Новосибирский театр «На Левом берегу» представил премьеру комедии «Банкрут» Александра Островского — первую постановку нового главрежа Сергея Миронова, возглавившего труппу в начале сезона. Он не поступился ни одной репликой из пьесы классика, но и не добавил к ней эстетических изысков. Подобное сценическое решение — хороший подарок для старшеклассников, которым лень читать пьесы Островского.
В смысле соответствия замыслу драматурга, поставившего беспощадный диагноз русскому купечеству, спектакль театра «На Левом берегу» вполне удался — публике явили результат того, во что превращают человека животные инстинкты. Например, Юлия Храмченко в образе агрессивной и неуклюжей Липочки, непрерывно вопящей «Хочу мужа!», — клинический образец половой психопатии. Способная актриса, подчиняясь воле режиссера, сыграла роль без каких–либо полутонов и оттенков. Владимир Беляев предстал предельно лапидарным Самсоном Силычем, Валентина Беляева воплотилась в тупоголовую кудахчащую мамашу–наседку, малоподвижная Елена Богатырева, игравшая ключницу Фоминичну, и вовсе походила на декоративную куклу–грелку, которыми обычно накрывают самовары. Стряпчий Сысой Псоич (актер Валерий Бирюков) пребывает в одной и той же пришибленно–ссутуленной позе да суетливо кушает водочку. Подобная система образов не предполагает их развития, потому нелепыми воспринимались псевдопсихологические замирания и паузы.
Тем не менее новая версия «Банкрута» отнюдь не антихудожественна и не бессмысленна. Концентрацию человеческого убожества значительно облагородила музыка Анатолия Дериева. Он сочинил удивительно щемящую вальсовую тему, звучавшую на протяжении спектакля в разных вариациях и инструментовках и намекавшую на то, что где–то над этой рефлекторной жизнью царят красота, любовь и нежность. И даже самые отпетые негодяи томятся в их отсутствие, а потому внезапно прерывают свои мелочные интриги и затягивают, как умеют, романсы. В «Банкруте» звучит масса прекрасных русских городских романсов. Самый, пожалуй, пронзительный его фрагмент тот, где Ольга Сибиркина, играющая сваху–пройдоху, выводит «У церкви стояла карета, там пышная свадьба была...», страдая обо всех неравных браках на Руси. Живое пение — прием, конечно, не оригинальный, давно отработанный, но в этом случае он настолько уместен и действен, что режиссеру хочется крикнуть «браво!» за вкус и чувствительность.
Ирина Ульянина, Новосибирск