В новом концертном зале Мариинского театра маэстро Валерий Гергиев открыл цикл бетховенских концертов. Первую и Третью симфонии композитора, а также его Второй фортепианный концерт с солистом Алексеем Володиным в режиме акустического теста слушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Возможно, столь серьезную программу стоило отложить на год, примерившись к акустике нового зала менее ответственным репертуаром. Ведь на самом деле первые концерты новой мариинской сцены прочно объединяет другой цикл — "акустический тест". Это огромная, на несколько месяцев, программа с особым репертуаром, включающим в себя осколки всех жанров и стилей симфонической, оперной и балетной музыки. Затея скорее не художественная, а техническая: новый концертный зал, обладающий прекрасными, но пока не до конца освоенными акустическими характеристиками, должен "разыграться". Это как с музыкальными инструментами, которые могут годами "согреваться" под пальцами музыкантов и лишь после того отблагодарить их хорошим звуком.
Сейчас уже понятно, что звук у акустического объема зала действительно великолепный, но пока довольно капризный. Мне, например, впервые довелось наблюдать, как маэстро Гергиев задумал и требует от оркестра одно, а получается нечто другое. Причина, вероятно, в непривычной для оркестрантов реакции их инструментов на отработанные штрихи и динамику. Во всяком случае, несбалансированность звука различных оркестровых групп была очевидна. Например, медные духовые постоянно оставляли шлейф отголосков, которые повисали диссонансом на фоне последующих гармоний. А деревянные духовые в среднем регистре то и дело выползали поверх мелодических линий у струнных малозначимыми гармоническими голосами. Струнные же в среднем регистре, как ни старался Валерий Гергиев их "раскочегарить", не давали должной интенсивности звука.
Это было особенно заметно по отчаянной жестикуляции дирижера в знаменитом траурном марше из Третьей симфонии Бетховена, когда он почти "прямым отжимом" вытягивал из оркестрантов звук, но не мог добиться его должной силы. Литавры же, напротив, звучали как-то по-африкански жестковато, не сливаясь с оркестром в тембральном комплексе. Каждое из этих несовершенств можно было бы в ином случае отнести на счет особой задумки дирижера, но только не в Бетховене, где всякое чуткое ухо и всякий знающий дирижерскую манеру Гергиева отметят их как недостатки.
Зато маэстро виртуозно управлялся с паузами, которые в этом зале "звучат" так же пронзительно, как порой неожиданная тишина в подземном тоннеле метро, когда там вдруг останавливается поезд. Все, кому довелось "услышать" под землей такой абсолютный звуковой вакуум, понимают, что на поверхности такое слуховое ощущение пережить невозможно. Разве что теперь в новом концертном зале, если дирижер умело воспользуется этим сильным акустическим ресурсом.
Оказалось, что солировавший во Втором концерте молодой пианист Алексей Володин тоже умеет работать с тишиной. Он любит pianissimo, и ему удается расцвечивать едва слышимый звук разнообразными тембральными оттенками. Может быть, ему не хватает яркого, блестящего пианизма, но, по большому счету, цена блеска и яркости несопоставима с его тонким, выверенным и остро переживаемым поиском сокровенного звука. Он играл Бетховена очень осторожно, как бы на ощупь, и поначалу хотелось даже подзадорить его. Но такт за тактом пианист аргументировал свои отношения с роялем все новыми звуковыми прелестями, которых он добивался от инструмента. В каденции же первой части в кристальной тишине зала его пианизм достиг волшебства звукоизвлечения. Что повторилось и в пьесе на бис — Экспромте Ges-dur Шуберта, пленительной романтической музыке, растасканной на сотни саундтреков.
Новый мариинский зал на 1100 мест на открытии бетховенского цикла был полностью заполнен, но концерты "акустического теста" — это лишь пробы зала, так что публика на них попадет исключительно приглашенная. Дата первого публичного концерта с открытой продажей билетов в новом зале пока не известна. Такую щепетильность театра и осторожность господина Гергиева вполне объясняет этот концерт. Концертный зал Мариинского театра уже уникальная музыкальная площадка, но чтобы его можно было оценить по заслугам, необходимы еще большие "отделочные работы" силами оркестра Мариинского театра и его художественного руководителя.