«Под ударом оказались не только люди, которых признают коррупционерами, но и любой собственник любого имущества»

Конституционный суд РФ (КС) в четверг огласил решение, касающееся антикоррупционных исков Генпрокуратуры. Рассмотрение этого вопроса инициировал Краснодарский краевой суд. КС пришел к выводу, что для исков надзорного органа об изъятии имущества коррупционеров нет срока давности. Вместе с тем КС указал, что обращать в доход государства имущество лиц, которые не участвовали в организации коррупционных схем, но вступили в правоотношения с коррупционером, нельзя. Решение прокомментировал краснодарский адвокат Александр Якимович.

«Решение, которое принял Конституционный суд, лично у меня вызывает разочарование. Первое, что мне не нравится, это явная политизированность этого постановления, потому что в нем разрешен вопрос, который перед судом не ставился, а именно вопрос о неприкосновенности результатов приватизации и защите институтом срока давности результатов приватизации.

Второе — это непосредственно то, что сделано с институтом срока давности. Суд почему-то оценил его как инструмент ухода от социальной ответственности. Этот один из его аспектов он воспринял как более важный, чем тот, ради которого он создавался,— функцию обеспечения стабильности гражданского оборота.

Третье. Такой подход суда ставит под удар не только людей, которые будут признаны коррупционерами, но и любого собственника любого имущества, потому что он обязывает его в течение неопределенного времени быть готовым доказывать, что приобретенное им имущество не было связано с деятельностью какого-либо коррупционера.

Простой пример. Человек приобретает квартиру, земельный участок или любое иное имущество, которым когда-то раньше, несколько сделок назад, владел чиновник (либо другой вариант — этот человек состоял с этим чиновником в деловых отношениях и получал от него оплату за оказание каких-либо услуг). Проходит 30 лет, эта приобретенная квартира переходит по наследству к сыну или внуку этого человека. И гипотетически к нему с иском может обратиться прокуратура. Таким образом, каждый собственник теперь поставлен в положение временного собственника, он может быть вынужден доказывать, что он не был связан с коррупционером, и опровергать подозрения в свой адрес.

Четвертое. В этих условиях суд не поставил саму возможность предъявления таких исков в зависимость от наличия у Генпрокуратуры доказательств. Это ведь тоже очень важно. Сейчас Генпрокуратура может подавать иски, а есть доказательства или нет, будет выясняться в процессе. Если бы такие иски рассматривались только по тем доказательствам, которые послужили основаниями для их подачи, это один разговор. Но при нынешнем положении не исключено, что ответчиков в суде заставят раскрыть их доказательства, а потом предоставят дополнительные.

И пятое. По сути, КС не защитил гражданский процесс как инструмент права и его ценность именно для граждан. Гражданское судопроизводство предназначено для разрешения частных споров о праве. В данном случае КС отрицает, что антикоррупционные иски носят характер частно-правовых, на этом основании он и приходит к выводу о неприменении в таких делах правил об исковой давности. Но тут же разрешает Генпрокуратуре идти в данных делах не через уголовный или административный процесс, а именно через гражданский. Государство может быть стороной гражданского процесса, но в таком случае на него должны распространяться те же права и обязанности, какие распространяются на обычного гражданина, например, требования о добросовестности, соразмерности обращения в суд нарушенному праву, и в принципе, только в случае, если чье-то право нарушено.

Российский закон знает два основных способа лишения гражданина права собственности: признание сделки недействительной в рамках гражданского процесса или конфискация имущества, полученного преступным путем, по итогам уголовного процесса. Все это сложные процедуры, требующие сложного доказывания. Но в данном случае признания сделки недействительной и связанной с этим работы по доказыванию, как это предусмотрено гражданским процессом, не требуется, равно как никто не доказывает, что человек виновен в уголовном преступлении.

Кроме того, гражданский процесс предполагает не обязанность, а право предъявлять иски в суд. Если применить этот принцип к антикоррупционным искам, то это путь к избирательному правосудию. Логичным был бы подход, согласно которому государственные органы обязывались бы провести в отношении лица, подозреваемого в коррупционном нарушении, проверку или расследование и однозначно установить, причастно это лицо к коррупции или нет. Если речь идет о нарушении госслужащим законодательства, это, однозначно, не гражданско-правовая история. Это правонарушение и, возможно, преступление. И государство располагает всеми необходимыми силами, средствами и достаточной нормативной базой (административным и уголовным законодательством) для борьбы с этим. И если установлено, что чиновник — преступник, то государству вообще глупо спорить в своих же судах с преступниками о праве собственности в порядке, предусмотренном для разрешения частно-правовых споров.

В итоге тот механизм, который мы получили, нацелен не на борьбу с коррупционными нарушениями, не на расследование соответствующих коррупционных преступлений, а на изъятие имущества у граждан в тех случаях, если будет принято решение о подаче к ним исков».