все это охраняли 250 сотрудников службы безопасности.
Откуда ты их набрал?
— Из КГБ. Например, начальником одной из моих служб безопасности был бывший председатель КГБ Леонид Шебаршин.
Раньше ты говорил, что в 1992 году хотел продать банки Ходорковскому и уехать из России...
— В 1992 году мне казалось, что конец российской демократии неизбежен. Я предполагал, что буду с Ходорковским заниматься вопросами международного развития консолидированного предприятия. Откуда-нибудь из Лондона. Судьбе это было неугодно. Банковская сделка не состоялась. Я улетел в Будапешт и в Россию уже не вернулся.
Почему ты в 1992 году убежал из Венгрии в США?
— Мы с Леной (жена Елена Грачева.— "Деньги") обедали в отеле в Будапеште. К нам подошли мужчина и женщина, которые представились сотрудниками министерства безопасности (МБ). Они попросили проехать с ними, чтобы ответить на вопросы о Ряшенцеве. Мол, поступило сообщение, что он торгует оружием, а у него счет в вашем банке. Мне эта история показалось обычной, и я согласился. Вместо этого меня привезли в дом, стоящий неподалеку от МБ. Мы вошли внутрь, там нас ждали бандиты. Одним из них был мой бывший сотрудник, в прошлом лейтенант КГБ, сподвижник двух капитанов и майора, которые до этого пытались вымогать у меня $3 млн.
Как звали этого сотрудника?
— Вадим Авдеев. Он сказал, что после того, как я перепишу на них все свои компании и переведу все деньги, меня отпустят. Я в это не поверил. Когда у тебя крадут на такую сумму, обычно не отпускают. Впрочем, выбора у меня не было. Я сказал: "Хорошо, где телекс?" Они говорят: "Чего?" Я говорю, ну, телекс, вы же хотите, чтобы вам деньги перевели. Они предложили мне факс. Когда я объяснил, что в Цюрихе салфетки с просьбой о переводе таких средств не принимают, "бойцы" решили начать с составления документов о передаче компаний.
О какой сумме шла речь?
— Потенциальная стоимость, то есть сумма, в которую мои активы превратились бы при нормальной игре,— миллиарды долларов. Если говорить о стоимости обычной продажи, то около $300-350 млн. В пожарном порядке я бы получил треть этой суммы.
Что произошло дальше?
— Они не понимали, что для передачи компаний необходимы юристы и как минимум несколько дней. Когда я им это объяснил, они сказали, что время у них есть. В том смысле, что я буду с ними находиться до тех пор, пока все не подпишу. Тогда я сказал, что на следующее утро моя подпись никакой роли играть не будет. Моя жена поднимет тревогу, так же как и начальник службы безопасности в Москве, с которым я созваниваюсь каждый день. Они совещались около часа, а затем Авдеев сказал: "Если ты не будешь делать глупости, мы тебе оставим половину".
Они отвезли тебя обратно в отель?
— Да. И там я начал вести себя как пленный генерал: "Где мое мороженое с коньяком?" Попросил разрешения прогуляться с женой вокруг гостиницы. Днем раньше мы договорились поужинать с приятелем, и он предложил за нами заехать. Когда мы выходили из отеля, его Volvo уже нас ждала. Наши "охранники", увидев, как мы садимся в машину, замешкались, пытаясь втроем пройти в один отсек вращающейся двери. Ночью мы оказались в Братиславе, откуда сели на первый самолет в Нью-Йорк.
Но компании ты ведь не переписал...
— Я не переписал компании, не перевел деньги, но это не повлияло ни на йоту. Они просто пришли и взяли контроль над банком.
Как ты об этом узнал?
— От своего одноклассника, работавшего в ВББ. Он сказал, что, срочно вернувшись в Москву, Авдеев "отправил" меня в загранкомандировку, назначив себя исполняющим обязанности. Я предположил, что к разделу моего имущества подключились люди, для которых проблем нет. А после ареста одного из руководителей моей службы безопасности, лично знавшего Ельцина, кстати в присутствии журналистов "Коммерсанта", сомневаться в этом перестал.
Догадываешься ли ты, кто за этим стоял?
— Нет, и меня этот вопрос не мучает.
А с Ходорковским вы говорили на эту тему?
— Да, когда он прилетал в Штаты в конце 1992 года. У него не было фактов, были предположения о том, кто в политическом пасьянсе мог это сделать. Это напоминало аналитические усилия Штирлица, когда он раскладывал карточки и думал: "Так, Гиммлер не мог".
Мысли о том, что это сделал Коржаков, у вас не возникало?
— Почему же? Возникало и у меня, и у Ходорковского. Эту "карточку" мы разглядывали с особым интересом, но прямых доказательств не было.
У тебя, как ты утверждаешь, отобрали банк. Звонил ли ты из Нью-Йорка Ряшенцеву или напрямую Ельцину?
— Ряшенцев в тот момент был в Будапеште. Он поругался с Ельциным и улетел за пару месяцев до меня. Когда у тебя нет "вертушки" на столе, то дозвониться Борису Николаевичу чудовищно тяжело. На разговоры по телефону и отправку факсов Ельцину, министрам ГБ, МВД, председателю ЦБ и Лужкову ушло несколько дней. В Нью-Йорке тогда было непросто найти компьютер с русским шрифтом. Пойми, когда у тебя крадут банк, буквально через час он тебе не нужен. Все активы снимаются, остаются только пассивы и какая-то недвижимость.
Но какой-то результат от твоих писем был?
— Расследовать это дело пытались несколько раз. Началось все на уровне МВД, но эти следователи не смогли пройти дальше охраны здания банка. МВД позже уведомили, что дело ведет КГБ.
Сколько ты пробыл в Нью-Йорке и на что ты там жил?
— Месяца три. Потом мы с женой перебрались в Вашингтон. У меня на личных счетах оставался миллион с копейками. За $300 тыс. мы купили квартиру в комплексе Уотергейт.
Чем ты зарабатывал на жизнь?
— Начинать с нуля на американском рынке было невозможно. Да и английский я толком не знал. Поэтому решил попробовать представлять крупные российские компании в США. Обратился к Ходорковскому, и он предложил мне хорошие условия. Я стал вице-президентом МЕНАТЕПа по международному развитию с 50-процентной долей во всех зарубежных банках компании, которые планировалось создать.
Что вы успели сделать?
— Зарегистрировали Карибский банк на Антигуа. Хотели сделать то же самое в Вене, Лондоне и Монтевидео, но не успели. К Ходорковскому пришел следователь Волеводз с товарищем. Они попросили Михаила Борисовича со мной больше не сотрудничать. По словам Ходорковского, он их послал на три буквы. Спустя пару недель в международных СМИ появились статьи о том, что МЕНАТЕП — главный банк русской мафии. Эта информация цитировалась на основе справки ЦРУ, подготовленной по данным отчета МБ России. Слив сделали мастерски. Тогда я подумал, что со мной разобрался не Коржаков. Семи классов церковно-приходской на такие махинации не хватает. Мне показалось, что без Шебаршина не обошлось. Но это предположения. В итоге международные амбиции МЕНАТЕПа закончились. С такой репутацией практически невозможно поддерживать старые и создавать новые отношения с крупными банками. Моя деятельность перестала иметь смысл.
Что было дальше?
— Банк на Антигуа мы продали венгру, который предложил мне на него поработать. Как и в случае с Ходорковским, я решил, что опять появился шанс сделать сотни миллионов. Но в 1996 году нас с Леной в наручниках вывели из квартиры люди из службы иммиграции (тогда INS.—"Деньги") США.
Просто так пришли и арестовали?
— Предлогом было отсутствие визы. Я показал паспорт со штампом, но он быстро исчез в кармане у "гражданина начальника". Мне тут же повторили, что визы у меня нет. Ситуация напомнила происходившее в Советском Союзе. Хотелось себя ущипнуть. Только позже я узнал, что моя доставка в Россию была гарантирована высокопоставленными чиновниками администрации США.
Кто тебе об этом сказал?
— Я просматривал документы, которые были представлены по требованию суда. Так, ФБР было заявлено, что если я не буду депортирован в Россию, то ему откажут там в юридической помощи.
Сколько ты провел в тюрьме и как тебе там жилось?
— 13 месяцев. Неразрешимых проблем у меня там не было. Мне не резали нос, как Ходорковскому. Возникали ситуации, когда я был доволен тем, что мальчик не маленький. Впрочем, до настоящей драки не доходило. Человек отходил, понимая, что ему тоже выбьют зубы.
Как тебя выпустили?
— Меня выпускали в совокупности три раза. Первый раз месяца через три или четыре, после решения Федерального суда о незаконности моего ареста. Но из тюрьмы я не вышел. Меня повторно арестовали по обвинению в незаконном получении визы. Ни один адвокат за мое дело не брался, считая его безнадежным. Я решил представлять себя сам, проштудировав книги в маленькой тюремной библиотеке.
Что произошло во второй раз?
Что ты делал в Нью-Йорке? Ведь у тебя не было денег не только на жизнь, но и на аренду квартиры.
— Вначале взял небольшую сумму в долг у приятелей. Потом с одним из партнеров стали заниматься сбором рекламы для русскоязычного рынка в США. Затем нас кинуло в интернетовский "бум". Мы поняли, что потенциал там значительно больше. Стали делать рекламу в интернете для больших компаний и зарабатывать $3-4 млн в год.
Какой статус был у тебя в США в тот момент?
— Мы подали заявление на грин-карту в 1996 году. За пару месяцев до первого ареста. После второго мы поняли, что INS нам ее не даст, пока их к этому не принудят. В январе 1999 года иммиграционный суд предоставил нам политическое убежище. Судья решил, что российское правительство сфабриковало дело против меня. В тот момент нам с женой казалось, что все проблемы остались в прошлом. Видимо, так и было, пока в 2003 году в России не арестовали Ходорковского.
Какая связь между его арестом в РФ и твоей жизнью в США в то время?
— Менее чем через неделю после того, как Ходорковского взяли, бюро по иммиграционным апелляциям минюста США отменило решение о политубежище. Позвонив своему адвокату, я предположил, что "это не случайность". Ходорковский был моим партнером, хотя и бывшим. Адвокат со мной согласился, заметив, что гарантий против третьего ареста дать не может. Я повесил трубку, мы с женой взяли документы и деньги, вышли на улицу и никогда уже в нью-йоркскую квартиру не вернулись. Решили уехать в Канаду.
Вас арестовали в декабре 2003 на пограничном переходе из США в Канаду?
— Точно. И мгновенно привезли в Вашингтон, чтобы в тот же день, без адвокатов и суда, посадить на самолет и отправить в Москву. Но до этого мы встретились с консулом посольства России. Мы побывали там вместе с сотрудниками INS, которые в теплой одежде и с чемоданами были готовы сопровождать нас на родину. Консул положил передо мной заявление "на выдачу разрешения на въезд в Россию", которое я должен был подписать. Это все равно что перед повешением попросить поставить подпись под прошением на вздергивание. Ведь в России на меня было открыто уголовное дело. Я отказался.
Что было дальше?
— Консул повернулся к сотруднице INS и сказал, что без подписи документ на въезд в Россию он мне выдать не может. Потом консул звонил посольскому начальству, которого не было на месте, а сотрудница INS связалась по мобильному со своим. Она передала консулу мобильный, и я слышал крики одного из шефов INS. Но российский дипломат не сдавался, ссылаясь на инструкцию. При этом постоянно спрашивал: "Какое один день имеет значение?" Не знал он, что операция INS нарушала постановление суда о том, что нас не могут арестовать и депортировать без судебного решения.
В общем, с территории посольства нас увезли. Но перед этим тот, кто кричал на дипломата, решил поорать на меня. Делал он это точно как мент в России, убеждая меня в том, что нас засадят и воли нам не видать. Наш разговор закончился ничем. Сотрудница INS, забрав у меня мобильный, уведомила о том, что отказ от содействия в депортации является уголовным нарушением. С возможным наказанием до четырех лет лишения свободы. Это меня порадовало.
Почему?
— Слова сотрудницы означали, что INS намерена начать против меня уголовный процесс в США. То есть мы уже в Россию не летели. Кроме того, уголовное законодательство дает мне право на звонок адвокату. Что я и сделал. К моменту, когда нас привезли в тюрьму, мой адвокат был уже у судьи, который слушал это дело второй раз за несколько лет. И снова признал действия правительства США незаконными. INS опять выплатила мне компенсацию.
Насколько я понимаю, судья принял решение в твою пользу и ты получил от правительства документы...
— Не совсем так. Документов я не получал, кроме одного, в котором они обещали меня не арестовывать. Они меня до сих пор пытаются депортировать, после трех поражений в Федеральном суде и одного в иммиграционном. Если бы они Осаму бен Ладена с таким упорством ловили, ну не скрыться ему в горах Пакистана.
Когда ты ждешь решения суда по этому делу?
— Этого не знает никто. Началось оно в 1996 году, то есть длится 11-й год.
У тебя были какие-то переговоры с INS. Вы о чем-то договорились?
— А нам нечего друг другу предложить, потому что мне от них, кроме грин-карты и извинений, ничего не нужно.
Ты хочешь довести дело с грин-картой до конца?
— У меня осталась надежда на то, что это можно сделать. Сколько я буду так думать, не знаю. Если этот маразм будет продолжаться долго, то непонятно, стоит ли класть жизнь, чтобы с ним бороться.
Сколько ты себе мысленно дал лет?
— Не знаю.
Ты боишься сказать, потому что думаешь, что в INS прочтут и будут держаться этого срока?
— Я так ответил, потому что долгосрочное планирование в моей жизни никогда не работало.
Какова судьба твоего стомиллионного иска к INS?
— Я решил это дело не продолжать. В 2003 году правительство США заявило, что мой третий арест связан с этим иском. Избавиться от иска можно было, отправив меня в Россию. Я бы точно оттуда не вернулся.
Пока INS занимается твоей депортацией, ты совершенно спокойно занимаешься бизнесом?
— В меру спокойно. Меня беспокоит то, что правительство этой страны трижды незаконно пыталось меня уничтожить. У меня нет гарантий, что оно не сделает это в четвертый раз. Например, чтобы отомстить мне за написанную книгу. Но жить пока можно. Бизнес у меня успешный. За это время я опять вошел в полк миллионеров.
Знаешь ли ты, что в России уголовное дело против тебя закрыто?
— Да. Мне даже какие-то документы об этом прислали. Думаю, что это ловушка, рассчитанная на то, что я дураком туда приеду и они тут же откроют новое.