Кто не спортует, тот не пьет шампанского

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

У уходящего спортивного года, как у всякого другого спортивного года, было много лиц. Очень разных. В том числе таких, которые, конечно, сразу хочется сделать его символами, потому что прекрасно, когда символ, картинка на обложку — выражение чистого, без примесей счастья, какое, может, лишь спорт и дарит. Как у героев парижской Олимпиады — бьющего очередной мировой рекорд, взлетая на космическую для остальных высоту, шведского прыгуна Арманда Дюплантиса, собирающих стопки наград французского пловца Леона Маршана и американской гимнастки Симоны Байлз, добывающего пятую золотую олимпийскую медаль в виде, в котором и три-то уже что-то невероятное, кубинского борца Михаина Лопеса и своей первой золотой олимпийской медалью заполняющего на закате карьеры единственный в ней пробел сербского теннисиста Новака Джоковича. Как у испанского школьника Ламина Ямаля, в 17 лет вместе со сборной Испании выигрывающего чемпионат Европы. Как у словенского велосипедиста Тадея Погачара, которому удается то, что в этом веке казалось невозможным,— покорить одну за другой обе главные многодневные гонки, Giro d’Italia и Tour de France.

Как у спортсменов российских. Их почти не было в Париже, но без них перечень выдающихся спортивных подвигов, совершенных в минувшие 12 месяцев, все-таки смотрелся бы неполным. Как, например, обойтись без боксерского поединка соотечественников-полутяжеловесов Артура Бетербиева и Дмитрия Бивола и вырванного в нем с кровью Бетербиевым звания абсолютного чемпиона мира или голов дождавшегося без малого в 40 то ли второго, то ли третьего дыхания хоккеиста Александра Овечкина, приблизивших его к титулу лучшего снайпера НХЛ всех времен уже чуть ли не вплотную?

Список, имена из которого без придыхания не произнесешь, длинный. Но в каком-то смысле совершенно бесполезный из-за обилия других лиц и эпизодов, претендующих на то, чтобы стать символами года, и, кажется, замазывающих густой краской те, что ассоциируются с торжеством и триумфом. В них, других лицах и эпизодах, сосредоточена не сиюминутная радость, а нечто более глубокое и сложное.

Образ футбола в 2024 году — это не только, а может, и не столько финты Ямаля, сколько выход его партнера по сборной Испании Родри за «Золотым мячом» на костылях. Железный человек, раньше не знавший о травмах, но сломанный все уплотняющимся и уплотняющимся ради денег календарем и присоединившийся к уже огромному и громкому хору голосов, требующих положить конец произволу футбольных функционеров. А образ Олимпиады — не только овации и фанфары в адрес Дюплантиса, Джоковича и Байлз, но и сдержанная, словно вымученная, улыбка на церемонии награждения алжирской чемпионки по боксу Иман Хелиф, уже знающей, разумеется, какие страсти ее, спортсменки, не прошедшей гендерный тест Международной боксерской ассоциации (IBA), появление в Париже вызвало, хотя вряд ли догадывающейся, как далеко — аж до ООН, до изучения под микроскопом деталей медицинской карты — доберется обсуждение локальной поначалу истории.

2024 год был годом скорее не великих побед, а непростых вопросов

Про футбольный календарь и полномочия футбольных структур, которым угрожают судебными исками. Про то, как точно, чтобы всех устраивало, отличить спортсменку от спортсмена. Про то, как и кто будет руководить Международным олимпийским комитетом, явно уже не абсолютно монолитным при оценке незыблемости своих краеугольных принципов. Про то, какое место в ближайшее время будет в олимпийском движении у России, которую уже вроде бы хотят вернуть и которая сама хочет вернуться, но все — с оговорками. Они, оговорки, есть во всех этих темах, вытащенных необычным спортивным годом на свет вместе с ощущением скорее не чистого счастья от соприкосновения с призванным дарить его жанром, а неизбежно надвигающихся потрясений. И хорошо бы, чтобы не катастроф.