После нас
Россияне все чаще завещают на благотворительность
В прошлую пятницу в Москве прошла конференция «Наследственный механизм: новый источник устойчивого финансирования для благотворительных организаций». Устроил мероприятие фонд «Лаборатория добра», и он же рассказал представителям других НКО о нынешней непростой ситуации в этом сегменте рынка благотворительности.
«Лаборатория добра» — небольшой фонд, который занимается исследованием рынка благотворительности и продвижением на нем новых идей и механизмов. А благотворительное завещание — вещь для России определенно новая. Общеизвестных историй на эту тему, кажется, две. Про квартиры, унаследованные фондом «Подари жизнь». И про решение Владимира Потанина не оставлять детям миллиарды, которые «демотивируют», а составить благотворительное завещание.
На самом деле историй гораздо больше. Другое дело, что статистику на них не построишь. Не очень прояснило ситуацию даже большое исследование Sber Private Banking и компании Frank RG «Профессиональная благотворительность в России». На конференции приводились выдержки из него, связанные с наследством. Например, такая: опыт получения наследства имеется у четырех из 14 опрошенных фондов. Опросили фонды фандрайзинговые, корпоративные, частные. Принцип отбора не описан. Велико ли наследство, неизвестно.
Обычно в таких случаях спасает заграница, где все давно изучено и посчитано. Все в том же исследовании Сбера есть яркая цифра: британские НКО получили через завещания в 2022 году 3,4 млрд фунтов, 16% всех привлеченных средств. Легко посчитать, что все доходы британских фондов составили в 2022 году примерно 21 млрд фунтов. Но, по данным Charity Aid Foundation, за счет частных пожертвований британские фонды получили лишь 12,7 млрд фунтов. Если добавить правительственные контракты и гранты (из статистического отчета правительства Великобритании), получится уже 29 млрд фунтов. А еще есть корпоративные пожертвования. А еще — волонтерская работа, которую часто оценивают в деньгах… Со статистикой так бывает: внешне гладко, а углубишься — путаница.
Поэтому вернусь к конференции. Там были юристы и нотариусы, уже имевшие дело с благотворительным наследством. Например, у юриста Глеба Дмитриева, одного из экспертов «Лаборатории добра», таких запросов была пара десятков, и семь дошли до составления завещаний. Был владелец нескольких московских квартир, который решил одну оставить детям, а остальные завещать на поддержку Московского планетария: астрономию этот жертвователь обожал с детства. У остальных интересы были традиционные — помощь детям и незащищенным социальным группам. Как мне рассказали на конференции, у нотариуса в Москве (их в столице несколько сотен) обычно бывает в год по несколько завещаний, связанных с благотворительностью. Вот примерный портрет «завещателя-благотворителя».
Во-первых, он совсем необязательно богат. Об этом говорит и опыт Русфонда: два года назад мы получили наследство от женщины, которая всю жизнь тяжело болела, получала пенсию по инвалидности и копила ее для добрых дел. Во-вторых, он чаще думает не о конкретном фонде, а о целом направлении помощи.
А в-третьих, реализовать его волю часто нелегко. Особенно когда речь о регулярных отчислениях, таких, например, как доход от аренды квартиры или от бизнеса. Кто будет отслеживать платежи? Что делать при сильном изменении условий на рынке? Какие институты станут бенефициарами? Что, если они закроются?
Юристы разрабатывают хитрые схемы, а фонды должны, по идее, готовиться к непростым переговорам на почти табуированную тему. На Западе НКО не стесняются подробно описывать, как оставить наследство на благотворительность. У нас с донорами об этом пока не говорят — боятся испугать.