Усложнение и спотыкание

В онлайн-кинотеатре «Кинопоиск» 29 ноября должен был стартовать сериал Владимира Мирзоева «Преступление и наказание» по сценарию дочери режиссера Анастасии Мирзоевой. Премьера отодвигалась дважды и в итоге была перенесена на неопределенный срок. Новые даты показа «Кинопоиск» объявит позже. Тем временем Юлия Шагельман, посмотрев предоставленные прессе первые эпизоды, сочла, что переодеть Раскольникова в худи и поставить ему психиатрический диагноз оказалось для свежего прочтения классического текста недостаточно.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Россия Достоевского. На дворе примерно 2020-е годы, по улицам Петербурга бродит бросивший учебу на юридическом факультете Родион Раскольников (Иван Янковский) в худи, мятом плаще и кедах. Случайно слышит разговор двух прохожих о какой-то неприятной старухе, смерть которой принесла бы облегчение многим несчастным людям, заходит в супермаркет, где, прячась от охранника, жадно пьет кефир прямо из бутылки, и все это время ведет нескончаемую беседу с самим собой.

Впрочем, собеседник у Родиона есть, и, хотя окружающие его не видят, для зрителя он вполне материален. В титрах сериала он именуется Тень (Борис Хвошнянский), хотя те, чье знакомство с Достоевским школьной программой не ограничивается (школьникам сериал с рейтингом 18+ смотреть все равно не рекомендуется), без труда узнают в нем черта из кошмаров Ивана Карамазова: в первые пять минут знакомства он делится с Раскольниковым своим желанием воплотиться в семипудовую купчиху.

В «Преступлении и наказании» — по крайней мере в первых эпизодах — у этого персонажа самая тяжелая нагрузка. Ведь он является не только Родиону, но и, например, Свидригайлову (Владислав Абашин) и его супруге Марфе Петровне (Юлия Снигирь), нашептывая под руку, соблазняя и подбивая на совершение всяких нехороших вещей. Включая, разумеется, и пресловутое убийство старухи-процентщицы (Eла Санько). Таким образом, ключевые темы романа — свобода воли, грех, покаяние и искупление — смещаются куда-то в область ментального здоровья или, чем черт не шутит, одержимости потусторонними силами. Что, признаться, куда менее интересно. А если счесть Тень метафорой или визуализацией внутреннего голоса героев — то, во-первых, это уж как-то совсем в лоб, а во-вторых, почему тогда этот голос у них всех одинаковый?

Что до семипудовой купчихи, то ее упоминание не единственная цитата из других произведений Достоевского: дальше прозвучит и «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить?» из «Записок из подполья», сказанное впроброс каким-то арестованным в полицейском участке, и «Я не только злым, но даже и ничем не сумел сделаться…» оттуда же, произнесенное уже самим Раскольниковым прямо в камеру.

И цитаты эти, и осовремененные реалии, и внезапное явление Родиону в горячечном бреду Владимира Ильича Ленина, и прочий постмодернизм для самых маленьких должны подсказать, что перед нами не просто экранизация классики, а ее «переосмысление». Прием этот, конечно, ни разу не новый: можно вспомнить хоть голливудскую моду 1990-х переносить сюжеты Шекспира, Джейн Остен и Шодерло де Лакло в американскую хай скул, хоть фильм самого Мирзоева «Борис Годунов» (2011), хоть, если уж мы о Достоевском, «Идиота» Акиры Куросавы (1951), действие которого разворачивалось в современной на тот момент Японии.

В «Преступлении и наказании» такой подход парадоксальным образом не заостряет актуальность хрестоматийного текста, а скорее наоборот. Казалось бы, Петербург за последние 160 лет действительно не сильно изменился, бедных людей, униженных и оскорбленных на его улицах хватает, а вопрос «Тварь я дрожащая или право имею?» все еще самый что ни на есть насущный. Но смесь современных костюмов и старорежимных диалогов, превращение госпожи Свидригайловой в олигарха, необъяснимое существование старухи-процентщицы в городе, где за каждым углом — контора микрозаймов, сотовая связь, про которую персонажи то вспоминают, то снова забывают, когда это удобно сценаристам,— все это не сокращает дистанцию между зрителями и историей, а увеличивает ее, заставляя глаза и уши спотыкаться о множество не сходящихся друг с другом деталей.

Тем более что иногда и сами авторы не в состоянии поддерживать свой галантерейный косплей. Так, работницы борделя, куда попадает Соня Мармеладова (а она туда, конечно, попадает, и сериал нас не отпустит, пока не отсмакует каждую подробность), почему-то изъясняются вполне по-современному. Символическое же превращение Сони после «грехопадения» из девочки (Диана Енакаева) во взрослую женщину (Алена Михайлова) окончательно переходит грань пошлости, хотя, имея дело с Достоевским, это не так-то просто.

Все эти мелочи, конечно, легко списать на то, что на самом деле действие сериала происходит не в нашей реальности, а в некоем пространстве сна, измененного сознания, вечной метафизической России — такое объяснение дает, собственно, сам режиссер Мирзоев. Проблема в том, что Достоевский-то как раз не боялся говорить одновременно о вечном и об узнаваемом «здесь и сейчас», что и делает его роман бессмертным, несмотря на все штофы, пролетки, двугривенные и серебряные папиросницы. Сериал же остается выморочной инсценировкой «по мотивам», не сообщающей ничего нового, не раскрывающей глубже старое и не вызывающей даже досужего любопытства: а что там дальше. Известно что: вы и убили-с.