«Творчество отличает нас от скотов»
Влад Фурман о театральной награде, будущих проектах и взаимоотношениях с критиками
Спектакль Влада Фурмана «Дон Кихот» получил премию «Золотой софит» как лучший драматический спектакль большой формы среди негосударственных театров. «Ъ-СПб» поговорил с режиссером и директором Театра им. Андрея Миронова о награждении, театральной тусовке и смене поколений.
Фото: Санкт-Петербургский театр имени Андрея Миронова
Фото: Санкт-Петербургский театр имени Андрея Миронова
— Расскажите о награждении премией «Золотой софит» спектакля «Дон Кихот». В Петербурге она прошла достаточно громко и с большим успехом. Как отреагировали критики?
— Это большое событие для нашего театра — вручение высшей петербургской театральной премии «Золотой софит». И более того, в годовщину 30-летия самого «Софита». В юбилейный год в номинации «Лучший драматический спектакль большой формы» мы получили все призы с «Дон Кихотом»: «Лучший спектакль», «Лучшая работа по свету», «Лучший дуэт», чему мы несказанно рады. Мы работали над ним очень долго, вкладывая все силы и энергию. В этой истории задействован замечательный дуэт — Анвар Либабов и Сергей Курышев, а также наши молодые ребята. У каждого есть монолог и своя тема в спектакле. На пути варварства, которое зарождается в мире, спасти человека может только искусство в нем самом. Это борьба с ветряными мельницами, но надо биться с равнодушием, цинизмом, человеческими пороками. Пустой тратой сил эту борьбу называют люди серые, нежелающие бороться. Благодаря тексту Олега Багаева, замечательного драматурга из Екатеринбурга, ученика Николая Коляды, и получился спектакль нестандартный, нетипичный. «Дон Кихот» — это спектакль без нарратива. Было много отзывов. Ну и, как всегда, мы сталкиваемся с нынешней клановой ситуацией, со стереотипным мышлением. Любое новое произведение пробивает себе дорогу и доказывает свое право на существование. Отзывы были очень хорошие и в очень хороших изданиях. Спектакль понравился писателю Евгению Викторовичу Жаринову, замечательному другу нашего театра, он нас поддерживает со времен «Медеи». И у нас просто выросли крылья.
— Как изменился театр после того, как вы стали художественным руководителем?
— Рудольф Давыдовыч Фурманов, основатель нашего театра, обожал артистов и русский театр, и я ребенком видел, как он переживал, когда что-то происходило не так на обычных гастролях. Концерты проходили по три-четыре раза в день. Отец очень переживал, когда фальшивил рояль, и всегда отдавал свою энергию зрителям. Сейчас в репертуаре театра 37 названий, широкий выбор пьес. Мы сохраняем то, что было сделано, и передачу «Театральная гостиная». Сейчас программу ведут Валерий Фокин, ваш покорный слуга, Саша Олешко, приезжает Юлия Рутберг из Москвы. Продолжаем премию «Фигаро». Вторая редакция «Мертвых душ», это наша визитная карточка в масках, получилась гофманиана. «Гамлет», «Собака на сене», «Дон Кихот», «Венецианский купец» — перечислять можно долго. Евгений Баранов выпустил экспериментального «Дядю Ваню». Осовременивание не в том, что люди вышли в современных костюмах с мобильниками и шалят на сцене. Важна актуальность. То есть мы идем проникновением в драматургию.
— Какой взят курс на дальнейшее развитие вашего театра? Ждать ли нам в этом году еще одну премьеру?
— Сегодня у нас яркое событие. Благодаря Российскому фонду культуры мы вместе делаем лабораторию «Пространство Фигаро», продолжающую традицию, зарожденную Рудольфом Фурмановым. Рудольф Давыдович боготворил Андрея Миронова, сыгравшего Фигаро, «кумиризировал» артистов. Это пространство свободного актерского творчества. У нас был Иван Благодер из Александринского театра, замечательный театровед Александр Платунов читал лекцию. И это только начало. Репетируем «Пигмалион», и хотим прикоснуться к «Фаусту» Гете — давнишняя моя мечта, делал инсценировку еще в 1996 году. Я ее нашел, и теперь с актерами потихонечку, издалека нащупываем. Не знаю, когда мы сможем это сделать, Гете вообще всю жизнь «Фауста» писал. Философская история рассказана очень театральным языком. В прологе директор театра объясняет вообще автору, как надо писать, чтобы народ пошел в театр, и потом на сцене идет действие «Фауста», не какой-то бульварщины. И поднявшемуся до критической точки нашему критическому сообществу стоит перечитать этот отрывок.
— Какое есть стереотипное представление о вашем театре?
— Слово «антреприза», когда театр создавался, было новаторским, потому что началась перестройка, артистам было позволено работать не в своем театре, менять место работы, и тогда это словосочетание звучало авангардно, современно. Пришло время, когда «антреприза» была дискредитирована слабыми постановками. Многие медийные актеры, которые ездят по провинции, к сожалению, этому поспособствовали. Существует представление, если это театр Миронова, значит — это что-то советское. Водевили и «Соломенная шляпка». Но с одной стороны, у нас есть «Шляпка», а с другой — «Мадам Бовари», «Венецианский купец», «Дон Кихот». Привезли на гастроли в Москву еще пару лет назад «Маленькие трагедии». В постановке семь Сальери и один Моцарт. Организаторы были молодые люди. Зрители смотрят и недоумевают, а пиарщики просто спектакль не посмотрели, поэтому дисбаланс. И реклама была направлена на тех, кто ходил на концерты самого Миронова. Отвечаю им: «Ребята, у нас разные, очень разные спектакли». «Венецианский купец», самый скандальный, потому что первый акт в стиле театра «Глобус», а другой — языком современного театра — с фильмом, с микрофонами, с бегущей строкой, с вокалом. Больше всего журналистов на него и попросилось.
— Почему сейчас стало так неинтересно читать театральную критику и почему она перестала решать судьбу режиссера?
— С театральными критиками нашего поколения мы были в одном колхозе Клопицы, картошку там грузили, но режиссеры были сначала бригадирами. Вот и там происходили интересные разговоры, которые, я думаю, и заложили основной конфликт между режиссурой и критиками о нужности профессии. Одно без другого существовать не может, и необходимы люди профессиональные, которые смотрят новые постановки в театрах и дают точные рекомендации. Профессионализм режиссера заключается в том, что умеешь ли ты донести замысел до зрителя, даже если критик тебя не любит или любит. Особенно вот ранние работы, когда критика или поддерживает, или ругает, но она ругает тебя именно за то, что ты хотел сказать. Леонид Попов, прекрасный критик, поддержал мой спектакль «Там живут люди», а, например, «Крейцерова соната» вызвала критический отзыв, и я помню, как он разбирал этот спектакль, и мне было лестно, что он увидел то, что я хотел передать. Если говорить без фамилий, часто происходят курьезы. В кулуарах СТД слышу фразу, затем включаю канал «Культура» и звучит то же самое: «Странная вещь, вот мы этому режиссеру, все дали (критики). А зритель не ходит на спектакль». Я просто хохотал.
— Как вам кажется, чем отличается новое поколение актеров, критиков, режиссеров — в общем, людей театра?
— Не хочу выступать на эту тему публично, но я могу сказать, что своим актерам, в нашем театре я всегда говорю, что не стоит бояться выражать себя, театр обязан и должен меняться. Сейчас многие мэтры ушли из жизни. Вспоминая свою учебу, когда по знаменитой лестнице на Моховой шел Товстоногов, мы тряслись. Думаю, сейчас есть нечто похожее от Льва Додина, Григория Козлова — мы учились в одно время, и слава богу, что они сохраняют традиции нашего РГИСИ. Они глубоко нравственные, совестливые, очень порядочные люди, что важно для режиссера. Быть честным человеком.
— Мы находимся в ситуации обратной контркультуры, когда ни журналисты, ни театр не слышат друг друга, и все превратилось в одну большую тусовку. Как можно это изменить?
— Мне кажется, что театральное пространство остается театральным пространством вне времени. Исторически разговоры о том, нужен ли театр или нет,— это бред, потому что кто мы такие, все размышляющие о необходимости театра, существовавшего и без нас? Театр существует со времен Древней Греции. Понимаете, сколько поколений людей сменилось? Творчество отличает нас от скотов, от скотского существования, а культура и театр как раз показывают обществу, как зеркало, какие мы есть и что с нами происходит. Какие мы безнравственные, как мы ошибаемся, как мы делаем неправильный выбор, аморальный выбор. Это все отражается в произведениях искусства.