Три львиные доли

Уже в следующий понедельник мы узнаем, кому достанутся призы Х Венецианской архитектурной биеннале. Жюри выдаст "Золотых львов" за лучшие национальные павильоны. Корреспондент "Власти" Алексей Тарханов уже выбрал в Венеции своих фаворитов.

       Главная архитектурная выставка мира с ее темой "Города: архитектура и общество" подходит к концу. Завершается и интрига, заданная новыми правилами: раньше призы раздавались в июне, в день открытия, теперь присуждение отнесли на глубокую осень. Странное решение, потому что за полгода все уже забыли, чем какая страна блеснула в своих национальных павильонах на аллеях венецианских Джардини.
       Есть шансы у американцев (о чьей экспозиции, посвященной страданиям Нового Орлеана после урагана Катрина, "Власть" писала 2 октября), есть у испанцев с их замечательными интерактивными композициями-экранами. За сочинение на заданную тему могут наградить швейцарцев - их павильон, как и многие другие, выглядел дайджестом главной выставки в Арсенале. Но три павильона заслуживали если и не призов, то обязательного внимания - павильоны России, Японии и Франции.
       

Россия: населенный пункт

       Архитектор Александр Бродский получил в свое распоряжение российский павильон, построенный еще до первой мировой войны архитектором Алексеем Щусевым. Будущий автор Мавзолея был сторонником "русского стиля", так что постройка выглядит как кассовый павильон Казанского вокзала в Москве. Она очень странно устроена - там два зала, верхний и нижний, никак не связанные между собой. Люди, не имевшие специального интереса к стране Советов, обычно попадали либо в один, либо в другой - и поколения выставляющихся там художников и архитекторов бились над тем, чтобы заставить зрителя увидеть оба.
       Бродский сделал пристройку из блестящего металла над наружной лестницей - и тем самым объединил оба зала чем-то вроде тамбура. Правда, изнутри обнаруживалось, что этот блестящий металл - лишь тонкая оболочка, висящая на криво сколоченных жердях. В чем можно было увидеть недостаток времени и денежных средств, но можно и художественный прием: мощь броненосца покоится на деревянных подпорках.
       В верхнем зале собраны инсталляции Бродского. Тележка с шарманкой в виде большого аквариума, на дне которого маленький город. Покрути ручку, и под звук шарманки на город упадет снег, как в детских рождественских шарах. Светящийся фотомонтаж показывает трехэтажную московскую улочку, залитую снизу венецианской водой, а сверху - всевозможной более или менее аляповатой рекламой. Умноженная зеркалами пятиэтажка превращается в типовой микрорайон, в каждом окне которого что-то происходит. Приглядевшись, обнаруживаешь в этих окнах несколько типичных и повторяющихся сценок отечественной жизни - там то пьют, то молятся, то трахаются, то дерутся. Миниатюрная комнатка, нечто вроде аквариума с крошечным окошком, прорезанным на настоящую лагуну,- безнадежный взгляд на Венецию из России.
       В нижнем павильоне идет слайд-фильм с реальными архитектурными работами Бродского вроде его сложенного из забеленных оконных рам "Павильона для водочных церемоний" или деревянного ресторана "95%", наклоненного ровно на 5 градусов над водой Клязьминского водохранилища,- все вещи тонкие, ироничные и удивительно камерные. Совсем не то, чего хочет сейчас мировая архитектурная закулиса от Москвы. Все опьянены возможностями, вдруг открывшимися в России,- историями Нормана Фостера, Кишо Курокавы, Захи Хадид, Доминика Перро - и явно ждут сейчас от нас чего-нибудь сверхпобедительного в духе "СССР на стройке".
       И поскольку рядом не показывают контекста реальной российской архитектуры - работы Посохина или Церетели - позиция автора остается малопонятной иностранцам. Они не знают, чему противостоит или от чего героически увиливает архитектор Бродский. Зато это противостояние явно чувствуется соотечественниками. Профессиональным архитектурным почерком к фамилии автора на щите приписано русское слово "мудак". Наверное, кто-нибудь из Министерства культуры написал. Во всяком случае, сидящие около на пляжных стульях тетеньки-эмиссары Минкульта на надпись не реагируют, видимо полагая ее официальным мнением.
       

Франция: на горах и в лесах

       Над крышей французского павильона торчит решетчатая конструкция с двумя палатками на вершине. В палатках - сортир и душ. Французы проткнули павильон конструкцией из строительных лесов и свили гнезда на его ветвях. Круглые матерчатые барабаны художника Даниэля Бюрена полощутся ветром в колоннаде, а внутри на всех этажах идет жизнь и работа, не прерывающаяся даже ночью.
       Куратор Патрик Бушен гордится тем, что ему удалось получить от администрации биеннале разрешение оставаться в павильоне круглые сутки. Мало того, что перформанс не прекращается, выходит большая экономия на командировочных расходах. Здесь читают лекции, общаются с посетителями, обедают за общим столом. Стены оклеены фотографиями - документацией эксперимента - теперь совершенно точно доказано, что на лесах можно принимать ванну и готовить еду. На первом этаже бесконечно шинкуют капусту и гремят сковородками. Атмосфера европейского сквота воспроизведена в лучшем виде - правда, на мастер-классы приходящих сюда французских архитектурных звезд все равно приходится спускаться на землю.
       Проект Патрика Бушена, прекрасный на бумаге или в телерепортаже, в реальности превратился в утомительную рутину для участников и особенно для зрителей, которые участвуют в чужой жизни на правах наблюдателей за едой. Интим им не предлагается - спят и моются французские зодчие за отдельной загородкой, что тоже снижает чистоту эксперимента.
       Посетители, как мне кажется, испытывают некоторую неловкость. Они вроде бы и привыкли к сумасшедшим венецианским идеям, но как-то странно получается - приехали иностранцы, захламили павильон, где едят, там и спят - антисанитария, одним словом.
       

Япония: дорожные наблюдения

       Японцам есть что показать на архитектурных выставках - уже три раза японцам давали главную архитектурную премию мира, Притцкеровскую. Однако в Венецию привезли вовсе не архитектурных генералов. Японию здесь представляют работы не самого известного за пределами страны архитектора Терунобу Фудзимори. Он входит в архитектурно-художественную группу ROJO Roadway Observation Society. Как и следует из названия, члены группы находят, фотографируют и показывают на выставках "придорожную архитектуру" - постройки, родившиеся без всякого участия архитектора, но от этого ничуть не менее интересные.
       Терунобу Фудзимори начал собственную архитектурную деятельность лишь в 44 года, а до этого занимался историей влияния европейского модернизма на японских архитекторов. Его не устраивали книги, пишущиеся в архивах,- разрабатывая тему модернизма, он вместе с друзьями (писателем Генпеем Акасегавой, иллюстратором Сибо Минаби, писателем Хойи Хаяси и издателем Тецуо Мацудой) создал Токийское агентство архитектурных детективов. Детективы путешествовали по Токио, выискивая следы европейского модернизма в самых разных, часто никому не известных постройках.
       Именно тогда он обнаружил, что архитектура была интернациональной дважды. В самом начале развития, в те незапамятные времена, когда она была связана с потребностями и размерами человека, одинаковыми на всех континентах, и второй раз - в ХХ веке, когда интернационализм прямо прививали национальным архитектурным школам. Теперь в любой прогулке по городу, в любой поездке по хайвею он ищет следы этого древнего единства архитектуры, грубые и примитивные решения, которые будут схожи и на острове Хоккайдо, и в Калифорнии, и в сибирской глубинке.
       Архитектура павильона изысканно груба - чего стоит хотя бы сочетание черных обугленных досок и позолоты при входе. Ты должен разуться, нагнуться и проползти в золотой квадрат на обожженной стене. В самой середине павильона стоит плетеная хижина-кинотеатр, где показывают итоги работы ROJO. По стенам расставлены вырубленные из древесных пней придорожные кресла, куски плетней, металлические загородки - следы постоянной и напряженной архитектурной самодеятельности. Она никогда не будет вознаграждена "Притцкером", но на нынешней биеннале это главное свидетельство того, что архитектура нужна людям, а не только венецианским кураторам.