Большая перемена мест
«Передвижники» в Третьяковской галерее
Государственная Третьяковская галерея показывает то, что задумано как главный блокбастер года — выставку «Передвижники». Это первое выставочное событие в новом корпусе галереи, наконец-то достроенном и открытом еще весной здании на Кадашевской набережной. О том, насколько удалось галерее по-новому показать хрестоматийнейший пласт отечественного искусства последних десятилетий XIX века, рассуждает Надежда Ивленко.
Вот как бывает: в России 1870–1880-х годов вызвал подлинную бурю не какой-то там условный «абстракцизм», а искусство, напротив, предельно и программно реалистическое. О Товариществе передвижных художественных выставок (ТПХВ) громко спорили, пеняли художникам именно за «насильственное внедрение» «грубого реализма», даже Павла Михайловича Третьякова упрекали за то, что он покупает вульгарное и скандальное — нет чтобы каких-нибудь одалисок. А иногда и снимали работы с выставок по требованию цензуры, как было, например, с евангельскими картинами Николая Ге.
На «Передвижниках» в Третьяковке об этом вспоминают — как вспоминают и об официальном признании: начиная со своего воцарения в 1881-м картины участников ТПХВ покупал Александр III, а за ним и другие члены императорской фамилии. Собственно, задача теперешней выставки, как декларировали ее авторы, и состояла в том, чтобы действовать беспристрастно и попытаться как-то растворить жирную официозную лакировку, наросшую в восприятии передвижников еще в советское время. Многие наверняка помнят — обличители царизма, задушевные певцы родной природы и прочая оскомина.
Меж тем на практике это выставка прежде всего очень парадная.
На просторах третьего этажа нового здания не стали устраивать никаких сложных пространственных игр (как бывало в свое время в «Новой Третьяковке»), сценография незатейливая, прямое движение с постоянной радостью узнавания. Вот «Грачи прилетели» Саврасова, вот «Рожь» Шишкина, вот «Над вечным покоем» Левитана, вот «Незнакомка» Крамского — и еще с полторы сотни картин. Большинство, естественно, из самой ГТГ (по случаю выставки изрядно обеднела постоянная экспозиция в Лаврушинском переулке), но есть и из Русского, и из других музеев.
Самое, однако, удивительное — в том, как это все структурировано. Сначала зрителю показывают, так сказать, конспект самой первой выставки ТПХВ (1871), где были и саврасовские «Грачи», и «Охотники на привале» Перова, и «Петр I и царевич Алексей» Ге. Но дальше экспозиция то и дело сбивается к старому доброму формату тематических разделов. Дети в творчестве передвижников, пейзаж в творчестве передвижников, жанровые сцены в творчестве передвижников... Особенного красноречия и приращения смыслов в этом немного — что, видимо, должен был компенсировать раздел «Между реальностью и метафизикой», явно замышлявшийся как центральный.
Куратор выставки Татьяна Витальевна Юденкова, которая возглавляет в ГТГ отдел живописи второй половины XIX — начала ХХ века, давно борется именно за отмену советских стереотипов о передвижниках, но по каким-то причинам особенный упор делает на (около)религиозную проблематику. Мол, передвижничество — это не сплошной нигилизм и даже не всегда антиклерикализм, на самом деле художников живо волновала евангельская тематика, просто в ХХ веке это по понятным причинам стало неочевидной и неудобной темой.
Вот и здесь показывают в одном разделе, с одной стороны, евангельские сюжеты Крамского и Ге, а с другой — «Не ждали» Репина, «Неутешное горе» Крамского и отчего-то его «Незнакомку». Показывают с нажимом, но никакой искры из зрительского восприятия не высекают.
Может быть, потому, что для выразительности и доходчивости стоило бы тогда эту тему разворачивать во что-то большее, чем один из выставочных разделов.
Понятно, что действовать по модели выставки 2021 года «Мечты о свободе», сталкивавшей романтизм русский и романтизм немецкий, сейчас сложно — хотя, если на повестке дня переоценка ценностей относительно передвижников, интересно было бы посмотреть на них именно в контексте, в непосредственном сопоставлении с Курбе, Менцелем, Мейссонье, да много с кем еще. Но можно было взять один какой-нибудь особенно благодарный топос (скажем, то, что передвижники делали с историческим жанром: тут и публика наверняка порадовалась бы, кто ж такое не любит) — и целиком выстроить разговор о товариществе вокруг него. Вместо этого имеем яркую и пеструю презентацию (шутка ли, товарищество провело с полсотни выставок и в свою орбиту так или иначе вовлекло более 500 художников), которая вдобавок становится несколько сумбурной к концу. Там речь об упадке, о том, что столпы ТПХВ сами становятся брюзгливы по отношению теперь уже к сезаннистам, символистам и проч., но выставка пытается подать это таким образом, что передвижники-де в своей среде вынянчили все самое передовое в дальнейшем отечественном искусстве. И потому завершается несколькими закатами Куинджи, в которых предлагается (но не получается) увидеть предвестие авангарда.
И при всем том у «Передвижников» необыкновенный «аппарат», не ограничивающийся обычными экспликациями-таймлайном-письмами-фотографиями.
При помощи в том числе мультимедийной дидактики изложена, и на сей раз уже вполне дельно, россыпь сюжетов — страсти, дружбы, ссоры, успехи, протесты, коммерция, международный резонанс, отсылки к климату общественно-политическому (пореформенная Россия Александра II и контрреформы) и экономическому (это бум железнодорожного строительства, собственно, сделал выставки товарищества в полном смысле «передвижными»)... Словом, огромная и живая история, которая на поверку всерьез увлекательна — в отличие от чинной выставочной «иллюстрации» к ней.