Фестиваль "Ученики мастера", организованный театром "Приют комедианта", открылся на сцене Театра эстрады спектаклем "Тонкие благородные газы". Смотрела МАРИЯ БОШАКОВА.
"Тонкие благородные газы" поставил Роберт Олингер, в Москве учившийся у Камы Гинкаса, — именно этому мастеру посвящен нынешний фестиваль. Для своей первой постановки молодой режиссер выбрал пьесу "Тонкие благородные газы" современного американского драматурга и рок-музыканта Адама Рэппа. Пьеса с элементами автобиографической драмы повествует об одном дне из жизни опустившихся контркультурщиков из Нью-Йорка. Два главных героя — неопрятные парни, проводящие все свое время перед телевизором. Они бесконечно смотрят Animal Planet и глотают разноцветные таблетки, как конфеты. Их диалоги — подробный пересказ наркотических галлюцинаций. В их квартире — грязные картонные стены, обклеенные обрывками глянцевых журналов и исписанные скабрезностями. На полу валяется гора мусора, но, как оказывается, под ней лежит еще один сосед — напоминающее человека гориллообразное чудовище в набедренной повязке. Этот тип вылезает из-под своей кучи, только чтобы справить естественную нужду. Того, что их жизнь проходит на помойке, парни, понятно, не замечают. И кажется, что их бессмысленный и бесконечный диалог об очередном наркотике ничто прервать не может. Но тут появляется еще один обитатель запущенного сквота и разбивает телевизор. Разрушение привычной системы существования выводит героев из ступора.
А пьеса оказывается написана так, что позволяет режиссеру смешивать разные театральные жанры. Первая, почти бездейственная часть похожа на модный сейчас театр в документальной технике verbatim. Но после смерти телевизора "Газы" превращаются в комедию положений. Герои решают завлечь к себе соседа снизу и в это время украсть его телевизор. Сосед, типичный яппи — прилизанный юноша в деловом костюме, в душе оказывается не меньшим фриком, чем его новые знакомцы, и, расчувствовавшись, сам дарит свой телевизор, который тут же разбивается.
Бессмыслица происходящего становится уже вопиющей. Спектакль входит в фазу предсмертных сюрреалистических галлюцинаций героев. Зрителей к этому моменту ничто из происходящего на сцене уже не удивляет. Ни странный аутичный мальчик, которого приносят из Центрального парка. Ни то, что предметом религиозного экстаза героев становятся детские обеды из "Макдоналдса". Ни сосед-яппи, появляющийся в окровавленной рубашке с ножом в руках. Логика реальности и наркотического бреда смешиваются. Финальная сцена разыгрывается под медитативный вальс из репертуара рок-музыкантов, под него они и умирают от передоза.
Вообще-то, этот спектакль мог бы стать типичной зарисовкой из наркоманских будней. Или на фоне телевизионного краха легко было бы поговорить о притягательной силе иллюзий и хрупкости иллюзорного мира. Но Роберту Олингеру, как ученику Гинкаса, все-таки скучно ставить просто историю асоциальных будней или пробуждать "милость к падшим". Господин Олингер включил в спектакль смысл, в пьесе отсутствующий. Мир в спектакле делится на два начала: мужское и женское. С английского языка на русский текст пьесы переводит группа американских студенток. Хорошенькие аккуратные девушки сидят на краю сцены и транслируют реплики главных героев по листочкам. Но это не равнодушный синхрон, а диалог с героями. Барышни — представители другого мира, где все должно быть чисто и прилично. Смерть рокеров, с одной стороны, вызывает у девушек закономерное удовлетворение, а с другой — оказывается совершенно неприемлемой, поскольку происходит на глазах у посторонних, у зрителей. Барышни резко обрывают действие, задергивают занавес и с искусственными улыбками просят публику не волноваться. Иными словами, эта "группа Барби" становится в спектакле носительницами всего рационального и здорового. А мужчины оказываются существами слабыми, не справляющимися с реальностью и сбегающими от нее в мир иллюзий. Такой вот гендерный сдвиг.