Выражая чувство глубокого удовлетворения в связи с думским решением об амнистии, руководитель КП РФ Геннадий Зюганов отметил, что "люди, которые защищали закон и конституцию, теперь смогут делать это не в Лефортове, а в нормальных условиях".
Штурм "Останкина" с гранатометом — это, разумеется, самый напрашивающийся способ борьбы за конституцию, попранную президентом 21 сентября. Однако думскому акту об амнистии подлежат не только участники событий 3 октября, но также фигуранты по делу ГКЧП и участники первомайского побоища у Калужской заставы, деяния которых до сих пор с защитой конституции никак не связывались. Вероятно, в данном случае мы имеем дело с расширительным толкованием — борьбой за конституцию именуются всякие насильственные действия, предпринимаемые в видах борьбы за народное счастье. Замечание Зюганова, что защитники конституции Анпилов с Константиновым отныне, к счастью, на свободе, следует, очевидно, понимать в духе блоковского призыва "слушать музыку революции", а именно: "Запирайте етажи, нынче будут грабежи, отмыкайте погреба, гуляет нынче голытьба".
Думский коллега Зюганова Анатолий Лукьянов не менее оптимистичен и полагает, что "решение об амнистии является закономерным шагом к стабилизации обстановки в стране".
Взгляд Лукьянова на стабилизацию интересен, поскольку, голосуя за амнистию, бывший председатель ВС СССР обогатил юридическую теорию и практику, выступив судьей в собственном деле. Но, будучи разом и освобожденным и освободителем, Лукьянов не уточнил, в какой из своих двух ипостасей он одобряет амнистию. Если как освободитель, то тут мало интересного — то же говорит и какой-нибудь Шахрай — но если как освобожденный, тогда вызывает уважение вера Лукьянова в то, что его, Анатолия Ивановича, освобождение от уголовного разбирательства способно произвести такой чудесный эффект, совершенно стабилизировав неустроенный российский быт.
С лукьяновским прогнозом не согласен пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков, указывающий, что "коммунисты и жириновцы обнаружили полное единство целей: через дестабилизацию обстановки — к власти".
Не вполне понятно, кого Костиков хочет уязвить или, допустим, убедить. То, что КП РФ и ЛДПР весьма давно выступают как добрые союзники, не является секретом ни для патриотически настроенных приверженцев такого союза, ни для западнически ориентированных его противников. То, что у коммунистов и фашистов принято приходить к власти через дестабилизацию, — тоже не Бог весть какая новость. Да и вообще Зюганова с Жириновским можно обвинять в чем угодно, но только не в ревизионизме — в полном соответствии с "Коммунистическим манифестом" они объявляют: "Коммунисты (вар.: нацисты) считают презренным делом скрывать свои намерения. Пусть господствующие классы трепещут — и. т. д.". Имеющий уши да слышит.
С другой стороны, ушей нет — где их взять. По мнению члена фракции "ЯБЛ" г-на Игрунова, решение об амнистии скорее всего было согласовано с президентом — в частности, потому, что Ельцин "рассчитывает использовать принятие этих решений для борьбы против парламента".
Игрунов демонстрирует типичный пример политологической логики: если некоторому субъекту нанесен ущерб, то ясно как Божий день, что нанесение ущерба он сам себе организовал, дабы облегчить последующую борьбу. Изъян такой манеры рассуждений, с одной стороны, в их все же недостаточной универсальности, т. е. слабой применимости к чисто бытовым коллизиям: если на улице политолога Игрунова пьяные подростки оскорбят действием, трудно ожидать с его стороны столь же чеканного анализа — "мне, Игрунову, нанесли побои по согласованию со мной, дабы я мог использовать эти побои для борьбы против хулиганов". С другой стороны, непонятна и логика Думы — как же можно, зная вышеприведенный политологический закон, так безропотно идти навстречу президенту, покорно удовлетворяя его коварное желание получить побои.
Оптимизм вообще присущ членам фракции "ЯБЛ". Яблочник Виктор Шейнис видит большую выгоду в освобождении, а значит и в грядущем участии Александра Руцкого в президентских выборах — "Руцкой имеет одинаковый электорат с Жириновским, который они поделят примерно поровну. Таким образом сохраняется шанс на победу демократического кандидата".
Шейнис явно экстраполирует (но только с обратным знаком) ситуацию выборов 12 декабря на грядущие выборы президента: подобно декабрьским демократам, грядущие патриотические кандидаты в президенты вцепятся друг другу в глотки, разобьют электорат и отдадут победу стоящему в стороне демократу. Недостаток модели в том, что пока что президентские выборы предполагалось проводить в два тура, и, если демократа не выберут президентом сразу в первом туре (что при изобилии демократических кронпринцев весьма сомнительно), во втором туре разбитые голоса жируцкистов вновь сольются и тем самым весь эффект взаимопоедания будет сведен на нет. Ошибка Шейниса объясняется, вероятно, тем, что он, являясь разработчиком закона о выборах в Думу с голосованием в один тур, был так увлечен своим детищем, что о возможности выборов в два тура просто запамятовал. Но как бы ни складывались и ни делились голоса поклонников Руцкого и Жириновского, самого вице-президента по выходе из Лефортова ждут семейные драмы. Вице-президентский сын, восемнадцатилетний Александр Руцкой-junior, заявил: "К евреям я отношусь плохо. Их к нашему правительству на пушечный выстрел подпускать нельзя".
Поскольку Руцкой-senior в ходе своего визита в Израиль объявил, что он к евреям относится очень хорошо, тем более что его мать сама еврейка, вполне вероятен жестокий конфликт сына-патриота с вернувшимся из тюрьмы отцом-евреем. Хотя конфликт может быть смягчен — Руцкой-junior заявил, что к работодателю своей матери модельеру Валентину Юдашкину он относится хорошо и еврейство ему в укор не ставит — можно надеяться, что к вице-президенту строгий сын отнесется с тем же снисхождением, что и к модельеру. Вообще же позиция младшего Руцкого в еврейском вопросе так запутанна, вероятно, потому, что он стремится стать членом возглавляемого Александром Баркашовым Русского Национального единства. Поскольку Баркашов (соответственно и его приверженцы в лице младшего Руцкого) одобряет теорию и практику НСДАП, Руцкой-junior, вероятно, вспомнил принятые в 1935 году Нюрнбергские законы о чистоте немецкой расы, согласно которым лицо с 50% еврейской крови (т. е. старший Руцкой) еще считалось евреем, а лицо лишь с 25% (младший Руцкой) — уже т. наз. "неполноценным арийцем", ограниченным в праве занимать в рейхе высшие должности, но по крайней мере вполне свободным от расовых преследований. Если Руцкой-junior верит в грядущую победу Баркашова, его заблаговременное отречение от расово нечистого отца свидетельствует о немалой предусмотрительности.
Много неприятностей причиняют евреи и Владимиру Жириновскому. Сионистские круги, как сообщил лидер ЛДПР, решили предложить ему $100 000 000 отступного в обмен на отказ от политической деятельности. Лидер отказался: "Опять — величие русского духа... Не продамся, даже если предложат весь бюджет всех сионистов", — и тогда туркменские фанатики, уфимский мулла и примкнувшие к ним сионисты задумали наложить руки на либерального демократа. Зная о готовящемся убийстве, Жириновский указал сионистам на последствия такого акта: "Убить — это вызвать страшную волну антисемитизма по всей Европе. Евреев будут выжигать везде — и в Германии, и в Сербии, и в России".
Вероятно, либеральный демократ видел перед собою некий аналог "хрустальной ночи" — 11 ноября 1938 года, после того как еврей-эмигрант убил в Париже германского дипломата, по всей Германии прошли еврейские погромы (хотя до тотального уничтожения евреев, о котором говорит либеральный демократ, в тот момент дело все равно не дошло). Проблема, однако, в том, что к началу "хрустальной ночи" Германия уже пять лет как имела правящие институты типа НСДАП и СС, которые погромы и организовывали. "По всей Европе", включая Россию, аналогов правящей НСДАП (или даже ЛДПР) пока не наблюдается, и непонятно, кто же будет организовывать "волну народного гнева". Что-то похожее можно было бы устроить в Сербии — но тут другая незадача: есть правящая партия, но давно уже нет евреев. Перспективы эффективного отмщения представляются настолько сомнительными, что Жириновскому разумнее было бы взять $100 000 000.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ