|
Алексей Вайсман: "Банки с икрой принято маскировать арбузами" |
Проект указа президента о запрете реализации рыбы осетровых пород и черной икры на всех рынках страны и об уничтожении конфиската на месте изъятия проходит последние согласования и, видимо, будет подписан в ближайшее время. Приведет ли это к ликвидации нелегального рынка черной икры? Этот и другие вопросы спецкорреспондент "Денег" Алексей Ходорыч задал Алексею Вайсману, руководителю проектов программы Traffic в России, разработанной Всемирным фондом дикой природы (WWF) и Международным союзом охраны природы специально для исследования торговли биоресурсами.
Неслучайные квоты
Как вы расцениваете готовящийся указ?— Сама по себе идея правильная, особенно в части уничтожения конфиската. Именно такая мера в свое время привела к значительному сокращению черного рынка слоновой кости. Но к конкретному указу я отношусь скептически. Ведь постановление правительства Москвы о запрете продажи черной икры на рынках действует с 1996 года, однако икра как продавалась, так и продается — сходите, например, на Дорогомиловский или Ленинградский рынок. Были, конечно, показательные облавы, в итоге частично продажа икры переместилась в интернет — ее рекламируют с помощью спама, а потом продают в метро. По сути, ничего не изменилось. Вот и подумайте, будут ли правоохранительные органы сжигать всю конфискованную черную икру и осетрину после выхода этого указа.
Но ведь, судя по сообщениям СМИ, борьба ведется — жесткая и бескомпромиссная. Не зря же взрыв в Каспийске в 1996 году, при котором погибли 64 человека, проживавших в доме офицеров-пограничников, связывали с местью икорной мафии...
— Это можно назвать даже не просто борьбой, а настоящей войной, нередко дело доходит до стрельбы. А, например, сами браконьеры утверждают, что при обнаружении в море так называемой байды — скоростной браконьерской лодки — со сломанным двигателем пограничники просто давят ее катером, не заботясь спасением оказавшегося в ледяной воде экипажа. Но всегда можно найти слабое звено. Существуют вполне твердые расценки на право выхода в море. По словам респондентов, за каждый такой выход приходится платить по $200 сотрудникам рыбоохраны, морской пограничной охраны, милиции, водной милиции, прокуратуры, которая тоже проводит рейды. А еще контролем занимаются ФСБ, Федеральная служба по ветеринарному и фитосанитарному надзору, налоговая, а порой даже Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков. Контролирующих структур с учетом того, что только МВД представляют несколько подразделений, более десятка, поэтому даже взятки не гарантируют сохранности улова. Заплатишь одним, конфискуют и отправляют на переработку другие. Иногда вообще непонятно, кто конфискует. Подъезжают вооруженные люди в форме и просто забирают улов. Конфискат — это главный способ легализации добытой икры. Собственно, даже вся та икра, которая продается в магазинах вроде как легально, изготавливается именно из этих конфискатов — такова, по крайней мере, официальная версия появления икры на легальных прилавках. Ведь промышленная добыча осетровых в России не осуществляется с 2004 года, допускается только так называемый прилов при вылове рыбы частиковых пород (сом, сазан, щука, судак, чехонь, карась и др.— "Деньги") в научных целях и для рыбозаводов, занимающихся искусственным разведением, в объемах согласно установленным квотам. Любопытный факт: почти вся изъятая икра не имеет хозяев. А если в протоколах и указывают фамилии, то нередко взятые с крестов на кладбищах. Мне об этом лично рассказывали инспекторы рыбоохраны. Выводы делайте сами.
Кто определяет объем этих квот?
И почему же?
— Я полагаю, чтобы прикрываться этими квотами для легализации браконьерского улова. Ведь чем выше так называемый ОДУ (общий допустимый улов), тем больше возможностей вывода на рынок рыбы и икры. Ведь сколько реально поймано рыбы в рамках ОДУ, проконтролировать непросто, то есть квота не выбирается не только потому, что рыбы становится меньше. По нашим данным, в отчетность попадает 15-20% выловленной в рамках ОДУ рыбы. Это во-первых. Во-вторых, даже легально пойманная в рамках ОДУ рыба используется в научных и рыборазводных целях лишь частично, а здесь тоже, как сами понимаете, есть пространство для маневра. Сейчас коммерсанты отбирают самое лучшее из уловов, а на заводы передаются производители по принципу "на тебе, Боже, что нам не гоже". А в-третьих, на многих рыбзаводах рыбу уже не убивают для получения икры, ее оперируют, и через два-три года из нее снова могут брать икру. По нашим данным, на заводах до половины всей необходимой икры берется именно у такой, уже однажды прооперированной и содержащейся в искусственных условиях, рыбы. То есть в реальности ОДУ должен быть вообще в два раза меньше. Куда уходит эта неиспользованная половина, можно только догадываться.
"Факт происхождения икры никогда никого не волновал"
А кто ваши источники? Откуда берете информацию?— Мы регулярно собственными силами проводим мониторинг ситуации, выезжаем на места, общаемся с браконьерами, правоохранительными органами, научными работниками, в том числе и с теми, кто работает в КаспНИРХе, а они, разумеется, знают о ситуации не понаслышке. В общем, информация стекается отовсюду. Собственно, сбор и анализ подобной информации — главная цель программы Traffic, мы за это деньги получаем. Кстати, сейчас мы готовим подробный аналитический отчет о ситуации с осетровыми — поголовье, разведение рыбы, торговля, браконьерство. Полностью он будет готов в начале следующего года. Боюсь, что, кроме нас, так серьезно никто этой работой не занимается.
Но прислушиваются ли к вашим отчетам в профильных госструктурах?
— Иногда прислушиваются, иногда нет. Но в целом наконец-то приходит понимание, что WWF и Traffic — это вовсе не очередные зеленые организации, к которым мы и сами относимся скептически. Скажу даже жестче: лично мне осетровых рыб как живых существ вообще не жалко, это биологический вид, а в природе все устроено так, что всегда кто-то кого-то ест. Это закон существования жизни на Земле. Однако ситуацию с осетровыми действительно иначе как катастрофической не назовешь. За последние 20 лет уловы осетровых на Каспии снизились почти в 40 раз. По мнению экспертов, 1999 год был последним годом, когда по биологическим соображениям еще был допустим коммерческий промысел. А хуже ситуации, чем сегодня, никогда еще не было, и в результате хищнического истребления спад продолжается. Например, в этом году по сравнению с 2004-м ОДУ, то есть квота легальной добычи, в российской части Каспийского бассейна снизился почти в два раза, с 453 до 258 тонн. Если ситуацию не изменить, осетровые могут через несколько лет вообще потерять промысловое значение, так же как это произошло в Азовском море, где осетровые породы истребили почти полностью. Еще немного, и никакое искусственное разведение эту ситуацию не исправит.
Но ведь ученые считают браконьерство лишь одной из причин падения популяции осетровых. В Федеральном агентстве по рыболовству мне сообщили, что в целом ситуация носит циклический характер и есть много других причин снижения популяции.
— В принципе некая правда в этих утверждениях есть, не только браконьеры виноваты. Действительно, численность всех видов в природе подвержена цикличности, обусловленной как внешними причинами, так и внутрипопуляционными механизмами. Другое дело, что представители государственных природоохранных органов в последние годы чрезмерно полюбили рассуждать о естественной цикличности как об основной причине катастрофического снижения численности видов. Это касается не только осетровых, но, например, сайгака и некоторых других видов, попавших под каток коммерческого интереса. На самом деле все эти разговоры на девять десятых — наукообразное прикрытие неспособности обеспечить хоть сколько-нибудь действенный контроль над использованием этих ресурсов, попытка скрыть несостоятельность в борьбе против браконьерского криминалитета. Никогда за все время наблюдений, а это более 150 лет, численность осетров в Волго-Каспийском бассейне и в самом Каспийском море не падала до столь катастрофических значений, а главное, такие падения никогда не происходили столь стремительно. Если же говорить о влиянии других факторов помимо браконьерства, то самый большой урон осетровым нанесло строительство каскада водохранилищ на Волге. Плотины гидроэлектростанций, в первую очередь Волжской и Куйбышевской ГЭС, просто физически отрезали осетровых от их основных природных нерестилищ.
Каков, по вашим оценкам, объем нелегального вылова рыбы осетровых пород в России?
— По мнению разных экспертов, нелегальный вылов в Волго-Каспийском бассейне в 10-12 раз превышает квоты легального вылова. Некоторые говорят о 20-кратном превышении квоты. То есть можно говорить как минимум о 2750 тоннах рыбы — это без учета самцов.
Как вы делали эти расчеты?
— Мы построили свои расчеты на официальных данных КаспНИРХа. Известно, что при браконьерском лове избирательно вылавливаются самки, самцы в массе просто выбрасываются за борт. Зная это, мы взяли данные о процентном соотношении полов в нерестовой части популяции каспийских осетровых в открытой части Северного Каспия и сравнили с такими же данными, полученными в авандельте Волги. Доля самок упала в 3,5-4,3 раза. Далее, исходя из так называемого гонадо-соматического индекса, то есть усредненного значения отношения веса икры к весу тела самки (а эти цифры постоянны для каждого вида), мы посчитали, что объем черной икры, поступающей на рынок,— около 550 тонн, в то время как количество икры, которую можно было получить из легальной квоты на момент проведения этих расчетов, составляло порядка 40 тонн. Если умножить этот объем на стоимость икры на рынках — 15-20 тыс. рублей за килограмм, получим, что только оборот по черной икре составляет около $320 млн. Как минимум. Потому что баночная, вроде как легальная икра стоит сегодня в магазинах еще дороже — $100 за баночку весом 113 грамм.
$320 млн — это с учетом экспорта?
— На сегодняшний день ни одно из прикаспийских государств, за исключением Ирана, официальным экспортом не занимается. Причина чисто техническая. По действующим правилам Конвенции о международной торговле дикими видами фауны и флоры — СИТЕС — каждое государство--экспортер черной икры обязано заявлять квоты на экспорт этого продукта по видам и бассейнам. Причем если некий водный бассейн разделен между несколькими государствами, то экспортные квоты всех этих государств должны быть взаимно согласованы. И эти согласованные квоты должны поступить в секретариат СИТЕС не позднее 31 декабря предыдущего года, то есть квоты на 2006 год должны были поступить не позднее 31 декабря 2005 года. Из-за разногласий между странами и неконструктивной позиции Туркмении квоты к сроку согласованы не были. 1 января сотрудники секретариата вышли на работу с рождественских каникул, глянули в почту — там квот нет. По действующим правилам для всех прикаспийских стран квоты по русскому осетру, белуге, севрюге, стерляди и шипу были автоматически определены как нулевые. Однако в те годы, когда экспорт еще производился, например, российская квота на экспорт икры на 18% превышала объем икры, которую можно было добыть из всего объема выловленной рыбы, даже если бы она вся пускалась в оборот, то есть без учета научных и рыборазводных целей. Согласитесь, факт показательный. Получается, происхождение икры вообще никогда никого не волновало. По крайней мере, на деле — на словах-то все готовы бороться.
А учитываете ли вы реэкспорт российской икры из Турции? Ведь в последние годы в Турции была создана целая индустрия по переработке икры, завезенной из России частным образом,— там ее перерабатывали и экспортировали в другие страны, включая Россию.
— Нет, специально я это не учитывал, так как в последние пару лет усилиями СИТЕС эта лавочка была прикрыта. К тому же в любом случае эта икра уже была мной посчитана.
На Северном Каспии — без перемен
Есть ли оценки количества людей, занятых в этой сфере?— Одних рыбаков, их по нашим оценкам, около 10 тыс. Но говорить о том, что именно они и наживаются на браконьерстве, не приходится. Люди это в большинстве своем небогатые, часто просто бедные, а только единоразовые инвестиции в байду составляют около $50 тыс. плюс $2-3 тыс. за каждый выход в море — эти деньги расходуются на взятки и топливо. Средний улов с одной байды — 500 кг осетровых, основные барыши получают организаторы этого незаконного промысла. Основное крупномасштабное морское браконьерство в настоящее время базируется на участке побережья северного Дагестана от границы с Калмыкией до Махачкалы. Добытая здесь рыба вывозится в Центральную Россию через Калмыкию и Саратовскую область — зачастую по проселочным дорогам, где и постов-то нет. Затем она поступает на Воронежский хладокомбинат, там у них, по нашей информации, перевалочная база. Икра и рыба, добытые в Астраханской области, вывозятся по трассе вдоль Волги до Нижнего Новгорода и далее на Москву или Санкт-Петербург. Этот путь дороже, так как фурам приходится идти через большое количество — около 100 — автомобильных постов. Банки с икрой и рыбу принято маскировать арбузами, луком, прочей сельхозпродукцией, но в принципе милиция, конечно, всегда в курсе, кто и что на самом деле везет. Говорят, что самые жадные милиционеры работают на мосту через Волгу в Нижнем Новгороде: они берут по $200 с фуры, а вообще стандартная такса — $100. Далее часть икры поставляется прямо на рынки, а часть легализуется через промышленное производство, где ее упаковывают в банки.
А почему вы говорите только о Каспии? Ведь осетра добывают в Сибири, на Амуре в том числе.
— Там, конечно, развито браконьерство — правда, местные добытчики в основном ориентированы на Китай и Японию. Но все это по сравнению с Северным Каспием — капля в море. Кстати, некоторые популяции сибирского осетра, калуги и амурского осетра, а также сахалинский осетр занесены в Красную книгу. А в целом ситуация с калугой и амурским осетром во многом напоминает ситуацию с осетровыми Азовского моря: их кончают. Среди осетровых, идущих на нерест в Амуре, практически не встречаются рыбы, нерестящиеся вторично. Это означает, что все особи, заходящие на нерест, изымаются промыслом — как легальным, так и браконьерским, то есть естественное размножение амурских осетровых практически отсутствует.
Но почему бы тогда не занести в Красную книгу белугу, севрюгу, стерлядь и русского осетра, обитающих в Каспии?
— Во-первых, надо понимать, что занесение в Красную книгу еще не спасло ни один вид фауны и флоры от истребления. Красная книга просто фиксирует животных и растения, которые находятся на грани уничтожения. Конечно, каспийских осетровых по формальным признакам можно было бы занести в Красную книгу, но тут есть "во-вторых": занесение автоматически будет означать, что на промысловой составляющей каспийских осетровых будет навсегда поставлен жирный крест. А в этом случае под ударом могут оказаться финансирование и развитие рыборазводных заводов — зачем тратить бюджетные деньги на то, что никогда не принесет отдачу?
Но, как я понимаю, о полном истреблении в любом случае речи не идет. Во многих странах, например в том же Китае, уже больше десяти лет вкладываются немалые деньги в развитие поголовья осетровых, говорят, что уже скоро икра, полученная там, хлынет на внешние рынки.
— Ну "хлынет" — это громко сказано. Искусственное разведение осетровых не способно давать объемы, сопоставимые с естественным. Осетровые, конечно, вряд ли исчезнут как биологические виды, тут вы правы, однако в Каспии осетровых как промыслового объекта может действительно не остаться, да и Россия может быть выкинута с мирового рынка черной икры, а это, конечно, не очень хорошо. Ведь именно Россия всегда была самым крупным производителем и поставщиком, икра — один из символов нашего государства.
Но ведь вопрос в том, насколько вообще рынок черной икры — в России или в мире — является перспективным. Например, мой знакомый, занимавшийся ранее и черной, и красной икрой, в последнее время отказался от поставок черной икры в Москву — говорит, из-за роста цены спрос очень низкий, есть шанс вообще ничего не продать. Сейчас он занимается только красной икрой, она не такая дорогая, зато объемы позволяют ему существовать достаточно безбедно.
— Вы правы, спрос на черную икру вообще сейчас падает — из-за роста цены. Добывать осетровых на Каспии становится все сложнее — просто потому, что их становится все меньше. Местный прибрежный лов практически не дает уже сколько-нибудь значимого улова. Поэтому браконьеры ходят ставить сети за 300 и более километров в казахские воды под берег Атырауской — бывшей Гурьевской — области. Переход от места базирования до места лова обычно занимает шесть-восемь часов в зависимости от расстояния и погоды. По приходу на место браконьеры ставят сети и остаются возле них около суток, после этого сети выбираются и бригада возвращается. Длинные переходы очень рискованны: Северный Каспий характерен малыми глубинами, поэтому шторма, разыгрывающиеся на этой акватории осенью и зимой, разгоняют короткую и крутую волну, легко переворачивающую и заливающую суда. По нашим данным, ежегодно с промысла не возвращается до 200 браконьерских экипажей. Накладные расходы растут, риск растет, аппетиты правоохранительных органов растут, а вот рыбы с каждым годом становится все меньше — осетровые ведь начинают метать икру в 15-20 лет, сейчас, по сути, добивается рыба, родившаяся еще во времена СССР. Нельзя сказать, что люди, торгующие икрой, уже сегодня работают на пределе рентабельности, но доходность падает — в том числе и потому, что падает платежеспособный спрос. Мы недавно провели социологический опрос, результаты которого показали, что вопреки сложившемуся стереотипу основным потребителем икры всегда был не обеспеченный, а средний класс: люди покупали икру на праздники, юбилеи, просто в подарок. Рост цены однозначно отсекает эту группу. Люди с высоким достатком икру, конечно, продолжат покупать, сегодня она больше чем когда-либо становится предметом роскоши — и в России, и по всему миру. Однако в целом спрос падает и еще более упадет с ростом цены. 18-20 тыс. рублей за килограмм — это далеко не предел, цены будут расти и уже превысили среднюю европейскую цену — €1 тыс. за килограмм. Например, в сетевом универмаге "Седьмой континент" 500-граммовая банка белужьей икры стоит 26,2 тыс. рублей, то есть около €1,5 тыс. за кило. Известно, что если цена на какой-то продукт растет в арифметической прогрессии, то рынок сжимается в геометрической.
Собственно, именно с этим фактором, а вовсе не с готовящимся указом лично я и связываю постепенное схлопывание этого рынка. Овчинка просто не будет стоить выделки, и ею — в нынешних объемах — действительно будут заниматься все меньше, то есть промысел сам себя зарегулирует. Но это, в свою очередь, повлечет и сокращение финансирования рыборазводных заводов, которые в своей массе давно нуждаются в коренной реконструкции. Это приведет к их закрытию и значительному сокращению воспроизводства осетровых, что в первую очередь ударит по белуге, популяция которой на 90% зависит от заводского разведения.
А что бы вы предложили для спасения осетровых?
— Однозначного рецепта нет. Проблема осетровых — как гидра, у которой много голов. Отсечь эти головы может только государство: эффективно бороться с браконьерством, а еще в большей степени — с оборотом браконьерской продукции, пресекать коррупцию, создавать условия, при которых жители прибрежных поселков смогут зарабатывать себе на жизнь честным трудом, а не только браконьерством.
|
ЛИЧНЫЙ ОПЫТ
Черное солнце Астрахани О том, что никаких трудностей с покупкой икры в Астрахани быть не может, я слышала еще в Москве: любители деликатеса рассказывали, что икра продается из-под полы на базаре, а если на базаре не купишь — прямо в самолет принесут. На рыболовной базе, уверяли меня, еще проще: браконьеры сами тебе все предложат. Действительно, не успел наш автомобиль преодолеть буераки, которые здесь считаются "укатанной" дорогой, и въехать в ворота базы, к нам тут же стали по очереди подходить похожие друг на друга мужички в резиновых сапогах и шапочках и полушепотом спрашивать: "Икра нужна? Осетрина? Стерлядка?" Услышав, что мы сюда рыбу ловить приехали, дядьки согласно кивали и отходили: "Ну, не поймаете — обращайтесь". Мужики как в Волгу глядели — в первый день мы ничего не поймали. Вечером, как только стемнело, к берегу с ревом начали причаливать катера. Тут же возле домика появился один из вчерашних мужиков и предложил маленького осетра. По поводу цены дядя Коля (так он представился) сказал, что договоримся. Мы решили посмотреть. На берегу помимо приведшего клиентов (то есть нас) дяди Коли было еще несколько браконьеров. Маленький осетр оказался пятикилограммовой рыбиной. "На что ловится такая большая рыба?" — не удержалась я. Стоящий рядом дядька, которого называли Серегой, задумчиво посмотрел на лежащие в обляпанной черной икрой (бутерброд в гостях чуть гуще намазывают) лодке сети (их здесь называют снастью) и ответил, что рыба ловится на червяка, а большая рыба — на большого червяка. Цену нам объявили — 200 рублей за килограмм. Поскольку торговаться мы не стали, нам тут же предложили рыбу разделать. "А прикинь, там пять кило икры — и мы сказочно богатые..." — мечтательно сказал Серега, пока дядя Коля вспарывал рыбине брюхо. "Ну нет, это уже наша рыба",— возмутились мы. Икры в осетре не оказалось. "Да вы не расстраивайтесь,— сказал Серега,— мы вам сейчас принесем икры. Вам сколько? По восемь тыщ килограмм". Икру мы покупать отказались. Серега ничуть не расстроился и охотно начал рассказывать, что приехал на недельку порыбачить и застрял на два месяца. Что рыбы нынче мало и что половину прошлогодних егерей (так деликатно называют здесь браконьеров) пересажали. Рыжий по кличке Чубайс сидит, и Леха сидит — по два года дали. А самые главные браконьеры — сама рыбоохрана, вон они на каких катерах и джипах ездят, все в золотых цепях. И ведь как не ловить? Вы же видели, какая нищета, заработать вообще больше нечем. Все взрослое население в основном браконьерством промышляет. Да и с рыбы особенно не разбогатеешь --бензин дорожает, снасть надо покупать, и эхолот нужен — рыбу все труднее искать,— а он тыщу баксов стоит. Тут же Серега дал несколько советов. Икру, сказал, ешьте здесь — она сейчас самая лучшая, малосольная. В Москву на машине не везите — в Цаган-Амане на Калмыцкой территории лютые менты: если обыщут — сразу срок. Ну в крайнем случае, если знакомства хорошие есть, несколько суток в КПЗ проведешь. Тем более если в машине лодка и орудия лова: это ты прокурору потом будешь доказывать, что осетрина на спиннинг не ловится. Конечно, икру возят, но это специальные люди — у них с ментами свои дела. Много ли возят? Да когда как — и по пять, и по сто килограммов возят. В общем, икру начальнику я везти побоялась. А заметка — вот она. |