Шаг против течения

В социальных сетях, а потом и в СМИ появилась новость о том, что Государственная Третьяковская галерея закрывает свой отдел новейших течений. На нее стремительно отозвалась художественная общественность: письмо искусствоведа Андрея Ерофеева в защиту отдела за пару часов собрало более 200 подписей. Вскоре подоспел и ответ руководства ГТГ о том, что происходящее — лишь штатная реорганизация. Чем чревато очередное структурное изменение внутри «главного музея национального искусства», объясняет Виктория Крюкова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Новость вышла из-за стен Третьяковки еще в конце прошлой недели. Вероятно, раньше, чем предполагало ее руководство. По словам автора письма протеста Андрея Ерофеева, с которым связался “Ъ”, о реформе собирались объявить на административном совещании музея 22 октября, с этого же числа решение должно вступить в силу. Однако самого решения в официальных источниках не было. Уже после появления письма, в субботу, последовала реакция руководства галереи. В ее официальном канале в Telegram было опубликовано сообщение, призванное, вероятно, охладить страсти: «В рамках планового изменения структуры Государственной Третьяковской галереи Отдел новейших течений станет частью Отдела искусства второй половины ХХ–ХХI века и продолжит заниматься изучением актуальных практик современного искусства».

Конечно, такое изменение — внутреннее дело музея, но в том же релизе есть странные пассажи: «Экспериментальный фонд прежнего отдела живописи второй половины ХХ века будет перераспределен».

Оказывается, Отдел новейших течений, существующий в ГТГ с 2001 года, не собирал лучшее из того, что было, как и полагается музеям, а выбирал «экспериментальное» искусство? И причем тут живопись?

В фондах этого отдела живописи как раз меньше всего, все больше объекты, инсталляции, фотография, видео.

Основной посыл ответа ГТГ, повторенный дважды,— «Третьяковская галерея безусловно продолжит заниматься современным искусством как в выставочной практике, так и в сфере комплектования фондов». Тут можно было бы решить, что все это дело вкуса и политики музея, если бы не исторический опыт и закон о музейном фонде РФ.

Аргументы выступившего против намерения музея одного из самых известных российских кураторов Андрея Ерофеева тоже понятны. Он уверен, что это решение — ошибка «наносящая серьезный ущерб современному искусства России, музейному делу в нашей стране, культурному кругозору отечественной публики, наконец, репутации самой Третьяковской галереи». Ерофеев напоминает, что Отдел новейших течений был создан 23 года назад для хранения, популяризации и расширения первой панорамной коллекции новейшего искусства России, которая формировалась под эгидой Министерства культуры РФ.

Андрей Ерофеев с 1980-х собирал самое актуальное отечественное искусство. Сначала «для себя», а потом для музея-заповедника «Царицыно», в котором с 1989 года Ерофеев создал первую в стране коллекцию современного искусства, около 2000 произведений. В 2001 году приказом Министерства культуры России эта коллекция из «Царицыно» переведена в ГТГ, где и был образован Отдел новейших течений. Ерофеев его возглавлял до 2008 года, когда его уволили с формулировкой «за нарушение музейного порядка» (Ерофеев расшифровывает это как то, что он «держал вещи на временном хранении, поскольку в основную коллекцию музея их принимали неохотно»).

Тем не менее за 16 лет его отсутствия в ГТГ ситуация с фондом Отдела новейших течений радикально не изменилась. Этот фонд, по словам Ерофеева, сегодня состоит из двух частей — около 2500 принятых на постоянное хранение предметов и около 3000 произведений, находящихся на временном хранении. Вторая часть — в большинстве своем дары художников и галеристов, с которыми Третьяковка сотрудничала последние 23 года, например, дар признанного иностранным агентом галериста Марата Гельмана, объявленного в розыск с конца 2022 года (72 работы, включая инсталляцию «Игра в теннис» Ильи и Эмилии Кабаковых), поступивший в ГТГ в 2020 году.

В разговоре с корреспондентом “Ъ” Андрей Ерофеев выражает опасение, что не принятые, не успевшие пройти комиссию вещи будут исключены из фондов тем или иным способом: проданы, возвращены авторам, уступлены другим музеям.

По его данным, «есть распоряжение решить эту проблему до 2027 года», то есть «три тысячи работ раздать». Меж тем даже во временном фонде ГТГ собрано лучшее из лучшего, отборное, объездившее мир на выставках, описанное в учебниках русское современное искусство.

И судьба его не прояснена. Вернут ли его дарителям, признав, что современное искусство музею не нужно? Да и получится ли вернуть? Многие из авторов умерли, у иных нет наследников, другие давно не живут в России, вывезти эти вещи они не смогут.

Вспоминается столетней давности история первого Отдела новейших течений Третьяковки. В 1928 году фонды первого в мире музея современного искусства, Музея живописной культуры, передали в ГТГ, тут же специальная комиссия разделила коллекцию на 12 списков. Часть живописи и графики оставили в галерее, остальное направили для передачи в региональные музеи, для обмена с Русским музеем, для возвращения авторам и для продажи. В той операции страна потеряла немало вещей, признанных сейчас классикой русского авангарда. Это было событие не столь известное, как закрытие Музея нового западного искусства, но такое же катастрофическое по своим последствиям.

“Ъ” будет следить за развитием событий и рассчитывает получить развернутый комментарий руководства Государственной Третьяковской галереи и Министерства культуры.