«Процесс создания инклюзивного кино и театра — отражение всего, что происходит в обществе»

В Москве прошел XII Международный фестиваль социального кино

Фестиваль «Кино без барьеров» с участием российских и зарубежных режиссеров и продюсеров проводится раз в два года в течение уже 22 лет. В этом году на нем показали фильмы из Бразилии, Германии, Индии, Ирана, Италии, Мексики, России, США, Японии и еще 18 стран.
Директор кинофестиваля, основатель и член правления общественной организации людей с инвалидностью «Перспектива» Денис Мишель Роза, почти 30 лет помогающая создавать в России инклюзию, рассказала спецкору «Ъ» Ольге Алленовой, что изменилось за 22 года в социальном кино и в обществе в России.

Церемония открытия XII международного кинофестиваля «Кино без барьеров» в кинотеатре «Формула кино» в Центральном детском мире

Церемония открытия XII международного кинофестиваля «Кино без барьеров» в кинотеатре «Формула кино» в Центральном детском мире

Фото: РООИ «Перспектива»

Церемония открытия XII международного кинофестиваля «Кино без барьеров» в кинотеатре «Формула кино» в Центральном детском мире

Фото: РООИ «Перспектива»

— Значимая часть фестиваля — общение создателей и героев фильмов со зрителями. Сложно ли организовывать приезд режиссеров и продюсеров в Россию?

— Я считаю, что дать возможность зрителям пообщаться с авторами кино очень важно. Вы смотрите картину, у вас миллион вопросов — и только режиссер может на них ответить.

Но тут же встает вопрос финансирования. Билеты на самолет сегодня значительно дороже, чем шесть лет назад. На этот фестиваль к нам приехали 13 режиссеров, продюсеров и главных героев из разных стран.

Раньше нам удавалось привозить по 40–45 гостей, потому что билеты были дешевле в 3–4 раза.

Мы, приглашая людей на фестиваль, пишем им, что мы — благотворительная организация, занимаемся помощью людям с инвалидностью. И что мы были бы рады, если бы гости могли оплатить билеты самостоятельно. Но если это не удается, то мы стараемся помочь. Небольшой бюджет на эти цели у нас был и в этом году. Но вот гости из Ирана сами оплачивали билеты. Между Москвой и Тегераном прямые рейсы — билеты недорогие. Собирался приехать режиссер из Мумбая, это Индия. Потом не смог по личным причинам, но когда мы смотрели стоимость перелета, тоже отметили дешевизну.

Гостиницу в Москве мы оплачиваем всем гостям, договариваемся с отельерами, чтобы нам дали скидки, иногда удается согласовать очень приличные.

— Я на фестивале посмотрела документальные и художественные фильмы о людях с инвалидностью из Великобритании, Германии, Италии и США. И хотя я много лет пишу на эту тему, для меня было много нового в увиденном. Я была потрясена фильмом итальянского режиссера Луки Торнаторе «Вверх тормашками». Главную роль там исполнил человек с синдромом Дауна, а остальные — профессиональные актеры.

— Исполнитель главной роли тоже профессиональный актер. Его зовут Габриэле ди Белло. Он играет в театре и вообще довольно известный.

— В фильме прекрасная работа оператора, сильные актеры, крепкий сюжет — от просмотра получаешь удовольствие. Почему в России нет такого кино?

— Мне кажется, такого кино мало не только в России, но и везде. И это связано с темой инклюзии. Однако постепенно ситуация меняется, в России в том числе. Актеры с инвалидностью все чаще заявляют о том, что именно они должны исполнять роли героев с инвалидностью. И уже много людей с инвалидностью играют на театральных сценах. У нас на закрытии фестиваля выступали театр «Круг», театр «Инклюзион». Еще в России есть театр «Недослов» — в нем служат неслышащие актеры, на фестивале был про них документальный фильм.

Кстати, в этом году мы получили на фестиваль очень много фильмов от российских авторов — более 100. Столько еще не было. И это очень любопытные фильмы про инклюзию, с очень интересными героями.

— Но вы сейчас говорите не про игровое кино.

— Да, в основном это документальные фильмы. Но игровое кино у нас тоже стали снимать. Например, «Я делаю шаг». Это полнометражный российский художественный фильм, и главный герой в нем с дислексией.

Мы также показали российскую картину «Точка опоры». Она художественная, хотя сюжет основан на реальной истории человека, который получил травму позвоночника и работал в сфере кино. Сейчас прототип главного героя — продюсер и сценарист. Он приезжал на показ — был аншлаг, полный зал.

— А главные роли в российских фильмах играют люди с инвалидностью?

— У актера, который исполнил главную роль в «Я делаю шаг», в жизни дислексии нет. Но фильм поднимает важную тему, мало знакомую обычным людям.

В «Точке опоры» человека на коляске тоже играет актер без инвалидности, но ему удалось создать очень правдивый образ. Хотя я часто вижу наигранность и неестественность, когда обычный актер берется за роль персонажа с инвалидностью.

Два года назад мы привезли на фестиваль фильм «Нормальный только я». Одну из главных героинь с инвалидностью в нем сыграла обычная актриса. И я до просмотра сомневалась, что ей удастся хорошо передать образ. Но режиссер рассказал, что она перед съемками, чтобы войти в образ, села в коляску и в ней отправилась на «Сапсане» из Петербурга в Москву, потом ездила на коляске по столице.

— И все-таки когда обычные люди изображают людей с инвалидностью, это не совсем инклюзия.

— Конечно, но брать на такие роли актеров с инвалидностью сложно. Их очень мало — или у них недостает опыта в кино. Так что режиссер выбирает из тех, кто есть. Думаю также, что и у большинства режиссеров нет опыта привлечения таких актеров, общения с людьми с инвалидностью. Рискую предположить, что у них много стереотипов.

Но я вижу и слышу, что эта тема обсуждается повсюду, в том числе в России. Людей с инвалидностью уже приглашают в кино и на театральные подмостки, хотя, может, пока не на главные роли. И этот процесс — создание инклюзивного кино и театра — отражение всего, что происходит в обществе.

Например, раньше мы получали фильмы про людей с инвалидностью, где главный герой практически ничего не говорит, ему просто не дают слова. В них все время кто-то озвучивает мысли героя. Может, авторы боялись, что зрители не воспримут героя с его речью и его мыслями. Так было 15 лет назад. А теперь мы такое встречаем очень редко.

Сейчас даже количественно социального российского кино стало больше. И я думаю, что и число инклюзивных фильмов, и количество актеров с инвалидностью будет расти, потому что появился запрос.

— Какие ленты вам запомнились особо?

— В этом году на фестивале было много зарубежных документальных фильмов. Например, японский «От меня к тебе» — там сняты реальные подростки.

В турецком фильме «Поговори со мной о синем» оба центральных персонажа — с инвалидностью: он неслышащий, она незрячая. По сюжету неслышащий герой влюбляется в незрячую героиню. И в жизни они познакомились на площадке и скоро женятся.

Еще было два замечательных фильма про людей с синдромом дефицита внимания и гиперактивности — немецкий и американский.

— Фестиваль шел четыре дня, фильмы можно было смотреть с утра до вечера в «Формуле кино» в Центральном детском магазине. Как вы выбирали, что показывать?

— В этом году мы получили 741 фильм из 80 стран. В оргкомитете было больше 20 человек из сферы инклюзии, кино, НКО, вузов. В течение нескольких месяцев они отсматривали картины, ставили оценки. Потом мы отобрали те, у которых оказались самые высокие баллы. Плюс нам было важно, чтобы хотя бы четыре-пять оценок совпали. Так сформировался список из 104 фильмов для показа на фестивале. Это документальное и игровое кино разной длительности — и по три минуты, и по полтора часа.

Мы должны были втиснуть показы в четыре дня. Ведь важно сделать так, чтобы хотя бы часть фестиваля попала на выходные, когда люди более свободны и могут прийти в кино.

Кроме того, мы выбираем площадку так, чтобы она была доступна людям на колясках и чтобы там всегда были переводчики русского жестового языка для людей с особенностями слуха и тифлокомментирование для незрячих.

Мы долго обсуждали, не правильнее ли проводить фестиваль в течение недели и показывать кино по вечерам. Это накладнее. Мы финансово не можем держать гостей неделю в Москве, это очень дорого. Поэтому фестиваль шел с пятницы по понедельник. В понедельник к тому же какие-то помещения нам предоставляют в аренду бесплатно или с очень хорошей скидкой.

— А для всех посетителей вход был бесплатным?

— Да, это наша принципиальная позиция. Необходима только регистрация. Хотя я знаю, что другие фестивали пытаются окупить расходы за счет продажи билетов. Но мы хотим, чтобы инклюзивное кино было открыто и доступно. А если кто-то готов сделать пожертвование, это возможно на нашем сайте.

— Много людей зарегистрировалось на фестиваль?

— Больше 3 тыс. В первый день было не так много, как хотелось бы: на открытие приехали больше 200 человек, в течение пятницы смотрели ленты около 400 зрителей. Но кто-то приходил на несколько показов, а кто-то оставался по пять-шесть часов на разные фильмы. На второй день, в субботу, пришло очень много людей — аншлаг, большой зал был постоянно полный, и мы сидели до 22:30.

— Вы как-то рекламировали фестиваль?

— Мы очень старались, чтобы программа фестиваля появилась на нашем сайте за две недели. В этом году нам очень помогли «ВКонтакте» и KudaGo с таргетингом — было важно, чтобы люди из регионов, например из Подмосковья, заранее узнали и спланировали приезд. Плюс мы пригласили всех наших партнеров и бизнес.

— Я обратила внимание, что режиссеры из других стран, например из Ирана, Италии, были с индивидуальными переводчиками. Это волонтеры?

— Да, нам помогает много студентов. Раньше мы в зал сажали одного переводчика — с английского на русский и с русского на английский. В этом году на фестивале было много гостей, которые не говорят на английском — только на родном языке и иногда еще на каком-то из иностранных. Поэтому волонтеры нас очень выручили.

— Вы помните первый фестиваль в Москве? Это вы его придумали?

— Я его прекрасно помню. Он был в 2002-м, 22 года назад. Но я его не придумала. Однажды я оказалась на конференции в США и там узнала, что у них есть фестиваль Superfest, где показывают кино о людях с инвалидностью. Superfest проходит в Беркли, в Калифорнии, — в месте, где начиналось движение за права людей с инвалидностью в Америке в начале 1970-х.

К нам в организацию и раньше попадали фильмы от коллег из Штатов, мы их переводили и везде показывали. Мы понимали, что людям интересно узнавать, как живут люди с инвалидностью в другой стране. Например, в одном фильме речь шла про больного полиомиелитом, который жил с железным легким. И вот в ленте рассказывалось, как он боролся за свои права и как изменил в своей стране отношение к людям с инвалидностью.

Мы видели, как люди воспринимают эти фильмы, как, увидев что-то новое про жизнь других, они задумываются о своей, и мы стали искать такие фильмы. Плюс у нас в организации всегда были сотрудники с инвалидностью, и мы для них добивались большей доступности в разных сферах.

Был еще крутой фильм «Разговоры» из Великобритании, где обычный человек увидел сон, в котором вокруг него все люди с инвалидностью, и осознал, с какими проблемами они сталкиваются. Идея отличная, хотя сейчас она уже выглядит немножко наивной.

Когда мы решили проводить наш первый фестиваль, то поначалу не понимали, где это делать. Все залы в Москве оказались недоступными для людей с инвалидностью. И мы нашли кинозал в Академии наук! Только волновал вопрос туалетов. Отправились проверять, заедет ли туда коляска, и — о чудо! — заехала. Радовались очень, потому что других вариантов не было.

В день открытия фестиваля ливанул дождь, люди приходили мокрые, мы наливали кофе, чай, раздавали печенье... С тех пор это традиция — у нас на фестивалях всегда есть угощение. И вообще мы стараемся создать домашнюю атмосферу, проводим много дискуссий.

На первом фестивале также не хватало волонтеров — тогда еще такое движение только зарождалось. А сейчас оно стало нормой. У нас есть волонтеры из РАНХиГС, РГСУ, МГЛУ, МГУ, МГППУ, ВШЭ, РНИМУ им. Пирогова — и девушки, и юноши. Они встречают гостей, провожают, организовывают общение с режиссерами в зале. Возможно, в вузах их как-то поощряют за волонтерство, и это очень важно, я считаю.

В первые годы фестиваля фильмы в Россию пересылали на VHS и кассетах Betacam, мы ужасно переживали за их доставку. Порой кассеты задерживали на таможне, иногда они приходили с порванными лентами. У нас тогда председателем жюри был Владимир Меньшов, и помню, он попросил VHS-плеер, чтобы посмотреть присланные фильмы. С цифрой все стало гораздо проще — тебе присылают ссылку, и нет проблем.

— Фильмы, которые показали на фестивале в этом году, можно где-то посмотреть сейчас?

— Мы попросим авторов этих фильмов разрешить нам показать их в рамках «Эха фестиваля». Это когда наши коллеги в регионах — общественные организации — по договору с нами в течение нескольких дней демонстрируют фестивальные фильмы у себя. Например, во Владивостоке или Коми наши партнеры показывают кино в вузах и музеях.

Мы обязательно соблюдаем все права. Вот, например, фильм «Нормальный только я», который был в программе фестиваля в 2022 году, уже выложен на каких-то западных платформах. Но мы все равно письменно запрашивали разрешение на показ ленты в разных городах.

— А можно ли показать такое кино по телевизору?

— Некоторые наши гости — режиссеры — спрашивали, будут ли на фестивале прокатчики. Но это другой пласт, я в нем мало разбираюсь, и у нас нет сотрудника, который мог бы этим заниматься. Подобное должно развиваться не через нас. Прокатчики могут напрямую общаться с владельцами фильмов, заключать договоры, решать вопросы выплат.

У нашей организации есть платформа kinofest.org, доступная всем. На ней выложены фильмы с прошлых фестивалей по разрешению авторов. Получили мы его не от всех, поэтому посмотреть можно только часть прошлых программ.

— От чего зависит, дают ли вам такое согласие?

— Как правило, если съемки были на государственные деньги, например от Министерства культуры страны, проблемы с разрешением нет. А если картину делали частные компании на частные средства, то они пытаются хоть что-то заработать: передают фильм агенту, он ищет источники заработка. Был случай, когда такой агент попросил с нас €400 за один показ.

Плюс в 2022-м, когда началась СВО, несколько режиссеров попросили убрать с нашей платформы свои фильмы.

Еще бывает, что кто-то не разрешает выложить фильм на платформе, но позволяет показать его в рамках «Эха фестиваля».

Объясняют тем, что не хотят попадания фильма в открытый доступ, появления некачественных копий. А случается, что фильм попадает на платформу, но по прошествии времени — через несколько лет после фестиваля.

— А вообще социальное кино может быть экономически выгодным?

— Мне сложно ответить на этот вопрос. И думаю, что в этой сфере все очень непросто. Вряд ли создатели подобного кино много зарабатывают. Но вот в этом году я узнала, что и в России есть агентства, которые ищут такое социальное кино. Это для меня новость, я не помню, чтобы два года назад что-то такое звучало. Я считаю, это хороший знак. В любом случае я рада, что и социальное кино, и инклюзия развиваются.

— Инклюзия развивалась бы быстрее, если бы такое кино дошло до массового зрителя.

— Возможно, нам надо подумать об этом. В Нью-Йорке у похожего фестиваля инклюзивного кино тоже есть своя платформа, но на ней зритель платит за просмотр, а организаторы потом переводят деньги авторам. Наверное, надо реализовать что-то подобное. Но сейчас у нас нет на это ресурса.

Возможно, такое кино следует демонстрировать в вузах и школах. Вероятно, надо привлекать разные НКО, чтобы они показывали инклюзивное кино в своих городах — в музеях, библиотеках.

Да, пока речь о массовом зрителе не идет. Но мы будем делать все, чтобы как можно больше людей увидели эти фильмы, в том числе пытаться договориться со всеми авторами, чтобы их прекрасные работы стали доступными зрителю.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...