Обыкновенный концерт

Волонтерской работы избежать нельзя — чувствуешь себя мерзавцем: мог спасти десять детей от смерти и не спас, мог помочь сотням несчастных и не помог. Поэтому благотворительность способна захватить полностью всех людей навсегда. Стоит только поверить, что благотворительность возможна.

Коготок увяз

На страницах Российского фонда помощи в "Коммерсанте" я писал раз в месяц статью про какого-нибудь больного ребенка, которому требуются деньги на лечение. Это была довольно простая работа. Мне удавалось не слишком сопереживать детям, про которых я писал. За почти десять лет только трижды я имел неосторожность полюбить героя своего репортажа больше, чем следует. Я следил за судьбами этих троих детей. Денег на каждого из троих было собрано больше чем достаточно, но двое из троих умерли, и боюсь, я не сумею забыть их. Но я точно знал, что нельзя ввязываться в благотворительность слишком, иначе с ума сойдешь.

И вот два года назад (был май, тепло, солнце и сирень на улицах) мне позвонила вдруг актриса Дина Корзун. Я совершенно не был знаком с нею. Только смотрел фильм "Страна глухих". Мне просто было лестно, что вот хорошая актриса звонит мне и считает меня хорошим журналистом.

— Я читала ваши статьи,— затараторила Дина в трубку,— они нам очень нравятся, и у нас есть к вам предложение...

Мне не хотелось сразу отказывать Дине Корзун, и я слушал дальше.

— Мы с Чулпан Хаматовой,— Дина знала, что выдвигает второй серьезный аргумент, чтобы я заведомо не отказался,— мы организуем благотворительный концерт в театре "Современник". В пользу детей, больных раком крови. У нас участвуют хорошие артисты и музыканты, Гарик Сукачев, Юра Шевчук. Ставит концерт режиссер Кирюша Серебренников. Только мы хотели попросить вас, Валера, чтобы вы написали для нашего концерта пресс-релиз, всего полторы странички.

Если бы Дина сказала, что за изготовление пресс-релиза будет выплачено существенное вознаграждение, я бы немедленно и с облегчением отказался. Но речь не шла ни о каких деньгах. Речь шла о больных раком крови детях, которым не хватает донорской крови и надо немедленно купить для облучения донорской крови специальный аппарат за $250 тыс. Речь шла о трогательных молодых женщинах и талантливых актрисах Диночке и Чулпашечке (так я стал называть их почти сразу, а они меня — Валерочкой). Им надо было помочь, потому что они не зарабатывали денег на этом своем выступлении и потому что... Ну, потому что ни у одного приличного человека не хватило бы духу отказать им.

Я посидел ночь, написал пресс-релиз, послал его Дине и невыспавшийся поехал на работу, чтобы запороть там пару ответственных заданий начальства. Дина позвонила к вечеру и сказала:

— Прекрасный пресс-релиз, прекрасный! Я никогда не читала такого пресс-релиза, чтобы дух захватывало и слезы подступали к горлу. Мы сегодня собираемся,— Дина назвала адрес и время,— чтобы обсудить наш концерт. Может, приедете?

Я подумал: "Коготок увяз — всей птичке пропасть", отменил пару условно важных встреч и поехал по указанному Диной адресу. Там я познакомился с Чулпан Хаматовой. Мы курили на улице. Каждый второй прохожий останавливался и благодарил Чулпан за такую роль, за эдакую роль, за то, что она вообще есть. Я физически ощущал чудовищную энергию человеческого обожания, которую можно же направить на спасение тысяч детей от смерти.

Во время обсуждения будущего концерта выяснилось, что у концерта нет сценария, что артисты, согласившиеся принять участие в благотворительной акции, не знают, что говорить. Разумеется, сценарий попросили написать меня, и я не смог отказаться. У меня было такое чувство, как бывает, наверное, у охотников, когда оказывается у них в руках мощное и совершенное оружие,— хочется стрельнуть. Вот и мне нестерпимо хотелось стрельнуть посредством Дины Корзун и Чулпан Хаматовой, поразив или хотя бы поранив своим выстрелом самую страшную на земле болезнь — рак.

Птичке пропасть

Я принялся за написание сценария. По объему сценарий равнялся четырем полосным статьям в газете, но невозможно было оценить эффективность потраченных мною усилий, потому что не было главного критерия оценки — денег. Странным образом эту работу я делал добросовестнее и тщательнее, чем когда бы то ни было делал какое бы то ни было из своих журналистских заданий. Я встречался с врачами и больными детьми. Я разбирался в проблемах и раскапывал истории. У меня не получалось сказать себе "это всего лишь работа", потому что за работу платят деньги, а тут не платили ничего. Я и сам не заметил, как стал относиться к больным детям, онкогематологии, концерту, театру так, будто все это касается меня лично. С тех пор я думаю, что любой благотворитель в становлении своем проходит две стадии. Сначала он понимает, что некая проблема, о существовании которой он и не знал накануне, касается его лично. И впадает в отчаяние. Потом он замечает, что есть многочисленные люди, весьма эффективно справляющиеся с отчаянной проблемой. И оказывается, ради борьбы с отчаянием, личным отчаянием благотворителя, нужны всего лишь деньги. Или, как в моем случае, довольно много, конечно, но всего лишь моего труда. Проблема перестает быть неразрешимой, и трагической, и безнадежной. И, стало быть, ради надежды благотворители жертвуют деньги, а волонтеры делают черную работу.

Когда сценарий был написан, представление отрепетировано и настал день концерта, я вошел в зал театра "Современник" и удивился, что зал полон. Вряд ли хоть кто-нибудь из этих людей в зале стал бы слушать меня просто так, без посредства артистов. Вряд ли кто-то всерьез отнесся бы к тому, что мне третий уже год снится (а иногда является призраком наяву) погибшая от грибковых осложнений девочка Надя. Вряд ли кто-то просто так стал бы сопереживать чувству бессилия, которое испытывает врач, когда ребенка можно было бы вылечить, но нет лекарств. Но театр — специальное место. Люди приходят туда нарочно, чтобы слушать и сопереживать.

Я сидел в зале и слушал, как Дина и Чулпан произносят со сцены написанный мною текст так, будто это их слова. В тех местах, где я предполагал, что зритель должен плакать, я сам плакал как дурак, сидя в зале. В концерте было полно ошибок и технических накладок, но это не имело значения. После концерта мы (врачи, волонтеры, артисты, музыканты, режиссер, администраторы, я) обнимались, веселились и отправились выпивать, потому что у нас получилось. Мы любили друг друга, и нам всерьез казалось, будто наша любовь друг ко другу сильнее смерти и способна побеждать смерть, как бы пафосно ни звучали эти слова. Нам так казалось.

Шоу продолжается

Мы собрали значительно больше намеченных $250 тыс. Главный режиссер театра "Современник" Галина Волчек решила сделать наш благотворительный концерт 1 июня (в День защиты детей) традиционным и ежегодным. Нам проще простого было разговаривать с богатыми спонсорами. Они легко соглашались дать нам денег на следующий концерт. Хотите декорацию? Пожалуйста. Хотите телетрансляцию? Пожалуйста. Хотите сценический свет?

Весь год после нашего первого концерта мы дружили и чувствовали себя этакой семьей, которая занимается лечением своих больных детей, и дети выздоравливают. Главный врач больницы отказывался устанавливать купленный нами прибор для облучения донорской крови, поскольку прибор этот противоречил коррупционным схемам поставок медицинского оборудования, но мы напускали на главврача друзей-журналистов, и проблема решалась. Таможенная служба запрещала ввозить в страну новейшие препараты, но вот в клинику приезжал президент Путин, обещал отменить идиотские таможенные запреты и, более того, обещал построить современный детский онкогематологический центр. Не было для больных детей донорского костного мозга, но мы собирали доноров, и доноров приходили сотни. Не было лекарств для детей, но были сотни людей, готовых в любой момент пожертвовать денег и купить эти лекарства.

Я не знаю, что потом случилось. Вокруг врачей, которым Путин пообещал строить онкогематологический центр, закрутилась отвратительная интрига с печатанием клеветы во всех газетах. Вокруг волонтеров, собиравших доноров крови и костного мозга, закрутилась отвратительная интрига во всех газетах. Про наш следующий концерт, в котором бесплатно принимали участие артисты от Сергея Юрского до Земфиры, только ленивый не написал, что это, дескать, безвкусица и с нашей стороны самопиар.

Путин все соврал про строительство нового центра. Донорского костного мозга как не было, так и нет. Жизненно важных лекарств для детей в этом году не бывало месяцами. Нашу даже не зарегистрированную толком благотворительную организацию, кажется, посчитали серьезным игроком в борьбе за деньги национального проекта "Здоровье", серьезным игроком в благотворительном бизнесе, серьезным политическим игроком и серьезным игроком в шоу-бизнесе тоже. Это как если бы ребенка вдруг посчитали серьезным боксером.

Нам было тяжело и обидно. Если бы мы зарабатывали на этом, то закрыли бы бизнес. Но мы не зарабатывали, закрывать было нечего. Отказаться было нельзя. Месяцами лекарства для детей, больных раком крови, закупались на деньги жертвователей благотворительного фонда Дины Корзун и Чулпан Хаматовой. И в этом есть моя лепта. Очень скромная. Я писал сценарии и заметки.

Но горжусь этим как ничем в своей жизни.

ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН