Миниатюрная группа

На фестивале "Звуковые пути" прошел концерт "Шостакович-проект": были исполнены сочинения двадцати шести композиторов, посвященные Дмитрию Дмитриевичу. Cлушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.

       Идея концерта несомненно интересная: двадцати шести композиторам из России, Украины, Германии, Македонии, Польши, Нидерландов, Франции, Великобритании и Италии худрук фестиваля Александр Радвилович заказал миниатюрные, от минуты до двух, пьесы для фортепиано — короткие посвящения Шостаковичу. Задача для композиторов непростая: вспоминать великого композитора собственной музыкой, да еще уложить мысль в компактные рамки фортепианной миниатюры, да еще представлять результат на коллективном смотре-марафоне вместе с двадцатью пятью коллегами. Кроме того, двадцать шесть сочинений разных композиторов — это испытание и для слушателей, и для самих композиторов, большинство из которых присутствовали в зале.
       Открыли концерт две пьесы Бориса Тищенко и Сергея Слонимского с названием "DSCH". Это инициалы Дмитрия Шостаковича латиницей и одновременно — общепринятые названия четырех тонов, из которых складывается короткая музыкальная тема-монограмма. Эту тему придумал сам Шостакович и "подписался" ею в нескольких своих сочинениях, в частности в Десятой симфонии и Восьмом квартете. Две пьесы "DSCH" были исключениями на этом концерте, потому что написаны авторами не к этому концерту, а вскоре после смерти Шостаковича, как своеобразная музыкальная эпитафия.
       Большинство остальных пьес в "Шостакович-проекте" не предавались поминальному настроению, авторы стремились высказываться афористически. В некоторых сочинениях так и осталось непонятным, что же хотел сказать автор. Наибольшее недоумение у зала вызвала "Токката-фуриозо Дмитрия Шостаковича" композитора Леонида Резитдинова, который самым удручающим образом перекроил третью часть из Восьмой симфонии Дмитрия Дмитриевича. Даже с наиболее лояльной точки зрения, допускающей любые постмодернистские фокусы с чужими текстами, вскрытие господином Резитдиновым партитуры Шостаковича звучало бессмысленно и даже оскорбительно по отношению к первоисточнику.
       Умение ясно и сжато излагать мысль продемонстрировали Александр Попов ("Инвенция"), Григорий Корчмар ("Preludio") и Александр Радвилович ("Прелюдия и хорал Bach-DSCH"). Интересно, что названия их сочинений отсылают к музыкальной риторике барокко, когда композиторы умели высказываться прямо, открыто и сразу по делу. Очень яркую пьесу "Колокола" написал Игорь Друх. Композитор с ремесленной дотошностью взялся за фортепианную реконструкцию колокольной звукоизобразительности, но, сконцентрировавшись на этой задаче и выполнив ее, других перед собой так и не поставил. Получилось эффектно, но не более того. Имена иностранных авторов, за исключением знаменитого польского композитора Кшиштофа Мейера, были незнакомы публике. Их музыка была очень разная, но преимущественно жесткого авангардного толка. Сам же господин Мейер, когда-то друживший с Шостаковичем и даже написавший большую книгу о нем, показал самое объемное сочинение этого вечера — "Sonata brevis dedicate DDSch". Автор здесь изъяснялся простым и доверительным музыкальным языком. Некоторой части публики сочинение показалось затянутым и скупым на контрасты. Но так как эта соната возвращала в зал мотивы эпитафии, с которых концерт начинался, приглушенность и интровертность музыкального высказывания были вполне уместны.