В воскресенье Юрий Темирканов и оркестр Санкт-Петербургской филармонии исполнили в Академической капелле "сталинскую высотку" советской музыки — ораторию Дмитрия Шостаковича "Песнь о лесах". Неохотно написанную композитором музыку охотно слушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.
В отличие от Мурадели, им определенно не повезло. Небожители были вынуждены теперь сколачивать себе земную жилплощадь. И тут, как в сказке про трех поросят, каждый проявил себя по-своему. Неизлечимо амбициозный Прокофьев привык при любых обстоятельствах сверкать гениальностью, что в службе, что в прислуживании: его откупная по "делу о формалистах" — оратория "На страже мира" — вещь сильная и искренне-вдохновенная. Арам Хачатурян также отнесся к "работе над ошибками" ответственно: из музыки к кинофильму "Владимир Ильич Ленин" была сконструирована "Ода памяти Ленина".
Другое дело Шостакович. Он в равной степени блестяще работал во всех жанрах. И заказная киномузыка, и массовые песни до сих пор не теряют своей музыкальной прелести даже в отрыве от видеоряда или текста, эти опусы с удовольствием исполняют в симфонических концертах. Но в оратории "Песнь о лесах" композитор словно решил превозмочь самого себя, откупившись от партийной линии откровенной "отмазкой". Для начала был выбран бездарный, идолопоклоннический текст Евгения Долматовского про "вождя, который в Кремле". Он не спит, про всех думу думает и "на карте расставляет флажки": красные — обозначающие военные победы, зеленые — трудовые.
В музыке же Шостакович показал навыки стилизатора соцреалистической безликости. В этом смысле партитура "Песни о лесах" канонична как ритуальное действо, обязательно внеположное личности вовлеченного в него. Композитор воспользовался советской практикой индустриального строительства: в момент сдачи объекта все выглядит крепко и основательно, но вскоре оказывается недолговечным и разваливается на глазах. Согласитесь, взять себя в руки и написать "не шедевр" — это тяжкий и трагический духовный труд для гения.
Публика пришла на концерт не для "встречи с прекрасным", а полюбопытствовать на монструозный артефакт эпохи. Огромный коллектив — оркестр, хор студентов Консерватории, Камерный хор Смольного собора, хор мальчиков училища имени Глинки, тенор Август Амонов и баритон Сергей Лейферкус — исполнил эту музыку "на полном серьезе", без частого в таких случаях саркастического пафоса. Оратория прозвучала зловеще убедительно, напомнив, что любой абсурд имеет право на свою долю бессмертия.