Безумству поем мы славу
Второй «Джокер»: Тодд Филлипс, Хоакин Феникс и Леди Гага отказываются развлекать публику
«Джокер: Безумие на двоих» Тодда Филлипса, вышедший через пять лет после сверхуспешного первого «Джокера», провалился в прокате, разозлил фанатов и обидел критиков. Сейчас его можно найти на некоторых онлайн-платформах. В «Безумии» не стреляют. Там поют.
Фото: Warner Bros.
Фото: Warner Bros.
Убив в первом фильме шестерых, в том числе и телеведущего в прямом эфире своего любимого шоу, Артур Флек попадает в психушку строгого режима. Охранники по-отечески издеваются над ним, телевизор обещает ему смертную казнь, суд близится. Но тут в музыкально-терапевтическом кружке Артур знакомится с Ли — она прекрасна, она его поклонница, она смотрела телефильм о Джокере десятки раз и говорит, что это гениальное кино. В голове у Артура начинают петь ангелы, и вся его внутренняя жизнь превращается в мюзикл, в котором он и Ли на сцене исполняют хорошие песни. В суде защита строится на том, что во Флеке сосуществуют две личности и за преступления отвечает Джокер, так что Артур невиновен. Обвинение же утверждает, что Джокер и Артур — один человек. Убийца.
Второй «Джокер» Тодда Филлипса — это не фильм, а философский трактат или эссе. Что-то вроде «Уолдена, или Жизни в лесу» Генри Дэвида Торо: «Загнать жизнь в угол и свести ее к простейшим ее формам, и если она окажется ничтожной — ну что ж, тогда постичь все ее ничтожество и возвестить о том миру, а если она окажется исполненной высокого смысла...»
Бла, бла, бла.
Тодд Филлипс загоняет жизнь Артура Флека в угол, сводит ее к простейшим формам: тюрьма, суд, мюзикл. Показывает, как ожидания публики — будь то зрители телешоу, охранники, орда анархистов — подогревают наших внутренних джокеров, которые хотят в первую очередь быть увиденными. «Это развлечение»,— поет Ли старую песню о главном.
Так не будет вам развлечения.
Если первый «Джокер» был оммажем Скорсезе — «Таксист» и «Король комедии», окрашенные заревом занимающихся 2020-х,— то второй существует во вселенной, где слова «оммаж», «структура», «мотивация» давно уже убиты. Режиссер Тодд Филлипс признается, что намеренно сделал второго «Джокера» таким, будто его сняли безумцы. «Пациенты правят психушкой» — вот чего он хотел добиться. И не зря специалист по управлению психушкой Квентин Тарантино, превознося второго «Джокера», сказал, что Филлипс и есть настоящий Джокер. «Он потратил деньги студии так, как их потратил бы Джокер. Он открыто сказал зрителям "Идите...."»
Фото: Warner Bros.
Фото: Warner Bros.
Фото: Warner Bros.
Фото: Warner Bros.
Фото: Warner Bros.
Фото: Warner Bros.
Фото: Warner Bros.
Фото: Warner Bros.
Фото: Happy Prince, Walt Disney Studios
Фанаты первого «Джокера» надеялись на то, что второй фильм расскажет об инцеловской революции или о том, как из комикса, разрывая его в клочья, лезет живое, разъяренное, неостановимое существо, которое изменит мир. Оказалось, что можно зайти на ту же лестницу, танцевать те же танцы, смеяться тем же смехом — и в этом не будет ничего героического. Артур Флек — просто человек, из которого вытекает жизнь. То, что кто-то видел в нем символ,— проблема зрителя, а не Флека. «Джокер: Безумие на двоих» — фильм, последовательно отказывающийся развлекать, фильм о человеке, которому плохо. То, что кто-то надеялся увидеть в нем развлечение,— проблема киноиндустрии и общества потребления, а не фильма.
Собственно, «Безумие на двоих», folie a deux,— это болезнь, психическое расстройство, при котором иллюзии или бред появляются сразу у двоих или более людей. Массовая истерия — тоже одна из разновидностей такого безумия.
Филлипс всегда воспевал стыдноватую, бесславную жизнь белых инфантильных мужчин (его «Мальчишники» рассказывали о социально адаптированных джокерах), и в его фильмах всегда кто-то хотел сжечь привычный мир дотла. Теперь он сам сжигает дотла привычные законы драмы, снимая сначала кино о суперзлодее, убившем шестерых — шестерых, а не сотни и не тысячи,— а потом делая послесловие к этому фильму, медленное, мутное, отменяющее катарсис. Незахватывающий тюремный боевик, скучная история любви, невыносимый мюзикл, унылый комикс, дикий ярко-алый анимационный пролог в духе Looney Tunes, сделанный Сильвеном Шоме («Трио из Бельвилля»). Филлипс играет не с жанрами, а с ожиданиями публики от этих жанров — и разрушает в буквальном смысле стену между Готэмом и Нью-Йорком.
Комикс: во втором «Джокере» можно искать — и находить — знаки, которые комикс-вселенная из последних сил пытается подавать своим фанатам. Тут есть и Харви Дент, и Харли Квин, и, кажется, в финале прорезается настоящая улыбка истинного Джокера — но Тодд Филлипс интересуется проблемами комикс-вселенной не больше, чем библейскими аллюзиями, не больше, чем грядущей инцел-революцией. Он, собственно, впервые услышал про инцелов — сексуально фрустрированных мужчин, которые ищут, куда выплеснуть свою ярость,— лишь после выхода «Джокера».
Мюзикл: Леди Гага играет возлюбленную Артура — и она специально поет, как человек, этому не учившийся (вы хотите развлечения? не будет вам развлечения). Хоакин Феникс, истончившийся до почти полного отсутствия, постаревший с первого фильма на шесть убийств и «Оскара» за лучшую роль, специально поет, как существо, которому вообще не дано голоса. Вокруг них горит мир, сбежать невозможно, да и не нужно сбегать: воображаемый мюзикл гораздо, гораздо приятнее дымящихся развалин Готэма.
Судебная драма: свидетели пересказывают первый фильм, подробно и неинтересно. Вообще-то это гениальная идея, и каждому великому фильму об убийце нужен судебный сиквел, тоскливый, мрачный, сиквел, в котором появляются все второстепенные персонажи из предыдущего фильма и жалуются, обвиняют, требуют компенсации.
«Безумие на двоих» рассказывает не о распадающемся сознании Артура Флека, не о торжествующем бунте обновленного Джокера. Это фильм о том, как человек, вот этот, жалкий, сам-во-всем-виноватый человечек пытается восстать — но не против всего мира, как хотелось бы всем нам, зрителям, а против самого себя. Окружающие — фанаты, хейтеры, охранники, журналисты, юристы, присяжные, уличные анархисты, зрители телешоу, пусть и воображаемого,— все пытаются втиснуть героя в собственные рамки, сделать его Джокером, надчеловеком, сверхгероем, чудовищем. Второй «Джокер» — это история о том, можно ли от этих рамок отказаться. Можно ли не рассказывать шутки охранникам, поклонникам, всем, кто хочет развлечения?
Первый фильм показывал, как можно довести человека, превратить его личную трагедию во всеобщий кровавый фарс. Второй показывает, как можно сломать человека. И как кровавый фарс перестает в этом человеке нуждаться: вдохновил — и больше ты нам не указ, теперь ты символ, а не человек.
Можно вообще считать, что нет никаких «Джокеров», ни первого, ни второго, и монтажная склейка должна быть между эпизодом с бедным избитым клоуном, который когда-то, много световых лет назад, в первом эпизоде первого «Джокера» лежал в грязном нью-йоркском переулке, и этим вот Артуром, застывшим на полу тюремного коридора ровно в той же позе. Все, что между,— наши ожидания. Наши обманутые ожидания.
Человеческий мозг ищет историй там, где есть лишь хаос, обрывки сюжетов, боль. Пытается выкроить сюжет из чужой жизни, пытается загнать человека в клетку истории, на жесткую скамью виновных, на страницы учебников и комиксов. Тодд Филлипс и Артур Флек сопротивляются. Ну, как могут.
Есть ли во всем этом хотя бы проблеск надежды? О да. О да. Вот Артур выходит из своего тюремного крыла, зажатый четырьмя охранниками со всех сторон, и они раскрывают свои черные зонты, а на него разверзаются хляби небесные. Он поднимает голову, чтобы посмотреть в прохудившееся небо, и — мы видим Артура сверху — зонтики охранников оказываются разноцветными. Если смотреть с небес, все зонтики — шербурские.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram