На городские экраны вышла мелодрама "Аврора", выдвинутая на "Оскар" от Украины и приуроченная к двадцатилетию аварии на Чернобыльской АЭС. Впрочем, картина рассказывает не столько об аварии и ее последствиях, сколько об облагораживающем влиянии обреченной маленькой девочки на очерствевшего душой балетмейстера. Жесткому облучению добротой подверглась ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Если с самого начала смотреть "Аврору" сквозь призму этой неотвратимой фатальности, то каждая деталь приобретает тайное значение. Вот, например, в одной из первых сцен — на кухне в детдоме на окраине Припяти — так навязчиво показывается крупный план вишневого пирога, сначала сырого, а потом уже испеченного, что поневоле чуешь неладное, и, как выяснится впоследствии, пирог таки сыграет свою роковую роль в этой печальной истории. Но пока он румянится в печи для заглавной героини (13-летняя Анастасия Зюркалова), отмечающей 25 апреля 1986 года свой день рождения, она, не подозревая о нависшей над ней опасности, играет сама с собой в "международный балетный конкурс", расставляя на кроватях в спальной палате страницы "Огонька" с фотографиями Рудольфа Нуриева и Майи Плисецкой в качестве членов жюри.
Параллельно детдомовской жизни с ее незамысловатыми радостями показано бессмысленное существование героя Дмитрия Харатьяна, который в свои балетные конкурсы уже доигрался: эмигрировав в Америку по аналогии с Михаилом Барышниковым, теперь сидит на подоконнике и без особого энтузиазма командует пляшущими человечками. В пресс-релизе режиссер Оксана Байрак делится своими фантазиями: конечно, она мечтала бы, чтобы главную роль сыграл Аль Пачино, но откуда ж наскрести ему 20-миллионный гонорар. Думается, что ни за какие миллионы Аль Пачино не справился бы с тем, что приходится играть Дмитрию Харатьяну, например, в сцене релаксации знаменитого хореографа, который запирается в туалете клуба и, как следует нанюхавшись, фонтанирует творческими планами: налить на сцене настоящее озеро, поставить новую версию "Кармен" — про американского солдата и вьетнамскую коммунистку или забацать балет "Желтый апокалипсис", в котором фигурируют "геи с пропеллерами и желтыми рюкзаками", а также японцы, у которых из головы растет сакура. Все это выслушивает продюсер (Эрик Робертс), имеющий широкий круг обязанностей: беречь здоровье хореографа, принимая на себя часть употребляемых им наркотиков, кататься в красном кабриолете и периодически напоминать, что, если они в ближайшее время не освоят выделенный им четырехмиллионный бюджет, спонсоры расторгнут контракт.
А в это самое время в далеком Чернобыле Аврора идет на АЭС отнести кусочек праздничного пирога некоему дяде Тарасу, к которому она по каким-то оставшимся за кадром причинам привязалась, как к родному отцу, и во время этого визита получает смертельную дозу радиации. Выходит, если б не пирог, то идти к дяде было б незачем и героиня облучилась бы гораздо меньше, так что отправлять ее к американским врачам не понадобилось бы. С другой стороны, если б не кокаин, хореограф не кувырнулся бы с лестницы, не сломал ногу, не попал бы в ту же больницу, не познакомился бы с малюткой и блуждал бы в духовных потемках, придумывая свои грязные танцы для геев с пропеллерами.
Художники, которые одели героя Харатьяна в расшитый золотом блузон и заплели ему косичку на подбородке, совершенно напрасно стилизовали его самого под гея — на самом деле у него есть не только старая жена, от которой остался сын, но и новая беременная от него подружка-плясунья, правда, никто из родных и близких травмированного хореографа не радует. Сын забросил рисование и собирается жениться, подружка отказывается делать аборт и хочет родить герою еще одну посредственность, жена мелочно напоминает, как она спасала его от самоуничтожения.
На малолетнюю поклонницу балета, которая просит дать автограф на обложке журнала "Советский балет" с его фотографией, хореограф тоже сначала смотрит волком, но, увидев по телевизору чернобыльские новости, меняется в лице и начинает дружить с Авророй. Под ее благотворным влиянием балерун пересматривает свое поведение: сбривает сомнительную плетеную бородку, является на венчание сына, примиряется со своей беременной танцовщицей и ставит "Спящую красавицу" в детском исполнении без всяких сексуальных меньшинств. Эпизода, в котором он высыпает весь оставшийся в доме кокаин в унитаз, не хватает, но и без этого дешевого эффекта понятно: жизнь, покатившаяся было под откос, снова выруливает на взлетную полосу. Единственное, что смущает, — почти достоевский вопрос: стоило ли приносить в жертву безвинное дитя, чтобы вернуть к семейной жизни и творчеству уставшего и от того и от другого эгоиста?