Был бы человек, а права найдутся

10 декабря президент России Владимир Путин в режиме видеоконференции провел заседание Совета по развитию гражданского общества и правам человека. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, конечно, обратил внимание на то, что в какой-то момент во главу угла атаки на покушающихся на права человека встал «Орешник», который, по словам верховного главнокомандующего, нуждается в постоянном совершенствовании не меньше, чем ядерная доктрина или институт защиты прав человека.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Видеоконференция с членами президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека, гроздьями разместившимися в каких-то тесных аудиториях и, казалось, свисающих друг на друга, проходила в Международный день защиты прав человека; к нему, очевидно, и была приурочена.

Сразу следует сказать: бузотеров в совете, можно сказать, не осталось, так что и неожиданностей ожидать не приходилось. Так что заседание проходило, как говорится, в конструктивном ключе.

Президент сразу расставил, если что, акценты: государство выполняет все свои социальные обязательства. Не очень понятно, имел ли он в виду и обязательства по защите прав человека. Но не удивлюсь, если имел.

Если и так выполняет, то о чем тогда еще и говорить-то, казалось бы. Но вроде нашлось.

Глава совета Валерий Фадеев пояснил, как тут наиболее безошибочно действовать.

— Важная часть деятельности совета — это совместная работа с органами публичной власти над вашими, Владимир Владимирович, поручениями,— сообщил он.

Вот в этом направлении. Вот таким образом.

Сам Валерий Фадеев заострил вопрос о школьном образовании, точнее о ЕГЭ. Речь не идет о его отмене, предупредил он (уже спасибо).

Минус ЕГЭ, по его словам, в том, что «часть учебных предметов оказываются второстепенными, фактически ненужными».

То есть совет намерен защищать права школьников на системные знания, даже если (точнее, тем более если) они сами отказываются от них. Что ж, к сожалению для Министерства просвещения, это та отрасль, до которой есть дело всем, в том числе и Валерию Фадееву.

— Например, в этом году географию сдавали только три процента выпускников, литературу — восемь процентов, историю — побольше, шестнадцать процентов,— рассказал он.— Это ценностные дисциплины — они помогают формированию культурного кода молодого человека, его цивилизационной идентичности!

Знали бы подростки, что драматически и бесповоротно теряют цивилизационную идентичность,— сдавали бы географию как заведенные.

— Вопрос по географии: «Куда впадает река Волга?» Из молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет только 18 процентов знают, что Волга впадает в Каспийское море,— рассказывал Валерий Фадеев.— Среди старшего поколения, окончившего еще советскую школу, правильный ответ тоже знают не все, но все же это 60–70 процентов. Другой вопрос: «Что означает слово "Кузбасс"?» Среди молодежи только те же 18 процентов отвечают правильно. По литературе несколько каверзный вопрос: «Кого убил Чичиков в поэме Гоголя "Мертвые души"?» Среди молодежи правильный ответ «никого» дали 7 процентов респондентов! Среди старшего поколения — 22 процента (тоже убийственно мало.— А. К.).

Но слава Богу, что на защите фундаментального права ребенка знать, что Чичиков никого не убивал (в отличие от Раскольникова хотя бы), мертво стоит над детскими душами Валерий Фадеев и его совет. Так что все не так плохо: можно попробовать спасти.

— Нужна некая интегральная оценка знаний выпускников школы,— пояснил глава совета.— Например, средний балл, как это было в Советском Союзе.

В Советском Союзе все лучше, как выясняется, и лучше. Еще не все из него вернули в действительность. Колодец неисчерпаем. Этот балл, как пояснил глава СПЧ, мог бы высчитываться как средняя оценка, полученная учеником, например, за полугодие.

— Фактически это будет четвертая оценка: три экзамена плюс средний балл,— пояснил Валерий Фадеев.

Он, к счастью, еще не решил, «по какому кругу учебных дисциплин». Но не исключено, что и по всем. А может, по трем.

Впрочем, если по трем, то, боюсь, есть опасность не защитить весь спектр прав ребенка, а для членов совета это, конечно, красная линия. Так что, видимо, по всем.

Кроме того, необходимо защитить права детей мигрантов и детей от детей мигрантов. Механизм в обоих случаях один и тот же:

— Сейчас в Государственной думе в стадии принятия находится закон, который позволит школам не принимать детей, не владеющих или слабо владеющих русским языком,— разъяснил Валерий Фадеев.— И это правильно — мы всегда поддерживали такую позицию. Дети, не говорящие по-русски, и сами не могут учиться, и другим мешают!

Что ж, дети мигрантов, очевидно, перестанут ходить в российские школы, а за ними и сами мигранты перестанут ездить в Россию. И за ними придется ездить, а они будут работать уже в других странах.

Член СПЧ Александр Ионов настроен был поговорить об институтах правозащиты. Что ж, это ведь его тема.

В его исполнении все было, впрочем, предсказуемо.

— К сожалению,— припомнил он недоброе,— долгое время у нас работали ангажированные организации, получившие иностранное финансирование и используемые теми же Соединенными Штатами как один из инструментов глобальной гибридной войны. Но сегодня на смену приходят новые правозащитные НКО, ставящие перед собой понятные и справедливые задачи поддержки разных слоев населения.

Новая риторика сейчас актуальна как никогда. Полутонов больше нет.

Александр Ионов анонсировал появление новой организации:

— Известными российскими правозащитниками и активистами, Владимир Владимирович, членами СПЧ и Общественной палаты России было принято решение о создании автономной некоммерческой организации — Национальный правозащитный комитет («для формирования нового правозащитного сообщества в нашей стране»)!

А это, похоже, приговор. Всем остальным правозащитным организациям.

— 13 декабря мы проведем пресс-конференцию,— и от этого было уже не по себе,— где мы… представим первую часть ситуационного доклада с правами человека в Соединенных Штатах (Вот где поле непаханое! — А. К.). Прошу вас поддержать данную инициативу.

Последняя просьба также звучала ультимативно. Поддержать хотелось даже мне. Просто от греха.

— Информационная политика недружественных стран по отношению к России и нашим союзникам продолжает оставаться хорошо скоординированной, обеспеченной финансированием и включает в себя блокировку российских информационных ресурсов,— рассказывал Александр Ионов.

— Но сегодня глобальная архитектура правозащиты смещается в сторону мирового большинства.

Многое прояснилось после одного, почти невольного признания Александра Ионова:

— Я и сам, к сожалению, нахожусь в международном розыске по запросу Соединенных Штатов.

Еще больше все прояснилось, когда Александр Ионов добавил:

— С целью дальнейшего развития международной правозащиты прошу вас поддержать инициативу по созданию международной неправительственной организации в рамках союза БРИКС с целью формирования новой глобальной архитектуры гуманности. Под эгидой этой организации будет работать мультиязычный мониторинговый правозащитный портал, где будет размещена общедоступная итоговая информация об отчетах по соблюдению прав человека в разных регионах.

То есть речь Александра Ионова свелась к банальному финансированию. А мы-то думали.

Владимир Путин между тем согласился с оценкой «того, что было раньше».

— Хотя и многие люди и в прежней системе отчета работали искренне и старались сделать все для того, чтобы решать задачи внутри страны,— добавил, впрочем, президент.

То есть, получается, полутона все-таки еще есть.

— Но мы с вами знаем, конечно: тот, кто платит, тот всегда заказывает музыку,— закончил Владимир Путин.

Все-таки, видимо, нет.

Насчет финансирования разговор тем временем все-таки тоже сложился:

— Когда мы сейчас говорим о финансировании правозащитной деятельности, нам нужно создать механизм использования средств, который отделял бы использование выделяемых ресурсов от источника. Нужно создать механизм или какую-то систему, которая бы использовала получаемые ресурсы самостоятельно.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Звучало туманно, но виделось, что получить требуемые деньги Александру Ионову будет не так уж просто.

— Понимаю, что это не так просто,— согласился и президент,— но к этому надо стремиться! Потому что как бы мы ни предавали анафеме то, что происходит с правами человека где-то за границей, но самая главная наша задача, конечно, обеспечить соблюдение прав человека в нашей стране.

Да что ты будешь делать! Все-таки давайте будем считать, что полутона есть. Хотя бы до следующего заседания СПЧ.

Но что-то подсказывает, что и Александру Ионову помогут: он в конце концов пострадавший:

— Вы сказали, что, к сожалению, находитесь в розыске по инициативе США. Но сожалеть не о чем! — успокоил его президент.— Мы все работаем здесь, живем здесь (то есть в обиду, в случае чего, не дадут, как, к примеру, и Башара Асада, который теперь тоже живет и работает здесь.— А. К.). Они пускай с собой сначала разберутся, они там скоро друг друга в розыск будут объявлять! Но это их проблемы, а мы давайте будем решать наши.

Член СПЧ Юлия Белехова говорила о защите прав военнослужащих на СВО, и причем дельные вещи:

— Вопрос непростой — вопрос пропавших без вести… Да, при статусе «пропавший без вести» есть обязанность у семьи сдать ДНК, но не у каждого военнослужащего есть родственники…

Предложение касается того, чтобы при подписании контракта… чтобы была обязательная сдача ДНК-материала. Ведь есть ребята-сироты, у которых родственников нет, ДНК-материал просто забирать неоткуда.

Юлия Белехова копнула, признаться, глубоко:

— Есть ситуации, когда есть отношения, не успели заключить брак, договорились, что обязательно после победы торжественно будет свадьба, но во время специальной военной операции родился ребенок, военнослужащий пропал без вести… И здесь, конечно, установление отцовства, если бы было ДНК, было бы намного проще. Поэтому предложение касается именно обязательной сдачи ДНК-материала.

Одного участника СВО выселяли из служебного жилья, и об этом тоже рассказала Юлия Белехова.

— Мне кажется, что мы столько со всех сторон предусмотрели всяких инструментов поддержки и ребят, которые жизнью рискуют ради Родины, и членов их семей,— удивительно, что у некоторых нет понимания важности этой работы. Странно даже! — прокомментировал Владимир Путин.— Сдача ДНК, мне кажется, это хорошее предложение...

Член СПЧ Алексей Мельников говорил про переполненность изоляторов и про то, что можно и нужно применять такую меру ограничения свободы, как залог.

— В целом я с коллегами считаю, что, если гражданин, допустим, нанес ущерб, который является измеримым и адекватным, а преступление не относится к категории особо тяжких, ему же можно назначить, например, сопоставимый залог, и вообще чаще применять эту меру пресечения, а у нас она применяется крайне-крайне редко. Таким образом, мы изоляторы разгрузим, а государство сэкономит средства на содержание этих граждан.

Тема не новая, но кто сказал, что ее не нужно поднимать?

— Я регулярно посещаю следственный изолятор №6 ГУ ФСИН России по городу Москве. Это женский изолятор так называемый, где содержатся в том числе беременные женщины, женщины с детьми,— пояснил Алексей Мельников.— На мой взгляд, когда женщинам не дают наказание в виде строгого режима, а содержание в СИЗО приравнивается, по сути, к строгому режиму, содержать процентов семьдесят контингента, который там находится,— не только конкретно в СИЗО №6, а вообще в большинстве подобного рода учреждений,— неправильно.

— Что касается залога вместо фактического лишения свободы,— предсказуемо прокомментировал президент,— наверняка можно: такие же у нас инструменты работают. Всегда вопрос социальной справедливости встает и поднимается людьми, которые придерживаются другой точки зрения, говорят, что богатые люди могут откупиться, могут внести залог, а люди с небольшими доходами не могут и будут сидеть.

И правда ведь досадно.

Ольга Демичева посвятила выступление медицинской помощи бездомным.

Так, врачи, бывает, не могут оказать ее, а хотят:

— В частности, из крупного города написал мне доктор, к которому по дежурству поступил бездомный человек с начинающейся гангреной стопы. При обследовании оказалось, что у этого человека полностью облитерирована, закрыта артерия ноги. И доктор поставил ему стент, вместо того чтобы ампутировать ногу, как того требует дешевая экстренная помощь. За это к доктору были предъявлены определенные претензии со стороны руководства. Мы, по счастью, благополучно решили этот вопрос, и Татьяна Николаевна (госпожа Москалькова, уполномоченный по правам человека в России.— А. К.) подключалась тоже. Но это не единичный случай, это только пример.

И Ольга Демичева была права:

— А ведь на самом деле это дешевле, чем многократно проводить реампутации одной и той же несостоятельной ноги. Нам дешевле качественно лечить людей...

Неожиданно снова вернулись к школьному образованию, и теперь — с точки зрения защиты прав учителей.

— Некоторые учащиеся нарушают элементарные правила поведения в школе,— рассказывал Владимир Иконников с Сахалина,— ведут себя вызывающе, позволяют себе оскорблять, иногда агрессивно себя ведут! Рассказывали, как распространяют в социальных сетях слухи об учителях (И всегда ли это слухи? — А. К.)! Бывают, к сожалению, случаи, когда портят вещи (учителей.— А. К.) или применяют физическую силу! Это происходит потому, что учащиеся пользуются своей безнаказанностью, ведь учитель имеет право только сделать замечание, может сделать запись в дневнике, пожаловаться родителю. В крайнем случае он отправит этого нерадивого ученика на совет по профилактике правонарушений.

Короче говоря, надо вернуть в школу оценку за поведение.

Что ж, может, и надо. А то сейчас лишь водители такси ставят пассажирам такую оценку.

И вряд ли это не вызовет энтузиазма. Ведь так было в Советском Союзе.

Да, уже все ведь, казалось бы, вернули. И каждый раз оказывается, что все да не все! Автомат сейчас не разбирают, кажется, на уроках возвращенного НВП (начальной военной подготовки), как в советское время. Но кто мешает разбирать и собирать на скорость дрон? И даже обязательно нужно.

Вернули бы уже в конце концов сам Советский Союз. Сразу все станет проще.

— Нет у нас в школах оценки за поведение? — поразился Владимир Путин.

— Нет этой оценки! — с горестным торжеством воскликнул Владимир Иконников.— И ее нельзя ставить!

— Понятно…— вздохнул президент.— Если ее нельзя ставить, значит, были какие-то причины у тех, кто принял такое решение…

Но предложил обсудить, и с таким видом, что стало ясно: видимо, и вернут.

Но это в конце концов безобидная вещь на фоне многого другого.

Вот, например, один из членов СПЧ предложил вести активную работу над совершенствованием ядерной доктрины: чтобы защитить права сразу всех россиян. И правда, тут уж не ошибешься (метров только если, говорят, на двести).

Но Владимир Путин и тут нашел как поправить:

— Вы говорили об ужесточении ядерной доктрины. Мы не ужесточаем ядерную доктрину, мы ее совершенствуем! А так по большому счету нам теперь нужно не ядерную доктрину совершенствовать, а «Орешник». Потому что, если разобраться, достаточное количество этих современных систем оружия ставит просто на грань…— он на секунду замялся, подбирая нестрашные слова.— Практически отсутствия необходимости применения ядерного оружия! Поэтому мы ведем себя достаточно аккуратно по всем направлениям, я бы сказал, даже сдержанно!

Вот оно: «Орешник» — новое оружие сдерживания.

— Но там, где нужно,— добавил президент,— проявляем необходимую волю — и на государственном уровне, и на уровне граждан Российской Федерации, которые живут здесь и хотят, чтобы здесь жили их дети, и считают Россию своей родиной, готовы все сделать для ее укрепления!

Заседание Совета по правам человека и развитию гражданского общества еще какое-то время после этого продолжалось, но на самом деле вот именно тут логично было его и закончить.

Или даже оборвать, как тот орешник.

Андрей Колесников