Что было на неделе

       Общительный нрав президента Ричарда М. Никсона, начавшего свое изучение нынешней политической ситуации в России со встреч с Александром Руцким и Геннадием Зюгановым, вызвал у президента Ельцина сильное негодование. Обиженный российский президент решительно отказал Никсону в аудиенции, присовокупив, что и "правительство не примет, и Филатов не примет. Пусть знает, что Россия все-таки великая страна".
       Поскольку Никсон ехал в Россию не совсем как любознательный путешественник, вольный выбирать себе общество про вкусу, а изначально домогался приема у высших российских руководителей, то начинать визиты с Руцкого и Зюганова, расставляя приоритеты таким образом, в самом деле не вполне сообразно дипломатическому этикету. На фоне старой истории с отелем "Уотергейт", конечно, мелочь, а все-таки — faux pas. Ельцин же вел себя примерно как Папа Римский, узнавший, что некто, отрекомендовав себя благочестивым паломником, по прибытии в Рим вместо того, чтобы для начала приступить к целованию папской туфли, немедля устремился в римские бордели и оттуда не вылазит — естественно, что шансы такого паломника на аудиенцию у Папы сильно снижаются. Однако история никсоновского зюгановгейта может иметь и любопытный экономический подтекст. В 1956 году рьяный оппонент Милтона Фридмана и не менее рьяный поклонник Джона М. Кейнса антимонетарист Джон К. Гэлбрейт так писал про Ричарда М. Никсона: "Наша страна стоит на развилке политического пути. В одном направлении — земля клеветы и страха, земля коварной инсинуации, отравленного пера, анонимного телефонного звонка и суетливой толкотни, земля уничтожения, хищничества и победы любыми средствами. Это земля Никсона. Но Америка может выбрать и нечто другое". Отказавшись от монетаризма и перейдя на кейнсианские рельсы в экономике, Ельцин и Черномырдин, вероятно, решили исполнить заодно и политические заветы Гэлбрейта — и "выбрали нечто другое".
       Выбор этот весьма огорчил свиту Никсона, и наперсник уотергейтского героя, наш бывший соотечественник Дмитрий Цимес укорил неблагодарного Ельцина, указав, что именно Никсон впервые ввел Ельцина в Белый дом к президенту Бушу.
       Вероятно, Цимес сызмальства был настолько увлечен политологией, что не читал "Трех мушкетеров" и, следственно, не знает хрестоматийные слова Атоса — "Милейший д`Артаньян, вы всегда будете прескверным сочинителем писем. Попрекнуть благодеянием — значит оскорбить". С другой стороны, игноранс Цимеса распространяется не только на роман "Три мушкетера", но и на руководства по дипломатической практике. Решая проблему, как бы пообщаться с более или менее сомнительными фигурами страны пребывания, не роняя в то же время достоинство своей державы и не порождая двусмысленных толкований, дипломаты изобрели удобную должность пресс-атташе, который в видах научного изучения прессы и общественного мнения общается порой с самыми удивительными людьми, а затем приватно докладывает о результатах своих бесед послу, который в глазах публики оказывается как бы и не при чем. Применяя данную стандартную модель к "великому посольству" Никсона, нетрудно заметить, что в роли общающегося с Руцким пронырливого атташе должен был бы выступить как раз Цимес, состоявший при Никсоне на побегушках. Манкировав своей прямой обязанностью и подставив патрона, Цимес не придумал ничего лучшего, чем свалить все на неблагодарного Ельцина — чем лишний раз доказал, сколь неразумно импортировать советологов из России в США, хотя, как гласит применимая и к заокеанским реалиям русская пословица, "советологов не сеют и не жнут (а равно не импортируют. — Ъ), они сами растут".
       Наряду с советологами не сеют и не жнут также и генеральных прокуроров. Биржевик Константин Боровой отмечал, какое потрясающее впечатление произвел на него "Алексей Казанник с дикцией умственно отсталого ребенка и похожими поступками", а генеральный прокурор решил окончательно добить впечатлительного Борового и сообщил, что Совету федерации не следует принимать его, Казанника, отставку.
       Ежели говорить о прокурорской дикции, то Боровой, конечно, слаб в дефектологии. Манера прокурорской речи (четко нарубленные фразы, полное отсутствие неизбежных в живой речи синтаксических погрешностей, отсутствие нормальных для русской речи редукции безударных гласных и глотания согласных, т. е. фактически неживой, искусственный язык) если уж и вызывает прискорбные ассоциации, то скорее с каллиграфически вычурной манерой письма, наблюдаемой при некоторых видах шизофрении — и детский дебилизм тут решительно не при чем. Другое дело, что прокурорские откровения в самом деле не могут не потрясти впечатлительного человека. Отставка и вправду не всегда бывает продиктована искренним желанием покинуть пост, а может быть, наряду с прочим, также и средством давления, способом торговли etc. Но при всех обстоятельствах игра в отставку предполагает определенные правила и определенный риск: сделав заявление об отставке, политик может назначить условия, при которых он готов взять ее обратно, но если его условия не принимаются и тем более если он их даже и не назначал, он вынужден отвечать за свои слова и — быть может, со страшным зубовным скрежетом — уходить с поста. В переводе с инопланетного языка (на каковом, по мнению некоторых наблюдателей, изъясняется Казанник) на русский его призыв к СФ звучит следующим образом: "Я сжег корабли, а потом передумал, так что вы эти корабли, пожалуйста, восстановите". Не только в России, но и на всей Земле такая манера ведения дел свидетельствует о крайней неспособности осознавать смысл своих действий и, следственно, отвечать за них. На уместном при обсуждении поступков бывшего прокурора юридическом языке это называется недееспособностью, а рассуждения про инопланетян лучше использовать при анализе деяний какого-нибудь космонавта — но уж никак не юриста.
       Назойливое упоминание инопланетянина, возможно, связано с отмечавшимся 9 марта шестидесятилетием со дня рождения космонавта Гагарина. Здравствующий коллега Гагарина думец-космонавт Севастьянов отметил, что с именем первого космонавта был связан ряд мифологических представлений и одна ученица третьего класса так и написала в школьном сочинении: "Гагарин вовсе не умер. Он просто улетел на другую планету и еще когда-нибудь к нам вернется".
       Если третьеклассница права, то на роль Гагарина-инопланетянина наряду с Казанником может претендовать и председатель РДДР Гавриил Попов. Установив, что весь казус с амнистией является интригой президентской администрации, Попов привел пример другой коварной интриги, имевшей место 3 октября прошлого года: "Пришлось идти на специальные акции: отводить милицию, создавать у оппозиции соблазн легкой победы, 'подставлять' мэрию и телевидение, впустить в Москву отряды из провинции и т. п.".
       При анализе событий 3 октября устойчиво конкурируют две версии. Одни полагают, что видеть в извечном русском бардаке премудроковарный замысел — это примерно то же, что обвинять Николая I в сознательном провоцировании событий 14 декабря 1825 года. Другие считают, что самая слабость государства не может быть ничем иным, как только сознательным волевым актом этого же государства — чтобы обмануть противников. Спор чисто философский и потому в принципе неразрешимый. Однако в случае с Поповым философский спор (как это часто с Поповым бывает) приобретает трагифарсовый оттенок. Именно Попов, выступая в ночь с 3 на 4 октября с балкона Моссовета, объяснял происходящее никак не коварством президента, но имманентной природой советской власти и призвал физически сровнять Белый дом с землей — причем немедленно. Если сам кровавый Ельцин все же отводил артиллерийским аргументам скорее психологическую роль, то Попов отводил им роль чисто фугасную: цель стрельбы не капитуляция, но уничтожение. С той ночи никакой существенно новой информации по событиям 3 октября не прибавилось, следственно, Попов был готов уничтожить несколько тысяч человек под обломками Белого дома единственно за то, что небольшая часть из них поддалась на сознательную ельцинскую провокацию. Возможно, конечно, что Попов только теперь понял, в чем дело, но после таких зажигательных призывов принято по крайней мере сообщать: "Извиняйте, передумал". В том, что Попов принципиально не помнит сегодня о том, что он говорил и делал вчера, многие видят проявление крайнего цинизма, но теперь для называния человека, не способного отвечать за свои речи и поступки, найдено гораздо более удачное слово: инопланетянин.
       
       МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...