Субъект экономики
Когда государство научится воспринимать НКО всерьез
29 ноября в Сколково прошла конференция «Технологии добра». Организаторы обозначили ее как пространство для открытого и конструктивного диалога между государством, бизнесом и некоммерческими организациями. На пленарной сессии «Национальные цели — 2030: роль благотворительного сектора» выступил президент Русфонда Лев Амбиндер:
Лев Амбиндер
Фото: Арсений Несходимов
Лев Амбиндер
Фото: Арсений Несходимов
— Уважаемые коллеги, развитие третьего сектора напрямую связано со становлением триады «власть—бизнес—благотворительность». Только в этом единстве возможно признание наших фондов субъектами экономики. Мне говорят, что уж с этим-то у нас все в порядке. Но ни Русфонд, работающий с 1996 года, ни Национальный регистр доноров костного мозга (Национальный РДКМ), созданный нами в 2017 году, в федеральных органах здравоохранения таковыми не признаны. Мне отвечают: эксцесс исполнителей. А в целом порядок!
Давайте по порядку. Некоммерческий Национальный РДКМ ежегодно обеспечивает трансплантатами треть всех неродственных пересадок костного мозга в РФ. За одиннадцать месяцев 2024 года — 122 трансплантации, в том числе треть поставок — из-за рубежа. Все вместе они обошлись нам в 185 млн руб. Между тем в России с 2022 года существует Федеральный регистр доноров костного мозга. Его ведение поручено Федеральному медико-биологическому агентству (ФМБА) России. Соответственно, ФМБА получает госбюджет на его строительство и обслуживание, а Минздрав РФ — на подбор доноров и на трансплантации.
В Национальном РДКМ сейчас 101 313 доноров. Русфонд вложил в создание этой базы 1 млрд руб. Такие пожертвования до 2022 года были оправданы отсутствием юридической базы. Но теперь-то? Законы приняты, бюджетами ведомства наделены.
Я еще не сказал: Национальный РДКМ оказался эффективнее госструктур. Он строит донорскую базу быстрее и вдвое дешевле, и сроки на подбор донора для больного у него вдвое короче, и сама база втрое качественнее. О последнем спрашивают: а уж это как вычислили? Вот как: из каждых 100 доноров, первично совпавших с пациентами, у госструктур лишь 23 становятся реальными донорами, а у нас — 76. Это оттого, по-моему, что Национальный РДКМ совмещает рекрутинг доноров и эксплуатацию их базы, а в госсекторе процессы разделены между ФМБА и Минздравом. Разумеется, для объективного анализа нужны единые для всех показатели и общая статистика. Но в открытом доступе у ведомств ничего нет.
И вот госсектор продолжает строить за госсчет, а НКО — за свои. Но в итоге результаты труда госсектора и НКО стекаются в одни и те же клиники Минздрава. ФМБА не признает Национальный РДКМ поставщиком? Да. Но клиникам Минздрава без разницы, они работают напрямую с нашей медицинской дирекцией.
А теперь откуда берутся деньги на Национальный РДКМ. Когда этот вид донорства не был оформлен законом и отсутствовало госфинансирование, наши частные и корпоративные благотворители были расположены жертвовать. Теперь куда сложнее! Есть же госфинансы, говорят нам, стучитесь... Крутимся, коллеги, крутимся! Если выиграем конкурс Фонда президентских грантов, становится легче: его грант — мощный аргумент для читателей.
Сегодня Русфонд — это до 600 тыс. частных благотворителей и 1 тыс. корпоративных в год, сборы по 1,5 млрд руб. и помощь для 2 тыс. детей. Это холдинг из четырех фондов со штатом свыше 100 человек, сетью представительств по стране и 138 федеральными и региональными СМИ-партнерами. Это 80 клиник-партнеров, десятки поставщиков лекарств и прочих медицинских изделий. Но мы — НКО и по-прежнему для властей «общественники».
Необременяющее и необязывающее партнерство. Хотя способность наших фондов создавать миллиардные обороты, грамотно вкладываться и оперативно распределять ресурсы — это предпринимательство.
Я понимаю, сейчас не до перемен. Но кое-что все же можно сделать и сейчас. Если думать о пациентах, о тех, кого еще можно спасти. До этого года клиники на деньги НКО получали импортные трансплантаты. В 2023 году импорт спас 100 пациентов, в том числе 41 трансплантат ввезли мы. В 2024 году ФМБА имеет госбюджет на 100 импортных поставок и приобрело десять штук. А мы — 40, и опять за свои. Почему бы ФМБА не финансировать НКО хотя бы здесь? Нет ответа. Мы закупаем и ввозим этот товар с 1998 года, накоплен опыт, у нас прочные связи с поставщиками. И мы все еще неприемлемы.