В пятницу президент России Владимир Путин прилетел в финский город Лахти и встретился с лидерами стран ЕС и руководством Еврокомиссии. Многие журналисты ждали, что эта встреча будет достаточно агрессивной по отношению к российскому лидеру (см. субботний номер Ъ). Между тем специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ не обнаружил никаких следов борьбы на лицах участников неформального саммита. Как и признаков договоренностей хотя бы по одному из обсуждавшихся вопросов: ни насчет Энергетической хартии, ни насчет прав человека, ни насчет российско-грузинских отношений.
За ужином господин Путин предложил начать переговоры о заключении Договора о стратегическом партнерстве и сотрудничестве (СПС) между ЕС и Россией вместо старого (срок действия его вот-вот истекает). Аргумент, который привел президент России, следует признать искрометным. Владимир Путин поблагодарил коллег за то, что они чрезвычайно много сделали для развития капитализма в России. Теперь они, дал понять президент России, вынуждены пожинать плоды своей же работы: им, лидерам капиталистических стран, надо разговаривать с Россией как с бизнес-партнером, безо всяких скидок (то есть дисконтов). А сама Россия уже начала с ними так разговаривать (вот, собственно говоря, что и происходит все последнее время).
Именно за ужином, по информации Ъ, президент России, пожалуй, впервые сформулировал, что такое "энергетическая безопасность" для России (он не воспользовался в свое время такой возможностью даже на саммите "восьмерки" в Санкт-Петербурге). Главной своей озабоченностью он назвал проблему "безопасности спроса" на российские энергоносители в Европе. Очевидно, что это был тщательно подготовленный ответ на упреки в "безопасности предложения", которое делает Россия Европе и от которого та не может отказаться, и своего рода психическая атака на лидеров стран ЕС, не прошедших, в отличие от господина Путина, горнило газовой войны с Украиной.
Пресс-конференция показала, что европейские лидеры психической атаки не выдержали.
Господин Баррозу, придя к журналистам, улыбался совершенно не многообещающе, Матти Ванханен был показательно тих и печален.
Господин Ванханен рассказал, что лидеры ЕС хорошо поужинали с Владимиром Путиным и что они с самого начала не собирались принимать никаких решений.
— Европейский союз намерен выстраивать тесное и взаимно сбалансированное, долгосрочное, выгодное энергетическое сотрудничество с Россией,— сказал Матти Ванханен.— Недавнее убийство Анны Политковской также было затронуто за ужином.
Бывает, что дети, разрывая подарочные упаковки, впопыхах ломают куски пенопласта и те трутся друг о дружку с таким мерзким скрипом, что от этого у тебя мурашки бегут по коже и хочется побыстрее умереть, только бы не слышать этого скрипа. Вот примерно так же я себя чувствовал, когда Матти Ванханен сказал, что лидеры ЕС обсудили за ужином недавнее убийство Анны Политковской. А могли бы за ужином обсудить перспективы развода Романа Абрамовича (может, кстати, и обсудили).
— Это ужасное преступление должно быть расследовано,— продолжил господин Ванханен.— А виновные должны быть привлечены к ответственности.
Теперь он, казалось, цитировал Владимира Путина.
— Мы также обсудили вопросы взаимодействия России с Грузией и отметили обеспокоенность по поводу роста напряженности,— продолжил финский премьер и после этого говорил уже только о развитии проекта "Северное измерение" в отношениях между Россией и ЕС.
Президент России сначала похвалил Лахти:
— Небольшой по европейским масштабам город, но в замечательном, прекрасном состоянии, такие здесь возможности для проведения крупных мероприятий! Даже завидно (президент, видимо, вспомнил в этот момент про Сочи.—А. К.)! И я хочу поблагодарить жителей города за очень доброжелательную встречу. Это было видно сразу после того, как мы здесь появились.
Вряд ли господин Путин имел в виду демонстрацию сотни финнов у входа в конгресс-центр, где проходили переговоры. Демонстранты в категоричной форме требовали от президента Путина, чтобы он немедленно вернул Финляндии Карелию.
Президент России сразу заговорил на тему, которая, подозреваю, станет его любимой на ближайшие несколько месяцев,— о "безопасности спроса":
— Я обратил внимание наших коллег на то, что если, скажем, по газу Евросоюз покрывает за счет российских поставок 44% своих потребностей, то в общем экспорте российского газа 67% — это европейские поставки, поставки в Европу. Это значит, что по сути-то своей Россия сегодня даже больше зависит от европейских потребителей, чем потребители от своих поставщиков.
Господин Баррозу в своем заявлении, по-моему, исчерпывающе охарактеризовал господина Путина, заявив, что встречался с ним как с "глобальным игроком, имеющим глобальную ответственность". Причем такое впечатление, что в этой игре господин Путин в последнее время идет ва-банк.
— Мы можем четко сказать,— сказал глава Еврокомиссии,— что России необходима Европа так же, как Европе необходима Россия. Нам необходимо признать эту взаимозависимость и выиграть от этого. Нам необходимо повышать уровень взаимного доверия. Для этого необходимы транспарентность, верховенство права, взаимность в наших отношениях и отсутствие дискриминации. Открытость рынков и доступ к ним.
Господин Баррозу говорил сейчас об Энергетической хартии. О ней же был и первый вопрос, заданный российскому президенту. Немецкий журналист спросил, готов ли господин Путин включить вопросы энергетики в новое соглашение о партнерстве и сотрудничестве.
Интересно, что это было именно то, что президент России предлагает сделать взамен подписания Энергетической хартии. Владимир Путин явно обрадовался:
— Я думал, сейчас вы будете политизировать что-нибудь, напридумываете, а вы серьезный вопрос задаете!
Он отвечал долго и такими гламурными общими словами, что я был уверен: он не намерен идти на поводу у немецкого журналиста и скажет то, что собирался, когда сочтет нужным, как вдруг услышал последнюю фразу:
— Вообще-то мы не возражали бы, если бы эти принципы туда были заложены.
— Хотя,— добавил он,— кроме энергетики у нас существуют высокие технологии, авиация, космос, биология и так далее, и так далее (на самом деле список конкурентоспособных отраслей был практически исчерпан.—А. К). Мы же не можем все отраслевые вопросы заложить в документ, принципиально регулирующий отношения между Евросоюзом и Россией. Но от того, чтобы выйти на общие принципы в работе в сфере энергетики, мы уходить не собираемся.
Это была еще одна домашняя заготовка. Господин Путин хотел дать понять, что либерализовать только энергетический рынок у европейцев в отношениях с Россией не получится. Нагрузка будет максимальной.
— Вы знаете, что с обеих сторон есть определенные сложности,— с сожалением, пожав плечами, произнес господин Ванханен.
Он, видимо, окончательно понял, что президент России готов вести переговоры об Энергетической хартии только в рамках нового СПС. Возможно, до этого он еще надеялся, что на пресс-конференции господин Путин приготовил какой-нибудь приятный сюрприз — вроде того, какой несколько дней назад получила от президента России немецкий канцлер Ангела Меркель в виде эксклюзивных поставок со Штокмановского месторождения.
— Откровенно говоря,— добавил господин Баррозу,— я считаю, что мы не должны допустить, чтобы вопросы энергетики раскололи Россию и Европу, как в свое время коммунизм.
Сравнение было смелым и претендовало на полноценную угрозу.
— Многие из вас ожидали до этого саммита, что Союз (Европейский, а не Советский.—А. К.) будет разделен в вопросе энергетической политики,— произнес премьер-министр Финляндии.— Я мог бы попросить поднять руки тех, кто ожидал этого.
Он посмотрел поверх голов журналистов. Лес рук.
— Таких достаточно много,— казалось, обрадовался он своему предположению.— Но мы были очень сплочены. Наш метод перед саммитом был таким: мы планировали сначала провести обсуждение между странами--членами ЕС и найти общую позицию для встречи с президентом Путиным. И нам это удалось. В частности, поэтому у нас состоялась сегодня такая успешная дискуссия с президентом Путиным.
Дискуссия была настолько успешной, что главные переговорщики, стоя у микрофонов, почти не глядели друг на друга. Очевидно, главный успех этой дискуссии состоял в том, что стороны исчерпывающе выяснили позиции противника.
После этого президент России получил вопрос про Грузию. Он, разумеется, готовился и к этому вопросу.
— К нашему великому сожалению и крайнему беспокойству,— заявил он,— ситуация развивается в направлении возможного кровопролития. Грузинское руководство сегодняшнее стремится к восстановлению территориальной целостности военным путем, о чем практически в открытую заявляет. А давайте обратим внимание, о ком идет речь. Речь идет о совсем малых народах Кавказа. Осетинского народа в Южной Осетии проживает где-то 70 тысяч человек всего. Но уже 40 тысяч беженцев. В Абхазии проживает всего 150 тысяч человек. Это государственные образования, народы, гораздо меньшие, чем сама Грузия. Вот в чем беда и трагедия. Нам с вами надо предотвратить кровопролитие в этом регионе. А вопрос совсем не в каких-то зловредных кознях России.
Таким образом, все последние проблемы в российско-грузинских отношениях связаны с намерением предотвратить кровопролитие (а не наоборот). После этого стало окончательно ясно, что никто здесь не хочет ни наступать, ни уступать. Вопрос о "Сахалине-2" и Штокмановском месторождении прозвучал уже, как ни странно, примирительно. Но именно тут господин Путин (словно почувствовав, что основные позиционные бои закончились и он по крайней мере не проиграл) завелся всерьез. Он повторил сказанное несколькими днями раньше, что "Газпром" отказался делиться акциями Штокмановского месторождения потому, что ни одна иностранная компания не смогла предложить за него равноценных активов.
— Теперь по "Сахалину-2",— произнес он, и стало понятно, что ответ будет таким подробным, что мало не покажется.
Так и оказалось. Но это было интересно — если рассматривать сказанное как эксклюзивную информацию по проекту, а не как еще одну домашнюю заготовку, цель которой — деморализовать переговорщиков.
— Кроме необходимости исполнения экологических требований есть и другие проблемы по "Сахалину-2",— рассказал господин Путин.— Наши партнеры двукратно хотят увеличить свои расходы. Что означает это для российской стороны? По соглашению о разделе продукции мы не будем получать доходы до тех пор, пока не окупятся все расходы. Мы сейчас ничего не получаем, хотя нефть уже добывается несколько лет, а если они увеличат свои расходы, мы еще десять лет вперед не будем ничего получать.
Президент России даже рассказал, что это за дополнительные расходы:
— Почти в два раза увеличены расходы на юридические услуги! Почти в два с лишним раза увеличены расходы на иностранный персонал! В два с лишним раза увеличены расходы на командировки! И так далее! По соглашению до 70% должен быть доведен ресурс использования российской рабочей силы, материалов и оборудования. А он и 50 сегодня не достигает! Это все проблемы, которые остаются за скобками скандалов, которыми пытаются прикрыться те, кто защищает свои коммерческие интересы.
Ни господин Баррозу, ни господин Ванханен не посчитали нужным ничего добавить.
Встреча в Лахти показала, что лидеры ЕС не сложили оружия. В пятницу они просто не стали вступать с Владимиром Путиным в бой (возможно поняв, что на этот раз он вооружен и очень опасен), а отошли на заранее подготовленные позиции.
Главное, ни у кого из участников этой истории не вызывает сомнений: это война.