Чему учил Брут

Преподаватель латыни историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета Александр Иванович Брут стал автором первого отечественного учебника по антиковедению.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Европейская цивилизация выросла из древнегреческой, которая распространилась в Древний Рим и далее в соседние варварские края,— в этой парадигме живет современная наука и не собирается ее менять, она вполне ее устраивает. Интересно здесь только то, что отдельная наука о начальном периоде этой цивилизации — антиковедение — сформировалась в основном благодаря трудам немецких ученых, потомков тех варваров, которые в свое время оказали самое отчаянное сопротивление новым цивилизационных ценностям. В становление современного антиковедения внесли свой вклад ученые и других европейских стран, но Klassische Altertumswissenschaft («Классическая наука о древности»), ее концепция, временные и географические рамки, входящие в ее дисциплины, окончательно оформились в XIX веке все-таки в немецкой науке.

Зарождение российского антиковедения

В нашей стране православные теологи всегда неплохо ориентировались в античном прошлом, во всяком случае, по своему статусу не могли знать его хуже своих католических коллег. Но первые семена отечественного светского антиковедения были посеяны в петровские времена, когда появились переводы «Стратегем» (эти «Военные хитрости», написанные Юлием Фронтином не позже 88 года н. э., были переведены специально для Петра I в 1693 году), «Троянской истории» Гвидо де Колумны и «Истории Александра Великого» Курция Руфа (обе эти книги были изданы в Москве в 1709 году), «Записок» Юлия Цезаря (1711), «Введения в историю европейскую» Самуила Пуфендорфа (1718) и сборника мифов и легенд Древней Греции Аполлодора (1725).

В том же 1725 году в числе первых 15 призывников из-за границы в Петровскую академию наук в Россию приехал Готлиб-Зигфрид Байер, занявший в академии кафедру греческих и римских древностей и планировавший развернуть здесь исследования Геродотовой Скифии (Северного Причерноморья) и Греко-бактрийского царства (к востоку от Каспийского моря). Помимо этого Байер директорствовал в академическом университете и гимназии, но создать здесь собственную школу антиковедения ему не дали, он пал жертвой внутриакадемических интриг в период бироновщины и в 1736 году был уволен из академии.

Его преемники Иоганн-Георг Лоттер и Христиан Крузиус лишь бледными тенями промелькнули на петербургском научном небосклоне, как образно выразился профессор кафедры антиковедения Санкт-Петербургского государственного университета Эдуард Давидович Фролов, добавив, что «если наука об античности продолжала как-то развиваться в России, то этим она была обязана русским энтузиастам классицизма, новым членам Академии и деятелям Московского университета Василию Кирилловичу Тредиаковскому и Михаилу Васильевичу Ломоносову. Первый обогатил русскую словесность знаменитой “Тилемахидой”, равно как и переводами многотомных трудов по древней истории французских авторов. …Окончательное же оформление занятий греко-римскими древностями в преемственное научное направление происходит в России в 1-й половине XIX в.». И связано оно с именем Михаила Семеновича Куторги, «первого оригинального исследователя античности из природных русских».

А был ли учитель?

Об истории отечественного антиковедения в последние пару десятилетий защищено не менее дюжины диссертаций и написано много научных статей, и во всех них дружно проводится та же мысль, что самой яркой фигурой периода становления этой науки в нашей стране был профессор кафедры всеобщей истории Петербургского университета Михаил Семенович Куторга. Он «выстроил своего рода фундамент, на котором в дальнейшем воздвигалось величественное здание российской науки о классической древности». От него, как от первого верстового столба, ведется в этих научных трудах перечисление имен его учеников и последователей в области антиковедения.

И вот тут в первый и последний раз истории отечественного антиковедения возникает имя Александра Брута как «учителя Куторги». Зачем это пишут в упомянутых выше диссертациях и статьях, равно как в современных энциклопедиях и справочниках, сказать трудно. Вероятно, потому, что у Куторги, как у любого ученого, должны были быть учителя и наставники, иначе какой же он ученый, самоучка, да и только! Они у него были, но все они были антиковедами-немцами, причем заграничными немцами. В этом легко убедиться, просто сравнив даты пересечения научных карьер Брута и Куторги.

В 1827 году Куторга поступил на первый курс историко-филологического факультета Петербургского университета, где с 1825 года Александр Брут преподавал студентам-первокурсникам «начальные основания латинского языка». А со второго курса Куторга учился уже в Дерптском университете, где по высочайшему повелению Николая I был организован так называемый Профессорский институт и куда надлежало «лучших студентов человек двадцать послать на два года, а потом в Берлин или Париж; и все сие исполнить немедля». 

Куторга попал в первую партию «лучших» и отправился в Дерпт, где их прежде всего начали учить немецкому языку, чтобы они владели им в совершенстве. К концу учебного года министр народного просвещения генерал от инфантерии граф Ливен доложил императору: «Можно надеяться, что из 18 студентов Профессорского института восемь человек: Пирогов, Иноземцев, Калмыков, Шкляревский, М. Куторга, Шрамков, Ивановский и Крюков — будут отличными профессорами». А в последний год обучения Куторга демонстрировал кураторам из Петербурга уже «решительную способность сделаться университетским преподавателем».

По окончании Профессорского института в 1832 году и защиты магистерской диссертации по аттическим племенам Куторга отправился на двухгодичную стажировку за границу, большую часть которой он провел в Берлине. Там он совершенствовался в так называемом нибуровском методе антиковедения. Почетный академик Прусской и Российской академий Георг Нибур к тому времени уже умер, но его школа антиковедения набирала силу. Суть метода Нибура заключалась в «поиске зерен достоверности в первоисточниках», и напоминал он заочный допрос с пристрастием античных авторов с очными ставками их между собой и предъявлением им улик в виде археологических находок, надписей и рисунков на керамике и камне.

В 1834 году Куторга вернулся в Петербург, где был избран адъюнктом кафедры всеобщей истории историко-филологического факультета столичного университета. В том же 1834 году адъюнкт-профессор Брут последний год читал на этом факультете курс сравнительной географии (современной географии), в следующем, 1835 году он был «уволен от преподавания» и перешел на должность секретаря правления университета. Таким образом, нибуровским методом легко выясняется, что Александр Брут никак не мог быть учителем Михаила Куторги ни в области антиковедения и ни в какой другой, кроме латинской грамматики, которой он учил первокурсника Куторгу до отъезда того в Дерпт. Разве что «упражняя студентов в латинском языке», он делал это на примере «Комментариев» Юлия Цезаря.

Необременительное антиковедение

Впрочем, «необременительный для памяти обучающихся благородных юношей и легчайшим путем ведущий к достижению целей сей науки» вариант преподаватель Петербургского университета Александр Брут все-таки предложил. Причем не только Куторге, но и всем остальным молодым людям, интересующимся древней историей. В 1828–1829 годах он опубликовал «Землеописание известного древним света, из разных источников составленное, с принадлежащим к оному собранием нужнейших карт». Два года спустя, в 1831 году, вышел в свет «Атлас древнего света, состоящий из 23 карт с объяснительными таблицами и составленный Императорского Санкт-Петербургского университета адъюнкт-профессором Александром Брутом». Книги пользовались спросом, и в 1837 году вышло второе их издание.

Вполне возможно, в 1828 году благородный юноша Куторга успел перед отъездом в Дерпт прочитать вышедший тогда первый том «Землеописания…» Брута и под влиянием прочитанного избрал себе специализацию по антиковедению. Но это не так уж важно. Гораздо важнее другое. Эти книги Брута, которые по своей сути представляли собой вводный курс в антиковедение, читали многие другие благородные юноши в нашем отечестве. И к моменту возвращения в Петербург основоположника отечественной школы антиковедения Михаила Куторги и избрания его профессором столичного университета в 1838 году, а потом членом-корреспондентом Императорской академии наук в 1848 году у его, Куторги, студентов и учеников уже лет 20 как был добротный учебник по основам антиковедения Александра Брута.

Он свободно доступен в интернете, желающие могут его просмотреть, а если не лень, то и прочитать (там, правда, много букв, два тома объемом около 700 страниц). Написан он по канонам нибуровской школы антиковедения, о чем его автор говорит в предисловии. «При столь ощутительном недостатке книг сего рода на языке отечественном я почел небесполезным посвятить часы досуга на сличение лучших руководств иностранных писателей. Равно как внимательному чтению сохранившихся до нас образцовых творений древних писателей,— пишет Брут.— Тесная связь Бытописания Древнего с современным ему Землеописанием не подлежит, кажется, никакому сомнению: ибо наставления первого, не будучи подтверждены свидетельствами последнего, не могут в полной мере принести ожидаемой от оных пользы. Если при истолковании различных мест в творениях Греческих или Римских писателей некоторые наставники опускают касающиеся Древнего Землеописания пояснения, то утвердительно можно сказать, что слушатели их не в состоянии иметь ясного понятия о всем ими прочитанном».

Учебник, дававший это ясное представление о быте и окружающем мире обитателей античной ойкумены от Геродота до Тацита и Аврелия Виктора, пришелся, как говорится, ко двору очень вовремя, и заслугу в этом Александра Брута трудно переоценить. Но со временем он был забыт. Благородные юноши, читавшие его учебник, становились профессорами антиковедения, а то и академиками (сам Брут так и не дорос до профессорского звания), писали собственные учебники, не утруждая себя упоминаем в них Брута.

Помимо коротенького списка его публикаций, куда кроме перечисленных выше работ по антиковедению входит шеститомная «Учебная статистика, или Этнографико-статистическое обозрение пяти первоклассных держав Европы (до 1848 года). С краткой теорией статистики» (1850–1853), из воспоминаний современников о нем осталось только описание его лекций в Училище правоведения воспитанником этого престижного учебного заведения Тютчевым (не поэтом Федром Тютчевым, а его однофамильцем Иваном Тютчевым, будущим химиком). «Брут читал историю в пятом и четвертом классах. Это был небольшого роста, седой, подслеповатый, добрый старик, но читал лекции убийственно; за то его никто не слушал».

Вероятно, Брут действительно был типичным кабинетным ученым и неважным лектором, и, наверное, именно за это руководство Санкт-Петербургского университета перевело его с преподавательской работы на административную, лишив его тем самым шанса стать профессором и выслужить профессорский пенсион.

Семьянин Брут

Известно о Бруте крайне мало, даже год рождения в одних источниках указывается как 1799-й, в других — 1800-й. Был он из «обер-офицерских детей». Разнобой относительно его рождения и происхождения объясним. В университетских архивных документах он числится воспитанником в Санкт-Петербургском воспитательном доме для незаконнорожденных, сирот и детей бедняков.

Фамилия у него, скорее всего, была своя. Едва ли кто-нибудь в воспитательном доме, где в те годы директорствовала императрица Мария Федоровна, соригинальничал бы дать ему фамилию Брут. Там больше нормы было Ивановых, Никитиных, Петровых и т. д. А фамилия Брут была не такой уж редкой в Польше и правобережной Малороссии, достаточно вспомнить Хому Брута из гоголевского «Вия». А вот отчество «Иванович» ему вполне могли дать в воспитательном доме.

Большинство воспитанников получало начальное образование, редко кто поступал в университет, Брут был одним из таких одаренных юношей. В 1823 году в архивных документах есть запись о «единогласном признании кандидата Брута за сочиненную им латинскую грамматику достойным степени магистра и о напечатании сей грамматики за счет университетских сумм для университета и в пользу автора».

Как уже сказано, профессорская карьера Бруту не удалась, он был переведен на административную должность секретаря правления университета, но гражданские чины продолжали ему идти. В 1832 году адъюнкт-профессор Брут получил чин надворного советника, выслужив потомственное дворянство и став Вашим Высокоблагородием, а в 1841 году был уволен из университета с орденом Св. Анны III степени в чине коллежского советника.

Но чины чинами, а в 1841 году у Александра Брута были жена, три дочери и сын в возрасте от трех до шести лет, на подходе была четвертая дочь. Выслуженного пенсиона явно на всех них не хватало. И отец зарабатывал как мог, преподавая латынь в гимназии, училище правоведения и, наверное, еще где-то. Во всяком случае двух дочерей, Ольгу и Наталью, он отучил в Александровском училище. Не Смольный институт, конечно, но тоже вполне престижное заведение для благородных девиц. Потом они удачно вышли замуж. Судьба остальных его детей не ясна, возможно, они рано умерли. Давно забыт и сам Александр Иванович Брут, автор первого российского учебного пособия по антиковедению. Sic transit gloria mundi, как говорят на латыни.

Ася Петухова