Импрессионист без импрессионизма

Среди многочисленных выставок этого года, посвященных 150-летию импрессионизма, большая экспозиция Гюстава Кайботта (1848–1894) в Музее Орсе занимает совершенно особое место. На ней подробно представлен художник, без финансовой помощи которого множества работ импрессионистов вообще могло бы не быть, но искусство которого долгое время было задвинуто глубоко в тень его знаменитых собратьев по кисти. Эта же выставка после Парижа переедет в Лос-Анджелес (25 февраля — 25 мая 2025 года), а потом в Чикаго (29 июня — 5 октября). Новую историю о Кайботте читала и смотрела на выставке художественный обозреватель “Ъ” Кира Долинина.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Гюстав Кайботт родился в 1848 году и был значительно моложе своих будущих соратников по движению, случайно названному в апреле 1874 года «импрессионизмом». В 1863-м, когда Мане выставил в Салоне свой убойный «Завтрак на траве», Писсарро было 33, Мане — 31, Дега — 29, Сезанну и Сислею — по 22, Моне — 23, Ренуару и Берте Моризо — по 22. Кайботту же было всего 15 лет. Его ровесником был, например, Гоген — но тот по всем учебникам относится к более поздней фазе развития модернистского искусства, постимпрессионизму. А вот имя Кайботта не сходит со страниц каталогов и афиш импрессионистов начиная со второй их выставки, с 1875 года. С этого момента юный их друг будет выставляться на каждой их выставке вплоть до последней, 1886 года.

Более того, именно Кайботту и его финансовым возможностям Франция обязана тем, что в ней остались многие самые известные шедевры импрессионистов: художник завещал свое собрание государству, и после долгих переговоров значительная его часть осела-таки в 1896 году в Люксембургском дворце, более того — была выставлена в отдельном зале. Теперь они находятся в коллекции Музея Орсе, который не чужд благодарности и на время выставки Кайботта выделил в постоянной экспозиции пару залов, которые показывают именно этот дар.

Если собрание Кайботта никогда не вызывало у знатоков и любителей импрессионизма никаких вопросов (по свидетельству Ренуара, «Кайботт собрал самую значительную по тому времени коллекцию произведений своих друзей. Его восторженные приобретения часто совпадали с самым критическим моментом. Скольким помогла выпутаться с платежами в конце месяца его щедрая прозорливость!»), то его собственное творчество долгое время находилось в тени. Он как бы недоимпрессионист, точно не гений масштаба Мане или Дега и, без сомнения, не тот добросовестный последователь светоносной живописи Моне или Писсарро, коим несть числа на рубеже веков. Можно было бы назвать его «попутчиком» — если убрать советские негативные коннотации, это отличное определение: Кайботт всегда был рядом с основным ядром импрессионистов, но сам писал при этом, исходя из своих представлений о том, что есть современное искусство и современная жизнь, о которой это искусство так много говорит.

Поводом для нынешней выставки Кайботта стал не только юбилей импрессионизма, но и 130-летие со дня смерти художника и две недавние крупные покупки его картин (Музей Дж. Пола Гетти приобрел «Молодого человека у окна», а Музей Орсе — «Часть лодки»). Возможность получить на выставку шедевр из Чикагского художественного института («Парижская улица, дождь») решила дело — в Париже сейчас собрано все самое важное, что надо знать о Кайботте.

Выставка большая — всего 140 работ, 65 из которых — живопись. Она построена строго тематически, обобщающий сюжет здесь — «мужской мир». В той «современной жизни», о которой писал еще Бодлер и которой жил Париж 1860–1880-х годов, женский и мужской миры были обособлены. Ренуар, Моне, Мане и другие их смешивали в разных сочетаниях и комбинациях. Кайботт же, прошедший Франко-прусскую войну, лучшие мужские гимназии и академии, живший в мире мужчин-рантье, банкиров, юристов и художников (тотальное большинство которых тоже были мужчинами), сочинил своеобразную энциклопедию холостяка. В ней гребные гонки соседствуют с дружескими посиделками, беседы на балконе — с прогулками по обновленному Парижу; внимательного взгляда в ней достойны и богатый рантье, и паркетчик, а объектом рисунка с натуры совершенно не обязательно будет хорошенькая натурщица — это может быть и мускулистый натурщик, и солдат.

Даже те, кто не помнит имя Кайботта, но любит импрессионистов, почти обязательно видел его самые известные картины — «Паркетчики», «Мост Европы», тот самый «Дождь в Париже», чьи зонтики настолько идеальны для всякого артистического мерча, что разошлись по всему миру в виде закладок, платков, блокнотиков и собственно зонтов. Кайботт, безусловно, отличный художник. Иногда ему изменяет владение перспективой, иногда в пейзажах ему вдруг хочется быть ближе к импрессионистам, хотя пейзажи у него получаются лучше как раз в других случаях. Он сочиняет картины-формулы, чьи композиции изобретательны и рискованны. Сразу несколько холстов у него разделены невидимой вертикалью пополам: справа фигура (-ы), слева уходящая вдаль пустая перспектива улицы. У другого бы композицию перекосило, но Кайботт сохраняет равновесие изображения мельчайшими деталями. Учитывая, что большинство работ у него крупноформатны, ощущение от нахождения в залах этой выставки головокружительное.

Кира Долинина