Школа драматического искуса

Школа драматического искуса

        В Москве достиг апогея конфликт вокруг театра "Школа драматического искусства". Основатель театра — всемирно известный режиссер Анатолий Васильев — поставлен перед выбором: сохранить новое здание театра, построенное московскими властями, согласившись на их условия, или свой театральный брэнд.

Дар опасный, дар бесценный

       В 2001 году в Москве появилось новое театральное здание. К проходившей тогда в городе Всемирной театральной олимпиаде, крупнейшему из когда-либо случившихся в России театральных фестивалей, город построил на Сретенке новый дом для театра "Школа драматического искусства" под руководством Анатолия Васильева. К тому времени "Школа", созданная в 1987 году, уже была одним из самых знаменитых в мире театров, а основатель и художественный руководитель ее — одним из самых титулованных и востребованных на европейском театральном рынке режиссеров.
       В 90-е годы театр занимал часть обычного дома на Поварской улице — подвал, где игрались спектакли, и несколько бывших квартир над ним, где проходили репетиции и занятия и где жили актеры и гости. Дело в том, что "Школа драматического искусства" была задумана и работала не как культурно-зрелищное репертуарное учреждение, а именно как школа и театральная лаборатория: Анатолий Васильев не производил спектакли, но исследовал сам феномен театра, лишь иногда предъявляя результаты своих исследований зрителям.
       На Сретенке "Школе" по проекту самого Васильева и художника его театра Игоря Попова построили настоящий дворец, занимающий едва ли не целый квартал — с несколькими залами, современным оборудованием, роскошным фойе и удобными вспомогательными помещениями. До сих пор люди, впервые попадающие в театр Васильева, открывают рты от восхищения. В дни театральной олимпиады залы нового театра на Сретенке были переполнены мастер-классами и спектаклями, приехавшими со всего мира. Но потом, когда все уехали, для театра настали трудные времена: просторы надо было чем-то заполнять.
       Конечно, если бы не олимпиада, ни за что не получить театру Васильева нового здания. И все последующие события показывают, что столичные чиновники горько пожалели о том, что накануне всемирного театрального смотра проявили такую душевную щедрость.
       Про дальнейшие события уже ходят легенды. Говорят, например, что Юрий Лужков однажды вечером проезжал по Сретенке, увидел, что у неосвещенного подъезда театра не толпятся москвичи и гости столицы, повелел разобраться, в чем тут дело, и был изумлен, узнав, что никакой труппы и репертуара в том смысле, в каком они есть, например, у МХТ или "Ленкома", в театре Васильева отродясь не было. Более искушенные в придворных делах люди говорят, что мэр обиделся на режиссера совсем по другому поводу.
       Юрий Лужков еще в 2001 году хотел провести в сияющем свежей побелкой здании "Школы" встречу с театральными деятелями. Васильев же затеял перестройку здания, впопыхах принятого в эксплуатацию с недоделками, и, сославшись на ремонт, отказал мэру. Такого, конечно, в Москве не прощают.
       Так или иначе, но вскоре в околотеатральном воздухе стала носиться спущенная сверху формулировка "неэффективное использование площадей". И впрямь, театр на первых порах был не в состоянии освоить новую жилплощадь — просто у Васильева не было достаточного количества готовых постановок. Но со временем здесь сделали правильные выводы — на Сретенке начали не только играть спектакли, но и проводить концерты, устраивать выставки и т. д. При этом "Школа" все равно не стала обычным репертуарным театром, оставаясь чем-то вроде экспериментального театрального центра, международный статус которого был подтвержден принятием театра Васильева в Союз театров Европы — весьма престижное объединение лучших европейских театров. Сейчас Россию в этом Союзе представляют только "Школа" и Малый драматический Льва Додина.
       

Реорганизация

       В июле прошлого года вышло распоряжение мэра Москвы о реорганизации "Школы драматического искусства" — у Анатолия Васильева отобрали старое здание на Поварской. Оно отошло некоему вновь образованному театральному объединению "Открытая сцена". Своя логика в таком решении была, ведь если человеку дают новую квартиру (дом на Сретенке действительно дали, он был построен на деньги горбюджета), то старую он обязан сдать, чтобы в нее могли въехать те, кто оставался вообще бездомным. С другой стороны, такое условие надо обговаривать заранее. Удар был очень болезненным: именно Поварская была родовым гнездом "Школы", этими тесными помещениями Васильев дорожил не меньше, чем хоромами на Сретенке. Естественно, он стал возражать и протестовать. Кончилось это тем, что режиссер был освобожден от должности художественного руководителя и директора театра, в "Школу драматического искусства" город назначил нового директора, что-то вроде кризисного управляющего, а знаменитому режиссеру предложили удовольствоваться должностью художественного руководителя театра в здании на Сретенке.
       Конфликт вокруг этого театра, очевидно, вызван не только личными обидами того или иного чиновника или художника, а желанием городских (и федеральных, кстати, тоже) властей не допускать излишней хозяйственной самостоятельности учреждений культуры. Одно дело, когда один и тот же человек является и административным, и творческим распорядителем, то есть, в сущности, вершит дела единолично. И совершенно другое — когда художественный лидер находится под несентиментальным присмотром присланного сверху распорядителя бюджетных и внебюджетных потоков.
       За год с лишним, прошедший со времени злополучного приказа о реорганизации, ситуация в "Школе драматического искусства" зашла в тупик. Уже сменилось несколько кризисных управляющих — и все они назначались без согласования с основателем театра. Возможно, если бы городские власти проявили гибкость и дали возможность Васильеву предложить кого-то, с кем он мог бы продолжать совместную работу в театре, на должность директора, конфликт удалось бы не доводить до точки кипения. Но чиновники решили продемонстрировать режиссеру, а заодно, как нетрудно предположить, и всем его коллегам, кто всему голова. То, что Васильев является главой российской Гильдии режиссеров, лауреатом самых престижных международных премий, да и просто человеком, во многом определяющим современное лицо русского и мирового театра, никого, естественно, не волнует.
       Пока режиссер находился во Франции (там он руководит Лионской театральной школой), в "Школу драматического искусства" назначили очередного директора. Анатолию Васильеву же назначили дату, до которой нужно определиться, согласен ли он работать худруком на предложенных условиях. Этот срок истекает в середине ноября. Уже несколько недель режиссер недоступен для комментариев — он обдумывает ситуацию.
       

Театр или доходный дом?

       А ситуация безвыходная. Если Васильев согласится остаться, что, по признанию людей, хорошо его знающих, маловероятно, это будет означать, что новая тактика силы и невзирания на лица и репутации сработала и утвердилась.
       Что будет, если он уйдет? Оставим в стороне такую тонкую материю, как творческий ущерб, нанесенный российскому театру. Оскорбленный режиссер наверняка найдет себе работу за границей, где, понятно, станут говорить, что Россия не смогла обеспечить нормальные условия одному из самых талантливых своих режиссеров. Ясно, что без Васильева театральный ландшафт страны обеднеет.
       Новый директор театра Алексей Малобродский считает, что ничего катастрофического не случится, если основатель "Школы" окажется за ее дверями. Мол, можно будет приглашать каких-то режиссеров на постановки, то есть превратиться в рядовой бюджетный театр. Но вслед за Васильевым многие наверняка уйдут из "Школы". В том числе режиссер и художник Дмитрий Крымов, организовавший здесь свою мастерскую и поставивший в последние два года несколько прогремевших спектаклей.
       На стороне тоже найдется немного желающих поработать на Сретенке — большинство откажется по этическим соображениям. Да и менее щепетильные вряд ли засучат рукава: пространство нового театра было "заточено" именно под Анатолия Васильева. В эти строгие, по-больничному стерильные и по-монастырски аскетичные интерьеры чужаку почти невозможно вписаться. Если после возможного ухода Васильева в театре на Сретенке не удастся наладить какую-то новую жизнь, "Школа драматического искусства", скорее всего, будет просто расформирована. В конце концов, это просто одно из городских учреждений: когда-то хотели — открыли, теперь захотят — закроют. А зданию наверняка найдут выгодное применение.
       Существование "Школы"-лаборатории в последнее время и так казалось удивительной роскошью: не секрет, что большинство театров города с недавних пор больше напоминают доходные дома — там и спектакли идут сплошь кассовые, и ресторанчик в подвале, и сдавать сцену за отдельные деньги можно через день. Зданию на Сретенке грозит та же участь доходного дома — вне зависимости от того, что именно там будут делать: показывать представления, продавать автомобили, делать ставки за зеленым сукном или проводить городские балы.
       Эта запутанная история, чем она ни завершись, нанесет удар по многим репутациям, но уже сейчас ясно, что городским властям, прежде чем строить новые здания, неплохо бы проводить открытое обсуждение художественных программ театров и их, так сказать, зрительского потенциала. Лабораториям вовсе не обязательно строить такие дворцы, чтобы одним не пришлось потом кусать локти от зависти, а другим — точить зубы на якобы простаивающую без дела недвижимость в центре города.
       С другой стороны, художникам, даже великим, не всегда нужно давать возможность заниматься хозяйственной деятельностью. К соблазнительному праву подписи и печати привыкают все, даже крупные режиссеры и актеры. Есть такие, кто делает это умело и эффективно, например руководитель МХТ Олег Табаков или худрук Центра Мейерхольда Валерий Фокин. Кстати, делают они это в ущерб своей "жизни в искусстве". Именно потому, что менеджмент требует ежедневного и ежечасного присутствия. Совместить же единоличное руководство хлопотным театром с выполнением международных обязательств или же с понятной для любого режиссера необходимостью время от времени отключаться от внешнего мира на неопределенный срок практически невозможно. Следовательно, у художников не должно быть иллюзий относительно того, что театр — это муниципальное имущество, а не бесплотный храм для творческих поисков.
РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ