В рамках фестиваля Marlboro MXtronica в НИИ "Электронстандарт" выступила техногруппа Underworld. Легенду британской музыки слушал ДМИТРИЙ ПЕРВУШИН.
Нынешний тур Underworld охватывает места, где группа никогда не играла, то есть страны Балтии, России и Латинской Америки. Underworld — неизменные фигуранты короткого списка по-настоящему больших и значимых электронных групп. И, хотя дух Underworld давно знаком местной публике по диджейским выступлениям бывшего участника группы Даррена Эмерсона, живой концерт Рика Смита и Карла Хайда, продолжающих проект, — это встреча с легендой и давний объект желания местной публики и промоутеров.
Концерт был устроен в здании НИИ "Электронстандарт", которое оказалось интересной, но чрезвычайно дискомфортной концертной площадкой: главная сцена находилась в углу некоего асимметричного помещения, в котором у зрителей возникала путаница, где право, а где лево, публика толпилась и толкалась — все-таки это была вечеринка, и даже во время концерта Underworld заметная часть публики курсировала между главной сценой и вторым танцполом, то разглядывая высокотехнологичные декорации и многочисленные экраны, то откровенно скучая. Перед сценой, на которую вышли Underworld, образовалась толпа поклонников, которых скорее можно было назвать не столько фанатами группы, сколько рейва как такового.
Золотой период Underworld — 1992-1999 годы, и у нас они стали известны, конечно, ближе к его концу. За 1990-е Underworld прошли путь от звезд нелегальных рейвов до статуса мейджор-артистов, а масс-медийная легендарность к ним пришла с треком Born Slippy, темой фильма Trainspotting, ставшей "гимном десятилетия". Сейчас Underworld не выпускают больших альбомов, а мини-альбомы продают в формате mp3. Последняя работа — выходящий на днях саундтрек к фильму Энтони Мингеллы Breaking And Entering, написанный в соавторстве с французским кинокомпозитором Габриэлем Ярдом. А прославленное живое шоу Underworld — это, как у большинства больших электронщиков, сложная мультимедийная постановка. Хорошую группу делают еще лучше звук и свет. И если в этом НИИ звук превзошел ожидания, то свет, видеопроекция и вид сцены в целом оставляли желать лучшего.
Что касается музыки, она была прекрасна. Казалось бы, это всего лишь бегающие по кругу звуковые модули, но они интенсивно нагнетают смысл и эмоцию. Эйфорическая, стремящаяся к бесконечности (и таким образом воплощающая самой композицией мечту рейвера о бесконечности рейва) музыка трогала зрителей. Настолько умиленными, как на этом концерте, лица ветеранов клубной жизни, издалека наблюдавших за сценой, видеть можно крайне редко. Впрочем, доносившиеся со сцены звуки можно было счесть и обычной технодолбежкой, к чему склонялась другая часть публики, что вносило ощутимые нюансы в атмосферу концерта. Впрочем, то, что годы спустя Underworld удается собирать по нескольку тысяч человек перед своей сценой на летних фестивалях, это уже есть воплощение электронной утопии о всеобщем единении.
А вот Карл Хайд — лицо коллектива, вокалист, поэт-сюрреалист с видом гопника и некогда великолепный шоумен, создавший из рейверских конвульсивных танцев гармоничную сценическую пластику, не порадовал — видимо, годы берут свое, и, очевидно, на петербургском концерте сказалась его усталость после московского — в столице группа играла днем раньше.
Вообще-то Underworld стоило устроить не клубное выступление, а концерт в концертном зале. Он прошел бы с не меньшим успехом, но зрительские впечатления были бы более чистыми, именно музыкальными, свободными от клубной шелухи. А общий итог таков: из больших танцевальных англичан Петербургу и Москве осталось увидеть только Chemical Brothers и Basement Jaxx, хотя в сравнении с Underworld они все-таки будут пожиже.