Игорь Пикан: "Надо брать на госслужбу больше людей из бизнеса"

Игорь Пикан: "Надо брать на госслужбу больше людей из бизнеса"

        Недавнее снижение цен на нефть порождает новые дискуссии о правильности позиционирования России как энергетической сверхдержавы. Свой взгляд на верные и ложные экономические амбиции страны спецкору "Денег" Владимиру Гендлину изложил генеральный директор аудиторско-консультационной группы "Развитие бизнес-систем" (РБС) Игорь Пикан.

       
       Сегодня все отмечают и часто критикуют возросшее в последние годы вмешательство государства в экономику. Однако эти же годы отмечены экономической стабилизацией и ростом производства. Российские компании наращивают капитализацию, успешно выходят на международные финансовые рынки, затевают альянсы с глобальными игроками. То же IPO "Роснефти" стало успешным во многом благодаря стабилизирующему участию государства в ее капитале. В целом сегодня Россия считается инвестиционно привлекательной страной. Имеются ли негативные издержки вмешательства государства в экономику?
       — Разговоры о вреде вмешательства государства в экономику ведутся давно. В конце 80-х — начале 90-х, помнится, были оживленные дискуссии на тему — для чего мы строим новое общество. И здесь важно не впадать в крайности. Мы слишком любим упрощать и говорить о вещах, в которых не очень понимаем. Так рождаются стереотипы о свободном саморегулирующемся рынке, свободной конкуренции, либеральной экономике и проч. Сегодня нужно просто понимать, что наше нынешнее благополучие обусловлено мировыми ценами на энергоносители и наведением элементарного порядка в государственной сфере. Между тем основополагающие проблемы начала 90-х до сих пор так и не удалось решить. Произошла простая подмена морально-этических ценностей. Мы слишком увлеклись рейтингами в стиле журнала Forbes, в результате чего главным идолом стали деньги. Именно количество денег, а не качество, то есть каким образом они заработаны.
       Что за нерешенные проблемы вы имеете в виду?
       — Главная проблема заключается в том, что не поддерживаются инициативы по созданию добавленной стоимости. Многие бизнесы существуют за счет не добавленной, а убавленной стоимости. Деньги делаются на простом перераспределении собственности. Происходит проедание накопленного богатства. Есть такое понятие в экономике — накопленное богатство. Это и месторождения, и производственная база. Мы их просто проедаем.
       В самом деле, давайте посмотрим, что у нас создано нового за эти последние 15-20 лет? Практически ничего. Произошли только смены вывесок. Возьмите РЖД, "Норникель", сырьевые, алюминиевые заводы — да, наверное, они обновили производственный парк, получили более качественный менеджмент, но не более того.
       Много разговоров о строительстве новых мощностей, например, о "Алюминиевом проекте" в Коми или о пресловутой Ковыкте, но на практике делается очень мало. Да, Москва строится. Но больше-то стране особенно похвастаться нечем.
       У нас в стране дефицит бизнес-проектов. Те национальные проекты, о которых мы столько слышим в последнее время,— это обычное механическое перераспределение средств. В них нету главного — создания добавленной стоимости, развития бизнеса, новых продуктов, инноваций.
       Если говорить об инновациях, то успехи здесь показывают такие разные страны, как Китай, Индия, Финляндия. Что между ними общего? И почему Россия с ее научным потенциалом плетется в хвосте?
       — Думаю, эти страны уже определились с собой — своей стратегией на международной арене, своими преимуществами, своей специализацией. Взять тех же китайцев — они смотрят в будущее. И что мы сегодня видим? В нашей стране уже поселился китайский автопром. И это при том, что наша автопромышленность насчитывает почти столетие, а мы все плачем, что никогда не сможем делать нормальные автомобили.
       Да, у нас были НИИ, и они были крайне неэффективны. Но ведь были и коллективы, которые создавали уникальные продукты, технологии. С развалом СССР мы потеряли даже не экономику, а модель жизнеустройства. Нам нужно сначала разобраться в себе, а не копаться в сравнениях. А мы постоянно рефлексируем: то нам нужна западная модель, то нужна восточная модель — китайская, корейская, японская, индийская и т. д. Нет чтобы просто посмотреть правде в глаза: мы продаем нефть, но не строим переработку. То есть не извлекаем из богатств страны дополнительной выгоды.
       Тем не менее благодаря хорошей конъюнктуре на рынке энергоносителей Россия накопила определенную "жировую прослойку". На ваш взгляд, достаточно ли этого для роста экономики в долгосрочной перспективе?
       — Нет, конечно. Этого совершенно недостаточно, ведь в масштабах страны наши накопления — мизер. И потом, завтра эти накопленные деньги будут стоить дешевле, чем сегодня. Вообще, само по себе создание нашего стабилизационного фонда означает, что мы расписались в собственном непонимании, куда потратить заработанные деньги. Наша нынешняя специализация, нефть и газ,— этого слишком мало для нас. У нас ведь огромные амбиции, мы ведь хотим быть первыми во всем... Но у нас слишком мало дельных проектов. В результате возникает задача — просто потратить деньги. Но как они будут возвращаться, какая будет от них прибыль? Вообще, это и в бизнесе точно так же: типичный российский бизнес-план — простая смета расходов.
       Много говорится о слабой конкурентоспособности России на мировом рынке. В то же время экономика Китая, где вмешательство государства в экономику еще сильнее, демонстрирует высочайшую конкурентоспособность, в том числе в инновационной сфере. В чем разница, на ваш взгляд?
       — Парадокс в том, что в Китае руководящая роль партии не препятствует развитию экономики. И Китай активно наращивает свою конкурентоспособность в мировом масштабе. Посмотрите, китайский экспорт уже упразднил целый ряд отраслей в США и в Европе. И для нас вопрос мировой конкурентоспособности стоит весьма остро. Ведь игра продолжается независимо от того, хотим мы в нее играть или не хотим. А взять и обособиться на своем рынке, быть сами по себе — это тоже не выход, ничем хорошим это не закончится.
       И все же, мы начали разговор с положительных и отрицательных сторон вмешательства государства в экономику. Где вина государства в тех проблемах, о которых вы говорили?
       — Вмешательство государства в экономику создает ряд серьезных проблем, главные — коррупция и другие внеэкономические методы ведения бизнеса, например, монополизм, отсутствие честной конкуренции. Что больше всего портит людей и в чем заключается главная опасность — слишком легко зарабатываются деньги. Да, нечестная конкуренция и легкие деньги были всегда и везде, но тут вопрос пропорций, что и определяет степень влияния этих факторов на экономику. Если где-то возникали картели или монополии, если где-то совершались сделки с примесью коррупции,— это один вопрос. Это может стать предметом скандала или расследования, а может и не стать, но это не повлечет фатального влияния на экономику. А если все отношения в экономике целиком завязаны на коррупцию, на административный ресурс — это очень плохо для страны. Очень хорошая вещь — тендеры. Но ведь все же знают правила игры, и все знают, что это за тендеры. И знают, как они выигрываются...
       Правильно я понимаю, что и вам приходилось участвовать в коррупционных тендерах?
       — Просто повторю: все знают правила игры. Да, я считаю, что тендеры полезны. Здесь, мне кажется, надо смотреть на результат. Если в результате сделку выигрывает компания достойная и высокопрофессиональная, значит, тендер так или иначе выполнил свое предназначение. Но если смотреть на принцип, то мы увидим печальную картину — создается система, в которой не найдешь ответственных. То есть, если что-то сделано неправильно, нечестно, все равно никто не понесет за это ответственности.
       С другой стороны, мы имеем тот бизнес, который заслужили: если общество пассивно, если у общественности невелик интерес к своим правам, то и жаловаться не на что. Мне кажется, в этой ситуации вместо обсуждения моделей экономического устройства нам нужно формировать морально-этические ценности. И нужно смотреть в будущее, как китайцы, чтобы понимать свои цели. И не персонифицировать наши проблемы: мол, посмотрим еще, кто будет президентом в 2008 году.
       Повторяю: мы имеем тот бизнес, который заслужили. И нам нужно понять самим: какой бизнес мы хотим получить? Хотим ли мы получить разумную корпоративную социальную ответственность, правильные отношения с персоналом, с поставщиками, с обществом в целом и с окружающей средой? И кто должен это определять? И не надо все валить на федеральный центр. У нас есть общественные организации — Торгово-промышленная палата, Российский союз промышленников и предпринимателей. Я не переоцениваю их возможности, но это уважаемые организации, которые имеют право поставить вопросы, начать подобный разговор.
       Понятно, что, какую бы модель экономики ни построить, всегда одни будут в выигрыше, а другие останутся недовольными. Но любое правительство должно определиться, какая модель максимально отвечает ожиданиям общества.
       Кстати, о проблеме-2008. Есть ли представления о том, каким будет бизнес после выборов нового президента? Или, напротив, у бизнеса одни опасения на этот счет? Может ли это выразиться в сокращении инвестиций, выводе капиталов из страны и общем замедлении роста экономики?
       — Здесь мы также затрагиваем характерную для нашей страны проблему — общее ощущение нестабильности. Вы знаете, сегодня даже в частных компаниях топ-менеджер не чувствует себя абсолютно уверенным в своем будущем — его могут убрать в любой момент. Где уж ему думать о долгосрочных перспективах бизнеса? А как прикажете себя чувствовать бизнесу, если он не настроен действовать с дальним прицелом?
       Может, в этом-то и есть проблема — в отсутствии доверия к государству? От этого и отсутствие долгосрочного планирования, и стремление к простейшим способам зарабатывания денег?
       — Дефицит доверия к государству — это есть, но это не главная проблема. У нас вообще тотальный дефицит доверия друг к другу. Утрачено доверие к профессионалам, людям, способным делать свою работу на высоком уровне...
       Утрачено или никогда не было?
       — Сложный вопрос. Действительно, в России всегда недооценивался профессионализм...
       Мы с вами уже много наговорили о недостатках. Но, с другой стороны, у каждой страны и у каждого народа есть свои недостатки. Их полно, но ведь они как-то с ними справляются, иногда очень даже неплохо. Так, может, и бог с ними, с недостатками? Может, и мы справимся?
       — Тоже верная мысль. Если все время копаться в своих недостатках, толку не будет. Мы не умеем находить свои достоинства, то, что называется "нашим путем". Нужно найти свои стратегические преимущества. Например, творческое мышление. Этого у нас хватает, даже с избытком. Чего не хватает — это умения структурировать цели и порядок их исполнения. Со структурированием у нас вообще проблемы. В органах власти слишком много размытых функций. Даже при том, что уровень нашего корпоративного управления, мягко скажем, далеко не лидирующий в мире, но при этом он все же на порядок выше, чем уровень государственного управления. Вообще, мне кажется, надо брать на госслужбу больше людей из бизнеса — они эффективнее, потому что привыкли работать на результат. Но только должен быть серьезный контроль, потому что для них приход во власть часто преследует лишь одну цель — лоббизм своих бизнес-интересов. А вообще, я не стал бы возлагать вину за все проблемы только на федеральную власть. Есть и регионы, которые имеют богатейшие ресурсы и широкие возможности для их использования...
       Сегодня все регионы имеют программы стратегического развития. Часто они предусматривают форму частно-государственного партнерства, где государство берет на себя инфраструктуру и другие формы поддержки инвесторов, а бизнес вкладывает деньги в проекты. Насколько перспективно частно-государственное партнерство как двигатель крупных экономических проектов?
       — Частно-государственное партнерство — идея сама по себе позитивная; безусловно, партнерство может стать катализатором при реализации крупных экономических проектов. Суть вопроса кроется не в терминологии, а в том, как такое партнерство организовано и каково его качество.
       Частному инвестору нужно представить солидную доказательную базу по коммерческой успешности проекта, провести рыночные исследования, рассчитать экономическую эффективность проекта, организовать проектное финансирование, разработать оптимальную схему реализации.
       Ничего нового не надо придумывать — готовится технико-экономическое обоснование, разрабатывается бизнес-план, формируется инвестиционный меморандум и ряд других детально проработанных документов, потому что на их основе потенциальный инвестор принимает серьезные финансовые решения об эффективности вложенных средств.
       Такой классический и единственно правильный подход к организации инвестиционного процесса решительным образом отличается от той ситуации, которую мы наблюдаем сейчас: бизнес-планы не являются документом для принятия решений, показатели эффективности подогнаны под нужный ответ — они всего лишь скрепляют кулуарные договоренности.
       Как-то безнадежно все это звучит...
       — Ну почему безнадежно? В целом мы же как-то развиваемся, но по сравнению с другими странами проигрываем в эффективности. Оттого что нет правильных и честных условий для эффективного развития, оттого что приоритет отдается не столько профессионализму, сколько интересам отдельных группировок или конкретных лиц, чиновников. Это как техника в спорте: ведь профессионально отработанные движения призваны исключить непродуктивный расход энергии. А наше движение вперед постоянно сопровождают большие потери, связанные с пустопорожней болтовней, рефлексией или просто с политикой.